Александр Рудяков, доктор филологических наук, профессор, член Совета при Президенте Российской Федерации по реализации государственной политики в сфере поддержки русского языка и языков народов Российской Федерации
Битва за изменение мироустройства, битва за победу многополярности и за переход к сетевому взаимодействию вместо иерархического доминирования ко многому обязывает. В частности, к изменению подхода к некоторым привычным деяниям в сфере внешней языковой политики…
Приведу здесь очень показательное, на мой взгляд, высказывание К. Малофеева о том, какова философия, лежащая в основе мировоззрения «многополярника»: «Философия многополярного мира, она очень простая. Она предполагает, что мы все равны. Философия однополярного мира, мира гегемонии, предполагает, что нет, что мы не равны. Есть люди лучше, и есть все остальные. <...> Многополярный мир отличается от американской гегемонии однополярного мира только одним – тем, что мы верим, что мы равны. Мы все одинаковые. Мы все люди. <...> Потому что мы все представители одного и того же человечества. <...> Именно поэтому Россия призывает к этому многополярному миру, и мы понимаем, что наш многополярный мир – это не русоцентричный мир. Это мир, в котором все другие цивилизации, другие страны имеют точно такое же право на существование, потому что мы равные. И мы не позволим никому считать себя главнее нас и наших братьев».
При чём здесь внешняя языковая политика? Сейчас поясню. Начну издалека. Уже довольно много лет назад на конгрессе МАПРЯЛ* в Шанхае после моего доклада о георусистике ко мне подошёл китайский профессор и спросил: «Говорят, что китайцы портят русский язык. Вы тоже так думаете?» Я – не из вежливости, а по сути дела – ответил: «Нет, русский язык никто не в силах испортить. И в Китае его не портят, а окитаивают…»
В этом же ряду стоит и «случай Вильгельма», о котором я писал в первой «Георусистике» и который помог мне воочию увидеть феномен «окитаивания», а точнее, «оказахстанивания» русского языка.
В июне 2011 года меня пригласили прочитать курс лекций в Университете имени Л. Гумилёва в Астане. Наша группа включала жителя Украины, двух россиян и жителя Латвии (именно так, а не украинца, двух русских и латвийца). В течение недели возил нас на работу и на экскурсии яркий и самобытный водитель Вильгельм. В один прекрасный день кто-то из нас, сев на переднее сиденье, спросил, можно ли ехать, не закрепив ремень безопасности. Вильгельм ответил: «Нет проблем. Приготовьте штуку на штраф и не пристёгивайтесь...»
В этот момент я осознал, что в нашем автобусе в миниатюре наглядно проявилось семантическое разнообразие русского языкового мира: слово «штука» имело для коллег из разных стран разное значение и разную степень «финансовои» катастрофичности».
Для меня – тогда ещё жителя Украины – оно означало: «тысяча гривен», для российских коллег – «тысяча рублей». Коллеге из Прибалтики было, наверное, страшнее всего, потому что «штука» для него в те времена означала не сто, как для меня, не двадцать пять, как для москвичей, и не пять, как для казахстанца, а тысячу евро... Но Вильгельм говорил о тысяче казахстанских тенге!
Слово «штука» в русском языке имеет значение «тысяча денежных единиц». Я осознанно не говорю «тысяча рублей», потому что таково основное значение этого слова только в российском русском. Конечно же, можно посоветовать людям, употребляющим слово «штука» (как и множество других подобных слов) в значении «тысяча гривен» или «тысяча евро», лучше учить русский язык. Вот только нужно добавить «российский русский», потому что русский язык эти люди знают, но только русский у них не российский, а «обукраиненный», «обэстоненный» или «оказахстаненный».
Я осознанно использую эти нескладные «термины», образованные на манер моего окказионализма, созданного в разговоре с китайским коллегой в Шанхае. Я хочу сказать, что мы должны гордиться тем, что наш великий русский язык с честью и достоинством выполняет свою роль и великолепно обслуживает потребность в надёжном средстве социального взаимодействия своих носителей, живущих волею судьбы в других странах, за пределами Российской Федерации. Суть в том, что, функционируя в Казахстане, Белоруссии, на Украине, русский язык не может не варьироваться под влиянием иной картины мира, иного устройства государственной жизни, иного языкового окружения.
Восприятие этого варьирования как ошибочного, как порчи, как нарушения норм русского языка противоречит философии многополярности, которая гласит, что «мы все равны»! А следовательно, и те варианты русского языка, которые закономерно возникают за пределами России, не являются порчей и искажением. Напротив, их бытие демонстрирует силу и жизнестойкость великого русского языка.
