Петер Штайн и его «Фауст-фантазия» в России
Когда уже разменян восьмой десяток, когда на сценах Европы и мира поставлена вся мировая классика – от Эсхила и Шекспира до Чехова, когда пятьдесят лет посвящено изучению текста трагедии Гёте, тогда внутренний импульс выйти на сцену со своей трактовкой образа Фауста и всей великой драмы необыкновенно силён, убедителен и, наверное… обречён на успех.
Открытие нового сезона Театра Наций под художественным руководством Евгения Миронова ознаменовалось крупнейшим событием: российскому зрителю была впервые показана «Фауст-фантазия» – моноспектакль Петера Штайна под звуки рояля.
В этот короткий, бог весть какой уже по счёту визит в Москву «нашему человеку в Германии», или «русскому немцу», удалось почти невероятное: максимально оживить и освежить хрестоматийно известный сюжет Гёте, продемонстрировав магию этого великого произведения и его современность при минимуме выразительных сценических средств.
Выдающийся режиссёр не впервые обратился к актёрской профессии, к художественному слову или, точнее сказать, к жанру мелодекламации на сцене. Полвека назад он выходил на сцену в студенческом театре в качестве актёра, позднее нередко играл срочные вводы в созданном им театре Шаубюне, в 60-е осуществлял постановку моноспектаклей и чтецких композиций, где впервые проявилось его блестящее знание мировой литературы и культуры. Однако, по собственным словам, «актёром он был неважным, слишком себя контролировал и был недоверчив», поэтому в этот вечер в Центре Мейерхольда он предстал прежде всего как «режиссёр-декламатор, который проигрывает и объясняет зрителям-актёрам некоторые фрагменты из первой части «Фауста», хотя на сцене, опять же по собственному признанию, «держится уверенно и с удовольствием».
Более пятидесяти лет Штайн размышляет над текстом великой трагедии. Его первое образование филолога-германиста гармонично соединилось в этот вечер с удивительным даром перевоплощения, филигранной техникой декламации, сдержанным рисунком создаваемых на глазах у зрителей образов Мефистофеля, Фауста, Гретхен. На пресс-конференции Штайн гордо заявил, что является на сегодняшний день самым лучшим декламатором и интерпретатором текста Гёте, и, несмотря на то что Германия славится множеством прекрасных чтецов и искусство художественного слова переживает там сейчас небывалый взлёт, всё же после «Фауст-фантазии» нельзя было не признать: лучшее исполнение остаётся за Штайном. «Немецкий язык не отличается красотой, – заметил режиссёр, – он неблагозвучен и сложен, и только одному Гёте удалось передать мелодику и напевность немецкой речи, что я и хочу показать сегодня русскому зрителю».
Великий Олимпиец как-то прозорливо заметил: «Слова – образы души». Эту мысль Штайн блестяще подтвердил своим исполнением. А иначе как объяснить восторженную тишину и шквал аплодисментов в финале спектакля? Каждый образ трагедии стал зримо ощутим даже для тех, кто едва знаком с немецким языком. Музыка Слова вдохновляла Штайна-филолога, музыка в исполнении Джованни Виталетти помогала Штайну-актёру. Известный итальянский композитор Артуро Анеччино работал с режиссёром над полной версией «Фауста», премьера которого прошла в 2000 году в Ганновере, – легендарная постановка длилась 21 час одновременно на двух сценах, трагического искателя истины и любви играл Бруно Ганц – спустя несколько лет, по обоюдной инициативе режиссёра и композитора, было создано «долгое эхо» этого уникального спектакля – «Фауст-фантазия»: монолог для голоса и фортепиано. Звуки рояля поразили с первого мгновения: экспрессионистская смелость, неожиданно глубокие низкие регистры контроктавы и свежие, словно акварельные мазки, звонкие каденции. Всё это наряду с тонко выстроенным исполнением показало: Штайн не просто освежил наше восприятие «Фауста» – трагической истории, известной каждому, – он шагнул с великим текстом в XXI век, сохранив его магию, и, как истинный мастер сценической огранки, повернул таинственный кристалл трагедии новой гранью.
И всё-таки он – актёр, актёр во всём, этот немец в русской косоворотке, мудрый рыцарь слова и театра, озорной и непреклонный Мастер, соединивший немецкий дух и русскую душу в своих фантазиях и показавший этим гармонию настоящего искусства.
…Спектакль завершён. Штайн шутит и балагурит, фаустовские искания продолжаются, итоги подводить рано, режиссёр и не думает отдыхать: в планах большое турне по Китаю, постановка «Бесов» Достоевского в Италии, трагедии Софокла, «Бориса Годунова» с Валерием Гергиевым и «Ричарда II» Шекспира со «своим» актёром – Евгением Мироновым, не мешали бы только «деньги-деньги», добавляет Штайн по-русски. А значит, впереди – поиск совершенных, гармоничных художественных форм выражения противоречивой сути человеческого духа, а в новых спектаклях – дальнейшее раскрытие вечных тайн искусства.
«Театр – это парадокс и тайна»
– Господин Штайн, Гёте много раз говорил о своей трагедии, что это «открытая тайна», которая вечно будет оставаться новой. Что для вас лично, после пятидесятилетней работы над текстом «Фауста», остаётся таинственным и не до конца ясным?
– Самая основная и цельная оценка самим Гёте всего «Фауста» относится ко второй части, где речь идёт об очень серьёзных шутках. Это парадоксальная формулировка – «серьёзные шутки», но и сам театр тоже состоит из парадоксов, потому что отражает парадоксальные ситуации человеческого мира. Самая важная и серьёзная парадоксальная шутка состоит в том, что мы рождаемся для того, чтобы умереть. Рождение и гибель – это две большие загадки. Что же касается тайны, то каждое искусство, любое его проявление имеет свою тайну и важнейшее требование к тем, кто внимательно изучает искусство, эту тайну разгадать. Разумеется, это непросто, а порой и просто опасно, поскольку сегодня в среде современных режиссёров господствует тенденция «осовременивать» старые пьесы, трактовать их по-своему и не давать возможности актёру и зрителю разгадать тайну автора – вот тогда впечатление от пьесы становится плоским, однозначным. Ведь хороший автор вовсе не хочет рассказывать нам историю, которую сразу быстро все поймут, всё в ней усвоят! Он верит, что в процессе знакомства с его историей в финале мы осознаем, что то, что он хотел выразить, находит прямой отголосок и в нас самих, мы откликаемся на произведение!
– Вы работали со всемирно известными актёрами – как с молодыми, так и с опытными зрелыми актёрами. Чем отличается молодёжь сегодня, что умеет лучше, а чего лишена?
– Старые актёры имеют опыт, зрелость, человечность, сердечное отношение к профессии… А молодые приносят в театр секс! И это тоже нужно. Эротика в театре необходима, иначе всё закончится. Молодёжь – это гарантия того, что в театре мы видим жизнь, «жизненность» на сцене. И они доказывают необходимость существования эротики на сцене всем зрителям. А вот потом молодым актёрам уже надо быстро начать учиться, становиться опытнее, профессионально убедительнее, становиться людьми! Людьми и личностями не только на сцене и в театре, но и за его пределами! Я очень люблю русских актёров, наши театральные школы во многом сблизились за ХХ век… Русский актёр не играет роль, он именно «проживает», делая эмоциональный ряд насыщенным и глубоким. Но когда современный режиссёр выводит актёра за рамки спектакля, оставляя ему роль куклы, хочет свои безумные идеи попробовать, я такие формы современного искусства категорически не приемлю.