КНИЖНЫЙ 
РЯД
Андрей Шарый. Знак F: Фантомас в книгах и на экране. – М.: Новое литературное обозрение, 2007. – 160 с.: ил.
Перед нами книга № 2 из затеянной издательством «НЛО» развлекательно-культурологической серии «Кумиры нашего детства». И если первая (о которой писала газета) была посвящена фигуре Агента 007, который к этим самым кумирам нашего детства может быть отнесён весьма и весьма условно, то данное исследование вполне держит серийную марку: уж кто-кто, а неуловимый злодей в «фантастической маске» оставил свой неизгладимый отпечаток в душе каждого советского школьника второй половины 60-х.
Журналист русской службы радио «Свобода» Андрей Шарый на сей раз обошёлся без соавтора. И немудрено – о своём герое, о многочисленных его художественных реинкарнациях он, кажется, знает всё. Изобилующий всякого рода занимательными подробностями, а также демонстрацией общей эрудированности рассказ о почти столетней биографии феноменального со всех точек зрения персонажа ведётся легко и непринуждённо, приправлен прямо-таки галльским юмором, но вовсе не лишён при этом некоей концептуальности взгляда. А с учётом перемежающих собственно исследовательские главы конспективных изящных изложений сюжетов отдельных книг и кинофильмов из грандиозной фантомасовской эпопеи этот труд вообще можно было бы рекомендовать в качестве едва ли не образцового сочинения в жанре ненавязчивого «софт-нон-фикшн», невзирая на отдельные его неточности и шероховатости. Если бы не одно «но»…
Пока речь идёт об отцах Гения Зла – Пьере Сувестре и Марселе Алене и их серии взорвавших Париж бульварных бестселлеров, о первых упражнениях на тему со стороны «великого немого» (пять картин Луи Фейяда) и так далее, вплоть до легендарной трилогии Андре Юнебеля с Маре и де Фюнесом, всё происходит более или менее складно и ладно. Но как только дело дошло до момента явления Фантомаса на экраны «нашего детства», Шарый как-то враз разбушевался. Видно, что решительно не укладываются и факт сам по себе, и социально-общественные его коннотации (действительно любопытные) в стройную систему авторских представлений. Он начинает путаться, противоречить сам себе на соседних страницах (то эти картины «идеологически безобидные», то заключают «в себе большую опасность для советских пропагандистов»), впадая в раж, достойный то ли комиссара Жюва, то ли сенатора Маккарти. Как вам, к примеру, фраза: Юнебель-де «походя позволял себе высказывать в адрес французских властей то, о чём в отношении родного советского строя даже пикнуть не осмеливался ни один официальный отечественный художник»? Или припечатывание всей советской культуры того периода определением «казённая»? На всякий случай напомним, на дворе 1966-й. Не девятьсот одиннадцатый и даже не сорок девятый! Впрочем, с исторической хронологией, с чувством времени у Шарого очевидные проблемы: вот он кратко характеризует первые годы «брежневского режима»: «Советский Союз, как мог, приоткрывался миру; Москва хранила воспоминания о Международном фестивале молодёжи и студентов; Гагарин улетел в космос…»
Хочется от души посоветовать основоположнику симпатично задуманной книжной серии слегка «подтянуть матчасть» в данном направлении. А то ведь, неровён час, прочтём в будущих выпусках, как индейцы Гойко Митича выступили альтернативой «Кубанским казакам», а «Неуловимые» – прямыми предтечами героев кинокартины «Сволочи».