Тема сериала важная, ответственная. Святая. Ленинград – это в первую очередь победа духа. Исполнение Седьмой симфонии Шостаковича 9 августа 1942-го – такой же символ, как парад 7 ноября 1941-го на Красной площади. Даже сам факт того, что после страшной зимы 1941–1942 годов ленинградцам удалось собрать оркестр, отрепетировать великую симфонию и исполнить её в осаждённом, обстреливаемом городе, – свидетельство стойкости и непобедимости. Однако то, что показали на канале «Россия 1», восхитило не всех. Одна фальшивая нота может испортить талантливое произведение, а тут, к сожалению, не одна.
Первое, на что очень многие обратили внимание, это – наглая реклама, почти через каждые десять минут повествование о голоде, холоде, смерти, преодолении всех ужасов блокады прерывалось кадрами, где сытые люди жрут шоколад, фарш, семечки, арбидол… Неужели сериал на такую тему нельзя было продемонстрировать без рекламы?
Второе: сериал сделан по стандартам изображения войны, которые давно обрыдли: типа «победили вопреки». А об историчности и речи нет. Дирижёр Карл Элиасберг в 1942-м был не маститым наставником молодёжи и не великим дирижёром, а начинающим – тридцатипятилетним. Но гораздо важнее то, что в сериале главный конфликт – не противостояние жителей города и нацистов, его осадивших, не борьба музыкантов с голодом, апатией и анемией, а вражда представителя власти из НКВД (Алексей Кравченко) и музыканта Элиасберга (Алексей Гуськов). Выдуман ненавидящий музыку антисемит-энкавэдэшник, вдобавок посадивший в тюрьму жену дирижёра за то, что она впустила в дом ссыльного брата. И именно этот монстр назначен куратором оркестра. Стало сразу понятно, что сюжет будет строиться на поединке жестокосердного палача с великим музыкантом, который кончится, разумеется, тем, что победит музыка.
Так и случилось. То есть вместо того, чтобы следить за тем, как голодные, почти уже попрощавшиеся с жизнью оркестранты, преодолевая себя, постепенно превращаются в людей с человеческим достоинством, в творцов, в могучий симфонический оркестр, способный исполнить сложнейшее произведение великого Шостаковича, мы вынуждены «вкушать» выдуманную историю, да ещё с сюжетными «украшениями», которых не было и быть не могло в реальности.
Фильмы о блокаде снимали в советское время, в том числе о музыкантах оркестра при радиокомитете. Например, «Ленинградская симфония» (1957). В этой ленте с Марком Перцовским в роли дирижёра Добросельского (прототип Элиасберга) впервые были показаны подлинные документальные кадры блокадной катастрофы. А также киноманы помнят исключительно достоверный, кажущийся даже документальным фильм Константина Лопушанского «Соло» (1980) с замечательным Николаем Гринько в роли солиста оркестра зимой 1942-го.
В последние годы тоже появлялись ленты, в которых пронзали моменты подлинности. Например, «Блокадный дневник» Андрея Зайцева, о котором мы не раз писали. В этом же ряду «Брестская крепость» того же Александра Котта, где есть потрясающий эпизод, вроде не имеющий отношения к основному сюжету, но отразивший трагедию первого дня войны. Молодая семейная пара, у которой во время обстрела погибли дети, яростно отстреливалась от наступавших на их общежитие немцев, а когда кончились боеприпасы, супруги решили не сдаваться. Муж сначала выстрелил в жену, потом в себя. Очень короткая, жуткая сцена, сказавшая о 22 июня 1941 года больше, чем многие многосерийные фильмы.
А в «Седьмой симфонии» временами казалось, что военная тема притянута за уши и нужна, чтобы рассказать не о реальном подвиге тех, кто делал всё, чтобы исторический концерт состоялся, а о чём-то другом, например о вечном конфликте людей искусства и тупой, жестокой, подлой власти. Например, эпизод, когда на передовой комбат (Михаил Евланов) приказывает опять идти за языком не спавшему двое суток разведчику (трубачу по довоенной профессии), притащившему не того языка, какого надо. Комбат зверствует потому, что ревнует: медсестра, которая ему нравится, любит трубача (Данил Стеклов). И посылает мерзавец-комбат трубача на верную смерть, зная, что за ним уже приехали из штаба армии, чтобы забрать его в оркестр Элиасберга. Для чего придумана эта сцена беспримерной подлости?
