Постфилософия. – М.: Евразийское движение, 2009.
Очередной увесистый том от главного консерватора России, кажется, самим своим названием указывает на ироничную рефлексию автора в отношении современной ситуации в философской среде и собственного места в ней.
Всех, кто так или иначе занимается сегодня философией, в частности в России, можно условно разделить на два лагеря.
Представители первого привыкли искать прибежище мысли в скрупулёзных методологических штудиях, отказавшись от претензии на размах и этические выводы.
Вторые – это те, кто, согласно меткому выражению, действительно «делают философию». Как правило, между двумя лагерями существует устойчивая взаимная неприязнь, и их представители то и дело норовят отказать друг другу в праве называться философами. Первые обвиняют последних в «ненаучности», тяготении к публицистике. Последние первых – в забвении о подлинном смысле философствования и общественной миссии философа.
Вне всякого сомнения, Дугин принадлежит ко второму лагерю и даже в некотором смысле возглавляет его.
В какие бы смелые изыскания ни пускался философ, учение о трёх парадигмах (о трёх сменяющих друг друга в процессе исторического развития глобальных типах сознания – премодерне, модерне и постмодерне) остаётся методологическим каноном его школы. «Постфилософия» – это очередной приговор современному обществу, вынесенный из уст радикального консерватора. С отстранённостью патологоанатома Дугин вскрывает самые глубоко запрятанные предпосылки настоящего и рисует картину вероятного будущего. Рисует так, как будто это уже не диагноз, а заключение о причинах смерти.
Впрочем, Дугин не был бы самим собой, если бы ограничился только констатацией. Конечно, «Постфилософия» – это не только книга-приговор, но и книга-руководство к действию, хотя и очень своеобразное. Поди найдись, что возразить на всё происходящее, когда сам тот способ, которым ты выделяешь себя из окружающего мира, на поверку оказывается частью заговора против тебя самого. В этом смысле философия Дугина, конечно, не замкнута в авторском тексте, но прокладывает себе дорогу через сознание читателя, от которого в значительной степени и зависит то, какими будут последние ответы и выводы.
Здесь автор, безусловно, наследует традицию повышенной требовательности к читателю, свойственную наиболее ярким представителям публичной мысли. В лице Дугина академическая философия снова возвращает себе те атрибуты, в соответствии с которыми она становилась вещью крайне захватывающей, опасной, требовательной и подчёркнуто актуальной.