Публикация в номерах газеты 27 и 28
Однажды на книжном развале блошиного рынка на Салея я купила периодическое издание ниццарской академии – журнал «Историческая Ницца». Номер был посвящён двухсотлетнему юбилею Джузеппе Гарибальди. Истратив 10 € на иллюстрированный сборник статей о человеке, чьим именем названы центральная площадь города и памятник, который её украшает, я и не подозревала, что невольно взяла на себя обязательство написать о нём «свою» историю. Лишь со временем стало ясно, что без Джузеппе не обойтись, ибо он главный миф столицы департамента Приморских Альп. Он единственный уроженец Ниццы, известный далеко за пределами Европы.
Большая советская энциклопедия уделила Гарибальди две страницы, начав с того, что он «народный герой Италии, генерал и один из вождей революционно-демократического крыла в национально-освободительном движении, боровшегося за объединение Италии «снизу». Мой любимый словарь Брокгауза и Ефрона обошёлся без слова «революционер», написав: «Гарибальди – знаменитый итальянский патриот… Деяния Гарибальди носят чисто эпический характер, и сам он является истинным народным героем. Он был рыцарем идеи, самоотверженным, бескорыстным борцом за единство и свободу родины, которой он и сослужил великую незабвенную службу». Интересно, что, несмотря на пафос, слова статьи соответствуют действительности XIX века.
Опусы авторов в журнале, приобретённом на блошином рынке, так же как и энциклопедические словари, не пожалели для Гарибальди хвалебных слов, возвышенных эпитетов и сравнений: «герой двух миров» превратился в «гражданина мира»; он был «рыцарем Свободы», «бескорыстным кондотьером Возрождения», «благородным мушкетёром современности», «рыцарем без страха и упрёка», «последним Дон Кихотом», «героем на все времена», «светской иконой»… и, наконец, «античным героем XIX века». Последнее сравнение поначалу вызвало удивление. Однако, поразмыслив, я пришла к выводу, что оно как нельзя лучше подходит для толкования мифа о Гарибальди, ведь именно древние греки заложили основы героического мифотворчества.
Герою XIX века, в отличие от античного, уже не требовалось обязательного божественного происхождения. С одной стороны, он лишался олимпийского покровительства, зато с другой – не был обязан исполнять волю богов на земле. Он сам себе ставил благородные цели и задачи и боролся за их реализацию. Безусловно, он не мог обойтись без посторонней помощи и, несомненно, нуждался в Удаче. Если бы в XIX веке герой заполнял анкету для подачи на грант бессмертия, в графе «родители» он мог написать чистую правду. Гарибальди так и поступил, он указал: «простой смертный из потомственных тружеников моря». У древних герой наделялся непомерной силой и сверхчеловеческими возможностями, чтобы сражаться с чудовищами и укрощать стихии. Позднее процесс интеллектуализации греческого общества изменил и предназначение героя. Появились прорицатели, поэты, музыканты. Всё вышеперечисленное к Гарибальди отношения не имеет. К нему подходит гомеровское определение «героя»: «отважный воин, благородный человек…». Подходит и дефиниция из словаря VI века: «мощный, сильный, благородный, значительный». Современные этимологи в толковании «героя» выделяют прежде всего функции «защиты и покровительства». Понравилась мне и интерпретация Владимира Даля: «доблестный сподвижник вообще, а в войне и в миру самоотверженец».
Будущий мифологический герой Джузеппе Гарибальди появился на свет 4 июля 1807 года в Ницце. В то время город принадлежал наполеоновской Франции, так что по месту рождения он француз, а по сути, по корням – генуэзец из потомственных моряков. Дед его переехал в Ниццу в бытность её ещё савойской, решив, что только что отстроенный в городе порт Лимпия принесёт ему удачу в торговле.
