Премия присуждена литературоведу, профессору РГГУ Юрию Владимировичу Манну. Это известие меня очень обрадовало. Юрий Владимирович – член нашего Российского ПЕН-клуба, мы этим гордимся, но не в этом дело.
В Риме действительно всё близко… Сейчас, когда актёр читал гоголевский отрывок «Рим», который я плохо помнил, вдруг испытал дежавю, потому что ещё пять минут назад, может, из той же точки, что и его таинственный герой-князь или он сам, смотрел на майский римский закат и видел те же слои архитектурных перспектив, что описаны в гоголевском тексте. Но в Риме сближены не только перспектива и архитектура. Здесь и времени, собственно, тоже нет, потому что оно близко. Город – вечный, Гоголю – всего двести лет. Очень легко сосчитать… Его юбилей уже прошёл, и кроме этой церемонии мы всё сделали, чтобы утомить Николая Васильевича. Но Юрию Владимировичу в этом году будет восемьдесят лет. Это серьёзный юбилей для живого человека. Вычтите из двухсот восемьдесят – получится всего сто двадцать. Вычтите из этого ещё годы, когда Гоголь стал действительно Гоголем, а это случилось к его двадцати четырём, двадцати пяти годам – разница между ними, Гоголем и Манном, получится ещё меньше. И ничего бы здесь сегодня не было, если бы гоголевские тексты до сих пор не жили, не звучали сейчас, а не двести лет назад. Это абсурд – обсуждать, что человек жил давно, когда он живёт сейчас.
Гоголь был, вообще-то говоря, гений, но порядочный плут (тут важны оба слова). Верить ему можно было мало в чём. Но обманывал он чаще самого себя и поэтому и остался гением. Почему мы сегодня находимся здесь, в этом французском доме? Это всё Наполеон виноват. Он купил этот дом специально. Он заразил всю Европу, всю культуру Европы, именно культуру, а не военщину, такой амбицией, что все захотели быть гениями… Если бы не было Отечественной войны 1812 года в России, у нас бы не было ни Пушкина, ни Гоголя, ни «Преступления и наказания», ни «Войны и мира». Вот роль этого ужасного человека, которого так не любил Лев Толстой. Зараза культурной европейской амбиции для России очень важна. Гоголь хотел быть всем: хоть поэтом, хоть министром, а оказался прозаиком. «Это всё француз гадит» – не помню, откуда это, но из Гоголя. Наполеон виноват, что мы сегодня в этом доме. Вот замысел, который ни Наполеону, ни Гоголю не снился. Это жизнь, это Вечный город…
Так вот, не доверяя Гоголю во многом, доверяю ему в двух случаях: одно – когда он узнал о смерти Пушкина (за границей, но не в Риме), он сказал: «Для кого я буду теперь писать?» Второе – это его последние слова, которыми и я молился, когда сам умирал, поэтому знаю, что они настоящие. Это слова, из которых ясно, что в Бога он верил: «Господи, как поступить, чтобы навсегда благодарно и вечно помнить преподанный мне Тобою в сердце урок?» Вот настоящие слова смерти.
Я хочу пожелать нашему лауреату, чтобы он долго нагонял эту разницу в возрасте с Гоголем, чтобы Гоголю не надо было больше переворачиваться в гробу со вздохом: «Для кого я всё это написал?..»
В эти дни Юрий Владимирович Манн отмечает 80-летие. «ЛГ» присоединяется к многочисленным поздравлениям.