Какую роль в современной литературе играет фантастическое допущение? Своими размышлениями на эту тему с нами делится Глеб ГУСАКОВ, главный редактор издательства «Снежный Ком».
– Почему сейчас фантастические элементы появляются в произведениях самых разных стилей и жанров? Это кризис реалистической литературы? И что есть «нереальная проза»?
– Позволю себе не согласиться. Фантастические элементы использовали и классики – вспомним «Нос» Гоголя, например. Вдобавок существует огромный пласт литературы (по тиражам – подавляюще огромный), который прекрасно обходится без элементов несуществующего. Это в первую голову детективы – там никакая фантастика невозможна по определению, а во-вторую – женские романы, в том числе культивируемый сейчас «псевдовикторианский» роман. А если взять круче – так и «Имя Розы», и «Маятник Фуко» Эко, и «Магус» с «Коллекционером» Фаулза, и «Парфюмер» Зюскинда, и… да много чего ещё не содержит в себе НИКАКИХ фантастических элементов, следовательно – сугубо реалистичны.
Иное дело – представители так называемой высокой (или, если угодно – академической) ан масс – малотиражной литературы, или, как их через губу называют, работающие «в жанре» боллитра. Здесь на явление надо глядеть с двух сторон. Со стороны писателя это выглядит так. Если для фантаста фантастическое допущение – сюжетообразующий элемент, краеугольный камень, на котором строится его произведение, то для боллитриста это часто способ облегчить себе жизнь. Элемент необычайного, невозможного в его произведении – это некий трюк, приём, позволяющий гораздо проще решить Главную Художественную Задачу. То есть, по сути, элемент фантастического в таком произведении часто – не более чем экзотическая разновидность метафоры чего-то там такого. Следовательно – и не фантастический элемент вовсе.
Со стороны читателя… Современный читатель находится под мощным оболванивающим прессингом СМИ, внушающих ему веру в чудесатости и сверхъестественности. Известно, что ни одна «научно-популярная» передача на российском канале не пойдёт, если автор не подпустит туда, пардон, хрени про парапсихологию ли, летающие ли тарелки и прочая, прочая… Читатель погружён в мифологическое пространство симулякров несуществующего, поэтому охотнее кушает чтиво, приправленное небывальщиной, нежели чистый реализм.
Ну а «Нереальная Проза» – это такая серия издательства «Снежный Ком»…
– И откуда берутся рукописи для неё? Вы предпочитаете известных авторов или обращаете внимание даже на самотёк?
– У нас есть ещё серия «Настоящая фантастика». И в обеих сериях издательство работает как с талантливой молодёжью, так и с корифеями жанра. Главное – качественная фантастика плюс высокая литературная планка. Недавно вышедшая «Охота на Улисса» Бориса Георгиева – неожиданное открытие из самотёка, Хорсун и Лескова – тоже молодые дарования, надежда и будущее новой научной фантастики. Но не забываем и классиков: Войскунский, Юрьев, Филенко, Прашкевич… Сборник «Бозон Хиггса» создан молодыми и заслуженными сообща. Возможен любой подход к выбранной теме. «Третья концепция равновесия» Ярослава Верова или «2048. Деталь А» и «2048. Деталь Б» Мерси Шелли ближе к киберпанку, а «Аберрация» Дмитрия Федотова, посвящённая учёным, их ответственности за мир и последствия экспериментов, – продолжение традиций Ефремова.
– Можно ли сказать, что существуют пласты современной литературы, требующие от читателя предварительной подготовки, поскольку там своя символика, свой язык?
– А любой пласт любой литературы имеет свою символику, язык, правила. Даже детектив: нельзя, например, чтобы сыщик оказался убийцей. Как знаток фантастики не могу не вспомнить словосочетание «убийство Семецкого», которое понятно любому знатоку жанра, но совершенно ничего не говорит широкой публике. В той же фантастике существуют готовые наборы уже общепринятых клише, нечто вроде конструктора «Лего» для малышей, которые – естественно – кочуют от автора к автору. Нелюбителю фантастики они будут непонятны, вызовут долгие, глубокие и бесплодные раздумья и соответственно – отторжение. Как вызовут отторжение длинные рефлексии главного героя на отвлечённые философские темы у любителя жанровой литературы. Поэтому для любителя фантастики «Фантастика» Акунина – стройный ряд свежеизобретённых велосипедов, скукотища, а «Кысь» Толстой – заурядный «постъядер». Ибо любитель фантастики ценит новизну фантдопущения, оригинальность и степень проработанности вторичного мира, острый сюжет, а на стилистические изыски, к примеру, ему глубоко плевать.
– Литература катастроф – в чём причина её нынешней востребованности? Человек боится будущего и пытается его заклясть таким образом, отыграв кошмары в написанном/прочитанном? И что первично в этом – читательская или авторская потребность?
– И снова не соглашусь с привязкой к настоящему. Что-то мне такое в «Махабхарате» вспоминается. Да и Содом с Гоморрой – жестоко там было, ох, жестоко… Всегда обыватель любил попугать себя страшными сказками, дабы, высунувшись в окно, убедиться – не так всё и плохо у нас… Популярен же гораздо более постапокалипсис («постъядер» и пр.). Проблема выживания осколков социума ПОСЛЕ свершившейся катастрофы. Причём сам факт катастрофы, причины, к ней приведшие, для читателя не играют роли. Имеет место смена антуража литературы приключений. Если во времена Фенимора Купера и Роберта Стивенсона достаточной экзотикой были индейцы и пиратские клады, то сейчас читателю для нервной щекотки потребна иная экзотика, только и всего. А что первично? – нормальная работа механизма с обратной связью. Писатель живёт в социуме, а не в вакууме, общается с живыми людьми, пьёт с кем-то чай на кухне… Рождается идея. Вышла книга – оказалось, пользуется спросом. Спрос породил новое предложение. И так далее…
– Желание самовыражения – является ли оно уделом одних лишь графоманов или через это проходят все пишущие люди, и как найти баланс между безликим стандартом и полнейшей отсебятиной?
– Желание самовыразиться… Я бы определил иначе. Желание самовыплеснуться. Через него не проходят, оно должно быть в писателе постоянно, как только оно исчезает, исчезает и писатель. Потому что писать книги – очень тяжёлый и часто неблагодарный труд. Потому что выход книги в свет – в точности рождение ребёнка. Оттого писатели столь остро реагируют на критику: для всякой матери её ребёнок – наилучший. Даже если кривенький и горбатенький, но это ведь плоть от плоти. А книга – дух от духа.
Не было никакого безликого стандарта до появления терминов «формат» и «неформат». Стандарт – это когда есть с чем сравнивать. Был нормальный процесс: гении создавали направление, эпигоны первого эшелона расширяли и упрощали, а эпигоны этих эпигонов упрощали до уровня усвоения широкой публикой. Но я понимаю суть вопроса и отвечу так: в данную историческую эпоху это – вопрос профессионализма. Лезвие бритвы, бараньи ножницы Оккама: напиши своё, но так, чтобы издатель воспринял это как форматное.
– Каковы, на ваш взгляд, перспективы развития художественной литературы?..
– Я не пророк. Многие предсказатели попадали пальцем в небо. Пока я вижу, что будущее литературы – за новеллизациями популярных компьютерных игр и кассовых фильмов. Что никак не радует. Нам же хочется не только сохранить традиции Ефремова и Беляева, но вывести НФ на качественно новый виток, сопоставимый с уровнем мировой литературы.