Трудно переоценить значение такого мощного интегрирующего фактора, как русский язык, для обеспечения единства русского языкового мира. Но механизм этой интеграции, с моей точки зрения, не совсем верно интерпретируется в изменившихся геополитических условиях, как мне кажется, под давлением стереотипов советской эпохи. Не следует учить русскому тех, кто и так на нём говорит в своих странах. Это, по сути дела, преподавание не мифического идеального, а именно российского русского тем, кто в своих странах на нём говорить не станет. Это противоречит многополярному видению мира в сфере внешней языковой политики. Что делать вместо? Внимательнейшим образом изучать существующие варианты русского наравне с несомненно основным, доминирующим российским русским! Намного осторожнее и научнее использовать по отношению к соответствующим явлениям «клейма» суржик и трасянка. Кстати, и власти стран, в которых русский язык был, есть и будет средством социального взаимодействия, должны понять, что вариант русского языка, возникший в этой стране, это творение и достояние именно этой страны.
Именно таково устройство планетарного языкового мира, в котором миры, формируемые языками, порождают свои варианты, идеально соответствующие тем условиям, в которых обитают носители этих языков.
Расскажу ещё одну историю из своего личного опыта. После нескольких визитов в Великобританию освоил устройство британских аэропортов и вокзалов. Чётко знал, что перед тем, как пойти в сторону Exit, нужно найти табличку Luggage и получить там свой багаж. А потом с крымской делегацией попал в США. И после перелёта из Нового Орлеана в Атланту вынужден был искать свой чемодан… Ищу знакомый и родной luggage, а его нет! Зато есть baggage! Там и нашёлся мой чемодан… И это не «ошибка» – это два заметно различающихся варианта английского – британский и американский, бытие которых, равно как и многих иных, не вызывает сомнений. Сложно представить себе, что было бы, если бы британские преподаватели английского языка приехали учить американских коллег английскому языку… Наверное, дёготь и перья вернулись бы из далёкого прошлого… Сложно представить себе, чтобы французский в канадском Квебеке не отличался от оного во Франции или Алжире. Или чтобы немецкий в нескольких кантонах Швейцарии был таким же, как в Германии…
Есть объективные законы устройства планетарного языкового мира, и наш долг – следовать им, выбирая механизмы реализации нашей внешней языковой политики в формирующемся многополярном мире. С моей точки зрения, георусистика может и должна помочь в этом великом деле. В нашем «сегодня» в Белоруссии не заговорят на российском русском, так же, как в США – на британском английском и наоборот. Поэтому не стоит пытаться научить белорусов российскому русскому, намного прагматичнее с вниманием и почтением исследовать объективно существующие варианты русского языка, потому что в способности создавать такие варианты – его сила и величие.
И конечно, говорить не о спонтанно возникшем в научной коммуникации окказионализме «окитаивать», а о китайском варианте русского языка.
Наш – не для красного словца – великий и могучий русский язык один! Его реализаций, составляющих в совокупности русский языковой планетарный мир, много. И варианты нашего языка у наших соседей не должны нам казаться ошибочными и смешными. И дело даже не в этических нормах: дело – в многополярности, для которой мы все равны и все имеем право быть собой!
____________________
* Международная ассоциация преподавателей русского языка и литературы.
КСТАТИ
Русский язык используется во многих странах мира. Например, в Белоруссии он имеет статус второго государственного языка. Официальным языком русский является в Кыргызстане, Казахстане, Абхазии, Южной Осетии, а в Румынии, Молдове, Таджикистане и Узбекистане наш язык наделён различными официальными функциями. А языком национального меньшинства русский признан в Армении, Китае, Польше, Словакии, Финляндии, Хорватии, Чехии, Грузии... На вопрос о том, где же за пределами России (и стран, входивших в состав СССР) проживает наибольшее количество русскоязычных, нет точного ответа, но среди лидеров – Германия, США и Израиль. Крупные русские общины есть в таких странах, как Австралия, Аргентина, Бразилия, Мексика, Великобритания, Новая Зеландия, Уругвай.
Во многих странах русский также пользуется популярностью в качестве иностранного языка для изучения. Конечно, в первую очередь речь идёт о странах СНГ и бывшего СССР, но также интерес к русскому отмечается в Словакии, Сербии, Китае, Вьетнаме, Монголии, США, Абхазии, Израиле, Австралии, Болгарии, Польше, Турции (по результатам исследований, проведённых до 2022 года).
В целом, по данным известного справочника по языкам мира Ethnologue, в 2023 году русский язык вошёл в десятку самых популярных языков, заняв 9-е место. Всего в мире на нём говорят более 250 миллионов человек.