«Интервью с Борисом Стругацким продолжалось тринадцать лет, за которые он ответил более чем на восемь тысяч вопросов», – рассказывает Владимир Борисов.
– Владимир Иванович, объять необъятное невозможно, и тем не менее… Как вы пришли к фантастике?
– Зайду издалека... Я родом из Хакасии, село Бея. Учился в Томске, в институте автоматизированных систем управления и радиоэлектроники, распределился в Пермь. Работал в НИИ управляющих машин и систем. Затем попал в Бийск вместе с женой. Это уже Алтайский НИИ химической технологии. Потом армия. Львовская область. Приехал вместе с семьёй в Абакан в 1978 году. Огляделся – ни кола ни двора. Двое детей. Что делать? Хотел уже уезжать, но один мой друг уговорил остаться. Так вот и живём в Хакасии.
Фантастикой я интересовался с детства. Почему именно фантастика – не знаю. В детстве я читал всё подряд. Моя мать была неграмотной, вообще никогда не училась в школе. Но именно она научила меня читать и приохотила к книгам. А сестра была учителем русского языка и литературы. У нас разница – 15 лет. Она уже работала, когда я учился во втором классе. Читал я практически всё, что попадало под руку. Чехова, Толстого, Горького... Благодаря книжкам у меня была хорошая грамотность. Доходило до того, что сестра доверяла мне проверять тетрадки своих учеников. Она преподавала в 5–6-х классах, а я учился во... втором. Когда она им рассказала, они меня так зауважали. Представляете, второклассник – пятикласснику...
Был я своим человеком и в Бейской детской библиотеке, проводил там практически все выходные. Мне даже позволяли регистрировать новые книги, чтоб можно было взять побыстрее почитать. Сверхдоверие – это когда мне давали почитать книги незарегистрированные. В общем, читал всё подряд, но фантастику выделял. В журналах она попадалась, в «Пионерской правде». А Стругацких я заметил сразу. Фамилия тогда ещё, может быть, и не отложилась в памяти, но рассказик, опубликованный в 1958 году в журнале «Техника – молодёжи», мне понравился. Запомнились первые крупные вещи – «Страна багровых туч», «Путь на Амальтею». Я уже запомнил авторов. Тем более две фамилии рядом, и такие звучные – Стругацкие.
Тогда же, в начале 1960-х, выделил писателя Станислава Самуэльевича Лема. И почему – совершенно ясно. Он, как и Стругацкие, действительно был крупнее, интереснее. Они, как айсберги, возвышались над всеми с самого начала. И чем дальше, тем больше это всё продолжалось. Хотя был ряд очень хороших, сильных писателей... Генрих Альтов и Валентина Журавлёва. Супружеский дуэт. Писали мало и в основном рассказы. Но рассказы просто замечательные. Ариадна Громова, Илья Варшавский, Дмитрий Биленкин, Евгений Войскунский, Исай Лукодьянов. «Экипаж «Меконга» Войскунского – отличнейшая вещь. Как сейчас помню, мы с моим другом одно время только и делали, что переписывались цитатами оттуда. Владимира Григорьева можно назвать из того числа.
Но я всё время рос со Стругацкими. И они оказывались чуть-чуть впереди остальных. Каждая их новая вещь тянула за собой. Остальные авторы были на уровне. Иногда ниже уровня. Но вот такого, как у Стругацких, не было. Хотя отдельные произведения до сих пор остаются любимыми. У того же Кира Булычёва.
Книги Стругацких и Лема подстёгивали не только к тому, чтобы читать и размышлять. Они меня подтолкнули к некоторым исследованиям. Мне захотелось всё ими написанное увязать в единое целое. Так, в начале 1980-х годов взялся составлять указатель имён собственных. Это увлечение чуть позже вылилось в двухтомник «Миры братьев Стругацких». Энциклопудия я её называю.
– Вы же ещё занимаетесь библиографированием.
– Библиографирование связано с моей основной профессиональной специальностью: я – специалист по информационно-поисковым системам. Вся беда в том, что информационно-поисковые системы в жизни не очень-то востребованы. Сейчас эту работу выполняют поисковики – Google, «Яндекс» и прочие... Но делают это примитивно, неинтересно.
На самом деле то, чему нас учили в советские годы, – это наука, как правильно находить нужную информацию. Без помощи компьютеров, естественно. Всё было гораздо сложнее. Но тогда создавались библиотечные каталоги. Если посмотреть, на каждой книжке есть УДК (универсальная десятичная классификация) и ББК (библиотечно-библиографическая классификация). И цифры идут, позволяющие найти любую книгу. В 1970–1980-е годы существовало много интересных наработок, которые до сих пор забыты и не реализованы. Вот видите учебник «Основы информатики»? Я по нему учился. Если поизучать... Целая система была придумана...
