На завершившемся недавно в Красноярске III Международном конкурсе молодых оперных певцов и режиссёров имени выдающегося сибирского тенора Петра Словцова сопредседателем жюри была знаменитая итальянская певица Фьоренца Коссотто. Участие в жюри одной из лучших меццо-сопрано ХХ века придало статусу конкурса и мнению жюри чрезвычайный вес. Синьора Коссотто, отметившая в апреле нынешнего года почтительный юбилей, полна сил, энергии и неугасающего интереса к жизни. Личность с вулканическим темпераментом, высокообразованная, умная, чуткая и тонкая, Коссотто притягивала к себе внимание одним своим появлением в зале Красноярского государственного театра оперы и балета. Каждый раз, когда диктор объявлял её имя, публика взрывалась аплодисментами и гулом восторга. Ещё бы! Ведь Фьоренца Коссотто – одно из выдающихся оперных имён. Её дебют состоялся не где-нибудь, а в Ла Скала, она знаменита потрясающе красивым голосом огромного диапазона, позволявшим ей исполнять не только меццовые партии, но и партии контральто и драматического сопрано, совершенной вокальной техникой и поразительным певческим долголетием – своё 70-летие она отмечала выступлением в опере Пуччини «Сестра Анжелика» в бельгийском Театре Royal. Сценическими партнёрами Коссотто были Мария Каллас, Рената Тебальди, Пласидо Доминго, Лучано Паваротти, Элизабет Шварцкопф, Карло Бергонци и другие великие певцы. Она выступала с лучшими дирижёрами ХХ века, среди которых Герберт фон Караян, Риккардо Мути, Зубин Мета, Джеймс Ливайн. Побеседовать с такой личностью, как Коссотто, – большая удача.
– Синьора Коссотто, что самое трудное для члена жюри?
– Быть справедливым и правильно проголосовать.
– А что самое сложное для участников конкурса?
– Очень трудно петь перед жюри, справиться с волнением и выдать максимум, на что они способны.
– По вашему мнению, существует ли русская вокальная школа?
– Мне трудно сказать, я же не живу в России. Но судя по тому, что среди певцов с мировым именем сейчас много русских, наверное, существует.
– Как вы относитесь к так называемым осовремененным постановкам опер, которые заполонили почти все оперные театры мира? Вот и на конкурсе имени Словцова некоторые молодые режиссёры представили постановки, где с трудом узнаёшь действующих лиц…
– Мне очень жаль, что подобные постановки появляются. Режиссёры, которые «осовременивают» оперы, не дают себе труда изучить партитуру и внимательно прочитать либретто. Они проявляют неуважение к творениям композиторов и к певцам, которых вынуждают делать на сцене чуждые данному произведению вещи. Автор либретто рассказывает конкретную историю, и, если ты берёшься ставить, например, «Травиату», то надо ставить ту историю, которая рассказана в либретто, а не переносить действие в парк, где люди гуляют, загорают, едят, пьют, дети играют, рабочий стрижёт газоны… Когда Виолетта в джинсах умирает стоя под жевание и чавканье «соседей» по парку и треск газонокосилки, это невыносимо видеть! На конкурсе имени Словцова молодой режиссёр именно так поставил эту сцену «Травиаты», но я отказалась голосовать за него.
– В те годы, когда вы пели, были такие постановки?
– Не так много, как сейчас. Однажды я должна была петь в «Норме», в этой опере такая деликатная музыка, а дело происходило, по воле режиссёра, на фабрике… А сама Норма появилась на военной машине. Там должна быть роща друидов со священным дубом, а вместо дуба оказался военный автомобиль… Я не могла в этом участвовать и отказалась петь, сказала, что больна, да от такого кощунства я и была больна – душой.
– Как вы думаете, в чём причина «осовремениваний»?
– Причина в том, что люди, которые делают такие постановки, недостаточно творческие. Не могут создать что-то и остаться в нормальных рамках. Они не чувствуют музыку, не в состоянии погрузиться в атмосферу, созданную композитором и либреттистом. Я считаю, что таким режиссёрам надо менять профессию. Я пела с великими певцами и дирижёрами в декорациях, созданных великими сценографами, и они все были очень верны музыке и уважительно относились к авторам партитуры и либретто, поэтому и получались спектакли, которые вошли в историю оперного искусства. А то, что делают режиссёры-«осовременщики», может войти только в историю их позора.
– Чайковский писал в одном из писем, что нельзя смешивать правду жизни и правду искусства. Вы согласны?
– Конечно, нельзя. Чайковский, Верди, Беллини и другие композиторы заложили в свою музыку то, что они испытали в жизни. Мы должны почувствовать, что «говорит» их музыка. Правда искусства – это искренность и сила переживаний героев произведений, но не обязательно буквально то, что испытали в своей жизни композиторы или писатели.
– В чём разница между гением и талантливым человеком?
– Это близкие «значения». Гениальность включает в себя талант. Чем больше таланта у человека, тем он ближе к гениальности.
– В начале ХХ века существовало течение «Искусство для искусства». Затем большевики провозгласили лозунг «Искусство принадлежит народу»...
– Самое великое искусство – создание мира, создание людей. А оперные артисты существуют для того, чтобы выразить, что гении музыки хотели сказать. Искусство принадлежит его создателям, пока они его создают, а плоды этого искусства – тем, кто хочет их вкусить и у кого есть душа.
– Что такое, по-вашему, искусство?
– Искусство – это выражение красоты.
– А красота?
– То, что заставляет человека испытывать восторг и счастье.
– А бывает зло в искусстве?
– Да, конечно! Это то, что мы видели сегодня утром («осовремененно» поставленные молодыми режиссёрами-конкурсантами фрагменты опер. – Прим. автора). Люди, претендующие на оперную режиссуру, совершенно не чувствуют музыку и идут не от музыки, а от каких-то своих фантазий. Самое неприятное, что у этих так называемых режиссёров нет никакого уважения к произведениям даже таких великих композиторов, как Джузеппе Верди и Пётр Чайковский.
– Когда вы почувствовали, что хотите быть певицей?
– Ещё когда была маленькой. Я всегда жила с мыслью о музыке.
– Повлияли ли ваши роли на ваш характер?
– Не на характер, а на чувства. Я переживаю то, что переживают мои героини. Часть моего характера – это моя чувствительность.
– А вдохновение для вас имеет значение?
– Ну конечно! Правда, не могу дать определение понятию «вдохновение», потому что оно внутри души. Если я закрою глаза и услышу хорошую музыку, я начинаю что-то чувствовать внутри себя. Это для меня и есть вдохновение.
– Вы пели Марфу в «Хованщине»?
– Да, пела! (Говорит с большим воодушевлением.) Только не в театре, а на радио.
– А вам психологически не трудно было исполнять Марфу? Это ведь очень сложный образ.
– Партия Марфы – музыка для моего голоса, я не находила в ней ни исполнительских, ни психологических трудностей. В музыке заложено всё, она определяет состояние души.
– Что вы считаете главным в жизни и главным в искусстве?
– Для меня главным в жизни всегда была моя семья, главным событием – то, что я дала жизнь сыну. А в искусстве главное – выражение чувств, которые мы, певцы, переживаем внутри себя, и вера в то, что делаешь.
Беседу вела Людмила ЛАВРОВА