Эпизоды с повесившимся было контрабасистом (Игорь Лепихин), у которого погибла семья, как и сцены, повествующие о рождающейся любви флейтистки (неожиданная сильная работа Лизы Боярской) и лейтенанта НКВД, не могли не тронуть. Но эти и особенно следующие сюжеты – как будто из мирной богемной жизни – не блокадные, когда люди теряли сознание, волю и умирали от голода. Голод убивал все человеческие желания, кроме одного: наесться досыта. Тут не до самоубийств, любовных интриг и тем более интрижек.
Невнятен, хоть и очень ярок, образ альтиста (Тимофей Трибунцев), временами отсылающий к скандальному водевилю о блокаде «Праздник», где этот замечательный актёр зачем-то участвовал. В сериале он вроде страстно любит свою жену, красавицу-вокалистку (Янина Студилина), и очень переживает от того, что она ему изменяет. Её любовник во время обстрела погибает, вследствие чего жена теряет рассудок и умирает, но альтист ещё до этого настойчиво ухаживал и продолжает ухаживать за соседкой-флейтисткой и постоянно фиглярствует. Подобная достоевщина вполне возможна в мирное время, но она совсем не вяжется с объединившей всех музыкантов задачей исполнить симфонию, выжить самим и показать всему миру, что они и Ленинград не сдадутся.
Недоумение вызвали и попытки музыкантов (упомянутого альтиста, а также слепого ударника в талантливом исполнении Бориса Смолкина) покинуть коллектив и уйти на фронт – на фоне огромных усилий, направленных на возрождение оркестра, и ценности каждого музыканта это воспринималось как каприз, откровенная глупость (военкомат бы их тотчас вернул в оркестр) или даже предательство.
Невозможно поверить также в то, что в страшную зиму 1941–1942 годов влюблённая в Элиасберга ученица, юная скрипачка (Дарья Коныжева), из ревности пойдёт доносить на жену обожаемого учителя, приютившую ссыльного брата. Пришла в НКВД и написала заявление. Зачем? На что она рассчитывала, совершая эту подлость?
Изумила сцена, в которой Элиасбергу немцы сбросили на парашюте к дню его рождения патефон с благодарностью от офицеров вермахта за исполнение Бетховена и лейтенант НКВД (!) лично вручил дирижёру этот фашистский подарок. Что это за братание с нацистами, к чему эти коллаборационистские бредни? Вспомнился российско-немецкий фильм «4 дня в мае», который Алексей Гуськов продюсировал, где советские солдаты насиловали немок, но нашёлся один благородный офицер (его как раз играл Гуськов), который солидаризировался с немецкими солдатами, а не с русскими дикарями.
Лидия Вележева играет парторга оркестра, однако в сценарии в этот образ заложены привычные антисоветские штампы. Она стучит на музыканта, подделавшего продуктовые карточки. Зачем? Чтобы НКВД его расстрелял и парализовал работу оркестра? Дура, что ли? А зачем сериалу нужна шокировавшая неуместностью сцена с музыкантом-бабником, который на довоенном концерте «оприходывает» свою подружку прямо на сцене, на глазах у всего оркестра, да и зрителям этот похабный акт был виден?! Зачем? Чтобы парторг прорабатывал бабника на собрании под смех оркестрантов во главе с Элиасбергом? Ах, чтобы потом открылась страшная тайна: двуличная партийная руководительница на самом деле была любовницей этого ловеласа?
Антиподы (энкавэдэшник и дирижёр), неуклонно сближавшиеся от серии к серии, в последней наконец примиряются, более того, во время обстрела первый закрывает второго своим телом. Потом он умирает, с ним торжественно прощаются. Несмотря на контузию, Элиасберг всё же участвует в историческом концерте. Звучит великая музыка. Но почему в финале нет того воодушевления, которое, несмотря на всю пропагандистскую архаику, всё же возникает после просмотра фильма 1957 года на ту же тему? Слишком много несуразного, «современного» наворочено до того.
В создании сценария участвовало аж шесть (!) человек, жаль, что не было седьмого, который бы сказал, что дитя без глазу.
Алексей Кравченко и Елизавета Боярская (справа на фото) в сериале «Седьмая симфония»