Я работал несколько лет по специальности в НИИ, а потом стал просто программистом. Создал для себя информационно-поисковую систему по фантастике. Туда я заношу не просто библиографии... Заношу всё, что позволяет при желании найти любую книжку, произведение... Или неологизм. Очень люблю фантастические неологизмы. Их в фантастике огромное количество. У меня есть специальная программка... Она шерстит текст и находит слова, которых нет в словарях.
В 1980-е годы начал переводить Лема. Правда, время выбрал не совсем удачное для этого. Когда в Польше объявили военное положение, он уехал в Вену. А у нас на подобные вещи очень чётко реагировали. Практически тут же перестали публиковать. Прошло несколько лет – возобновили. Но о моих переводах никто тогда не вспомнил, а я не подсуетился. Однако наверстал чуть позже...
– Вы и сейчас занимаетесь переводами?
– Занимаюсь. Понемножечку. Перевожу – что предложат. Бывает такое...
– Лема переводить сложно?
– Сложно. Переводить сложно. Читать сложно. Когда я решил читать по-польски, купил книжку Лема «Głos Pana». С польского дословно: «Глас Господа». Но у нас роман перевели как «Голос неба». Я в то время уже читал на чешском, болгарском, украинском, белорусском... А новый польский – вообще, считал, почти русский. Что-то перед этим – рассказик или два – уже читал. Страницу прочитал – ничего не могу понять. И так меня заело. Польским, решил, теперь займусь серьёзно. И занялся. Так благодаря Станиславу Лему освоил порядка 20 языков. В основном они из славянской группы. Из экзотических – японский, венгерский.
– С братьями Стругацкими вы когда познакомились?
– В 1980-х годах. Забавные они, очень интересные. Совершенно разные.
– Почему забавные?
– Я, когда первый раз к ним приехал, познакомился с Аркадием Натановичем. Тогда же не было интернета, найти фотографии с их изображением тоже проблема… Видел в книжке маленький снимок… Двое мужчин в очках. Чего-то в них еврейского немножечко. Приходим в гости… Со мной был Боря Завгородний, такой же фэн-критик, как и я, только волгоградский... Открывается дверь. Появляется перед нами двухметровый мужик. Такой вот широкий. В тапочках. Чуть ли не в пижаме. «Ой, ребятки, заходите!» А мы купили коньячку. Знали, что Аркадий Натанович любит. Достаём. Он: «Ни-ни-ни, ребята, это вы спрячьте... Это вы потом в гостинице за моё здоровье... Вы молодые... А я пока вас ждал, сходил, вот купил...» И достаёт точно такой же коньячок.
Аркадий Натанович был душа-парень. Нараспашку. Знакомиться любил. Энергичный. Зашла речь про издательство «Молодая гвардия», он: «Да эти!.. Да я их!..» Дай ему шашку, щас бы всех порубил. Гусар такой. Мы же сейчас изучаем архивы, исследуем. К фантастам он был очень доброжелательный...
– А брат – полная противоположность?
– Не то чтобы полная противоположность. Он всегда был такой… Я попал чуть позже в Питер. Но я сделал хитрый ход конём. Послал ко дню рождения одного из братьев в виде подарка рукописный указатель имён собственных. Это мне потом помогло найти общий язык с Борисом Натановичем. Получилось так, что мы ехали вместе с одного из семинаров. Он с каким-то своим знакомым сел в метро. И я сел. Очутились в одном вагоне. Причём не специально. Оказалось, мы живём рядышком. И вот его собеседник сошёл на одной из станций, он тут же меня заметил, повернулся. А меня ему, да, представляли на семинаре, но он наверняка не запомнил, кто я такой. В общем, поворачивается, и так это: «Ну задавайте ваши вопросы». Выработанное, многолетнее. А я говорю: «Борис Натанович, надо представиться. Я – Володя Борисов из Абакана. Вы, наверное, не помните, я вам присылал недавно рукописный указатель имён собственных...» – «А-а-а, так вы Володя Борисов из Абакана!» А мы с ним уже переписывались. И всё. Льдинки в голосе исчезли и прочее. Он, говорят, мало кого подпускал к себе. А тут всё нормально. Вышли из автобуса, дошли до его дома. Постояли, поговорили. И вот с того дня всякий раз, когда я приезжал в Питер, мы общались у него в квартире.
А потом – с 1998 года по 2012-й – я вёл с ним офлайн-интервью на официальном сайте братьев Стругацких. Оно продолжалось в течение тринадцати лет, до самой его смерти, и побило все рекорды. Борис Натанович ответил более чем на восемь тысяч вопросов.
– Владимир Иванович, вы сказали, что Стругацкие были айсбергами на фоне остальных авторов. А что их отличало и отличает от других писателей-фантастов, на ваш взгляд?
– Прежде всего долговременная актуальность. То есть для того времени это было актуально и что важно – о наболевшем. Проходили годы, а их актуальность не терялась. Есть такая повесть – «За миллиард лет до конца света» – о том, как противостоять обстоятельствам, которые против тебя. Для меня она духоподъёмная. Когда мне очень тяжело, какая-нибудь депрессуха, я её читаю. Там на главного героя обрушивается Вселенная. Читаешь и понимаешь, что все твои беды и несчастья по сравнению с этим – полная фигня.
У Лема, я бы сказал, то же самое. Если Стругацкие писали об обществе, то Лем – о мире, о мироздании. У него были футурологические мощные данные. Причём он сам потом удивлялся. Писал, говорит, и думал, что это будет через тысячу лет. «Ну, может, через 650». Любил он вот так… «Но то, что я доживу до этого, такого никогда не ожидал!» К нему, говорит, иногда приходили люди и спрашивали, что он думает по поводу тех или иных событий. И он им отвечал: «Так вы почитайте мою книжку, которую я написал 20 лет назад. Там уже всё написано. Почему вы не хотите читать?»
Посчастливилось мне побывать у Лема в гостях в 1999 году. Меня эта встреча тоже поразила. Он пониже меня ростом. Ни холеры не слышал. У него был слуховой аппарат. Поэтому он выработал такую тактику общения: начинал говорить первым и до тех пор, пока ему не надоест. В конце «разговора» говорил: «Мне нужно уже таблетки принимать. Давайте попрощаемся...» Нет, я, конечно, пытался вклиниться в монолог. Даже опубликовал это как интервью. И что меня восхищало, человек в последние годы – а ему было за 80 – выдавал статьи с частотой в два-три дня. Он уже не мог печатать сам (болели пальцы), надиктовывал секретарю, но мысли-то излагал здраво.
А сколько Лем сжёг своих рукописей! Он черновики не хранил, тут же уничтожал. Я много читал про его писательский метод. Он совсем не такой, как у Стругацких. Принципиально другой. Стругацкие долго переписывались, обсуждали тему, сюжет, примерно фабулу и прочее. Потом, когда всё становилось ясно, где-нибудь собирались. Быстро-быстро набрасывали план. Один садился за печатную машинку. Другой ходил рядом или лежал на диване. Кто-то произносит фразу... Если возражений нет, переносят на бумагу... Если есть, второй обязан не просто сказать: «Фигня это всё», а предложить свой вариант. Благодаря такой методе они писали быстро. А благодаря тому, что их двое, прекрасно удавались диалоги. Аркадий Натанович брал на себя один характер, его брат на себя – другой. Удавалась стилистика. Удавались языковые характеристики персонажей.
У Лема совсем всё по-другому. Он начинал писать, лишь примерно зная, о чём будет книга. Примерно! Вот начал писать «Возвращение со звёзд»… Много лет космонавт летал... А что будет, когда он вернётся на Землю, не знал, садясь за письменный стол. Не существовало никакого плана. И писал, примерно прикидывая развитие сюжета. Ясно, что что-то изменилось... «И вот, – говорит, – иду-иду. И где-то на сотой странице словечко придумываю: «бетризация». Что бы это могло быть? И вдруг до меня доходит: там убили в людях агрессию...» Придумал он это, и сразу стало понятно, что к чему, пошёл дальше. А бывали случаи обратные, когда ничего не придумывалось. Говорит, пишу-пишу и ни к чему не прихожу. Сто страниц? В топку... 200? В топку. 400 страниц?! В топку! Человек совершенно не жалел своего труда.
– Могло ведь отлежаться. Потом бы мысль какая пришла.
– Могло бы. Но не работал он так. Другая особенность – меня поражало всегда – у него очень ярко выписаны ландшафты. Вот в книге «Солярис» описание планеты и её сооружений занимает несколько страниц. Яркие такие зрительные образы. Всё там такое красивое, вкусное. Впечатляет! А он пишет: «У меня совершенно нет воображения. Я пишу, не представляя картинки...» Ему нужно было, чтобы одно слово подошло к другому. Чтобы они хорошенько сцепились между собой и получился текст, из которого всё вытекает.
– Владимир Иванович, а российских авторов вы отслеживаете? Я так понимаю, есть премии, по итогам которых появляются новые имена.
– И не только отслеживаю... Я член жюри некоторых литературных премий. Понимаете, какая ситуация, в России выходит примерно до полутора тысяч книг в год. Из них около 600 – это новые романы. Прочитать всё просто невозможно. А 99 процентов изданного, слава богу, и читать не надо. Я этого и не делаю, ориентируюсь на сетевые сообщества, прислушиваюсь к мнению других людей. Есть те, от кого уже ждёшь чего-то. Беда в том, что огромное количество людей – совершенно новые авторы.
– Вы ведь в своё время стали обладателем премии имени Ивана Ефремова.
– Сразу скажу: я не писатель, а фэн-критик. Премию Ефремова дают именно деятелям фантастики: критикам, библиографам, литературоведам. Мне вручили за вклад в развитие и пропаганду фантастики. Было и такое, что я выходил в финал литературной премии братьев Стругацких. Она так и называется – «Премия АБС». Международная. Присуждается 21 июня за достижения в области фантастической литературы. Это Борис Натанович подсчитал среднее астрономическое между днём рождения своим и брата. Получилось 21 июня. И, когда премию создали, решили присуждать именно в этот день. Её дают в Пулковской обсерватории Российской академии наук, где работал Борис Стругацкий. Вручают вместе с такой вот штукой. Здесь изображены Земля и прочие планеты. А вот – астероид Стругацкия. Показано его положение в Солнечной системе на 21 июня относительно других небесных тел. Мне вручили этот презент с дипломом в 2015 году в номинации «Критика и публицистика» за книгу «Читатель амфибрахия». Это моя первая книга. Она о фантастике. Тут все мои любимые фантасты: Станислав Лем, Аркадий и Борис Стругацкие, естественно, Олаф Стэплдон, Владимир Савченко...
А спустя год я стал не только финалистом, но и лауреатом АБС-премии. Вместе с новосибирским писателем Геннадием Прашкевичем, с которым мы вместе написали биографию Станислава Лема для серии «Жизнь замечательных людей».
– В 1980-х годах вы создали в Абакане клуб любителей фантастики «Гонгури». И помогали вам в этом местный журналист Григорий Тарнаруцкий и будущий писатель с мировым именем Александр Бушков.
– Да. Было такое. Клубы любителей фантастики тогда начали появляться по всему Советскому Союзу. Естественно, я интересовался молодыми писателями-фантастами. Любил читать сборники «Фантастика». Рассказы Григория Ароновича Тарнаруцкого я прочитал там. Был искренне удивлён: живой писатель-фантаст – и в Абакане. Захотелось познакомиться. Оказалось, он работает в редакции областной газеты «Советская Хакасия». Познакомились, он рассказал мне про Александра Бушкова. Мы встретились, обсудили втроём идею создания клуба любителей фантастики. Без поддержки Григория Ароновича это было бы сложнее. И что хочу отметить, на первые вещи Александра Александровича он воздействие оказал несомненное.
– У вас было ощущение, что Александр Бушков может стать известным писателем?
– Без всякого сомнения. Он складно писал, так скажем. И очень много. Кое-что из раннего потом опубликовал, а некоторые вещи так и остались где-то в архиве – тысячестраничный фантастический роман «На льду», например. Рассказы Александра по редакциям рассылал обычно я – у него не было денег. Приходили ответы, я ему всё отдавал. Что писали? Везде отказывали, отказывали и отказывали. Фантастика не особо приветствовалась в ту пору.
– И тем не менее конференцию любителей фантастики Сибири и Дальнего Востока в Абакане вы провели.
– Это называется: вопреки всему. Событие намечали на декабрь 1982 года. Были разосланы приглашения, но за неделю до начала конференции всё пришлось отменить. О причинах вспоминать не хочу. Но самое удивительное, что мероприятие состоялось. Нашлись люди, которые всё-таки прилетели. Был среди них и школьник Серёжа Жарковский с папой из города Волжский Волгоградской области. Сейчас это один из самых интересных писателей-фантастов в России... И мы узким составом конференцию провели.
– У вас огромное количество книг. И вы все их перечитали?
– Практически все. Времени не хватает. Время – главная ценность. У меня на работе висела бумага: «Хронофагам вход запрещён». «Хроно» – это «время», а «фаг» – «пожиратель». Я при желании могу про каждую книжку что-то рассказать. Было время, когда некоторые товарищи проводили эксперимент в этой комнате. Завязывали мне глаза и предлагали найти нужную книжку (смеётся). Сколько бы ни проводили, я находил всегда. А книг, да, много. У меня на русском языке есть все издания Стругацких. За исключением, может быть, самых-самых последних. Раньше покупал исключительно для чтения, а сейчас просто коллекционирую.
– У вас не было желания перебраться в Москву?
– Нет. Не нравится мне что-то в Москве. Даже когда был помоложе... Меня всё устраивает в Абакане. Есть крыша над головой, работа и самое главное – желание заниматься любимым делом. На общий результат не влияет, где ты живёшь, – в столице или в провинции.
Беседу вёл
Александр Дубровин,
Абакан