Находясь между двух крупнейших портов Средиземноморья – Генуей и Марселем, Ницца не могла претендовать на серьёзное положение среди портовых городов. Однако она изо всех сил подражала своим морским сородичам, и её прибрежные обитатели прекрасно себя чувствовали. У любого порта, даже самого маленького, своя особая жизнь. Портовые люди образуют особое братство, где действуют свои законы и правила, и члены портового сообщества неукоснительно их соблюдают. В былые времена порт был не только транспортным узлом, биржей труда, торговым центром, приютом контрабандистов, но и новостной телетайпной лентой с громкоговорителем сарафанного радио. Для многих порт являлся каждодневным местом встречи, которому не надо было изменять. Люди отправлялись сюда не только для того, чтобы узнать цены купли-продажи товаров, но главным образом за свежими бесплатными или грошовыми новостями. Здесь продавались растиражированные на дешёвой бумаге лекции модных учёных и бульварные романы, за копейку приобретались советы врача, кулинарные рецепты и каталоги одежды из Парижа. В порту народ иногда бесплатно разживался подпольной печатной продукцией самого разного толка, преимущественно политического. В общем, пока имущие читали по утрам за чашкой кофе официальную прессу, малообеспеченные слои населения знакомились с альтернативной (по большей части) точкой зрения. Читающей публики в те времена было не так много, зато невежественный люд слушал ораторов, открыв рот и веря каждому слову, особенно если у тех был хорошо подвешен язык.
В детстве мальчик Джузеппе мало чем отличался от сверстников, разве что выделялись в толпе его светлые, с рыжинкой, волосы. И красотой он не блистал, и силачом он не был. Как все мальчишки, бегал с товарищами ловить рыбу в реке Вар, или охотился на куропаток на холмах вокруг города, или играл в шары на набережной в порту, где у дедушки, кстати, был дом – увы, не существующий уже ныне. Джузеппе очень любил маму, уважал старших, не ссорился с братьями и сёстрами, верил в Бога и по воскресеньям с семьёй посещал церковь. Когда настало время определяться с профессией, у Джузеппе был выбор. Он мог, как дедушка, стать буржуа-торговцем или, как отец, крутым моряком. Он пошёл по стопам родителя: рано покинул отчий дом и отправился в Геную, где поступил на службу в сардинский флот. Премудрости моряцкой профессии начал постигать «снизу», то есть плавал юнгой на каботажных судах. За несколько лет торговых перевозок всего, что было выгодно, он познакомился со всеми портами Средиземного моря, а в 1831 году оказался в Таганроге. Каким торговым ветром его занесло на азовские просторы, мы можем лишь предположить. Скорее всего, целью рейса являлась закупка первосортного зерна.
Неожиданное посещение русского порта сыграло немаловажную роль в гарибальдическом мифотворении. По одной и очень соблазнительной версии, именно в этом городе Гарибальди услышал на родном языке зажигательную речь г-на Кýнео. Молодой человек (младше Джузеппе на два года) приехал в порт на Азове с целью вербовки сограждан для борьбы с австрийскими захватчиками родины. Двадцатидвухлетний Кýнео был членом только что основанного общества «Молодая Италия». Младоитальянцы пришли на смену карбонариям, они мечтали не только освободить родные земли от оккупантов, но и объединить их в единое государство. Судя по всему, столь патриотические речи пришлись по душе Гарибальди. Несомненно, ему импонировал и тот факт, что идейным вдохновителем национального единства стал генуэзец и тёзка Джузеппе Мадзини, сосланный савойскими властями в Марсель по доносу за связь с карбонариями.
Бывший член тайного общества угольщиков (ит. carbonaro – угольщик), Мадзини был человеком образованным, из уважаемой семьи, учился в университете, изучал медицину. Пережив разгром карбонариев и избежав высшей меры наказания за антирежимные помыслы, Мадзини предвосхитил большевика Ленина, воскликнув после казни соратников: «Мы пойдём другим путём!» И пошёл, основав в 1831 году куда более демократичное общество «Молодая Италия». В целях пропаганды республиканских идей Мадзини на собственные средства издавал бесплатную газету в Марселе. Он сам писал для неё все материалы, сам их набирал и печатал и даже распространял её сам. Человек портового сообщества, Мадзини не только в родной Генуе, но и в приютившем его Марселе, где основным заработком для него была медицинская практика, знал всех, кто был связан с морем. В Марселе проживало немало итальянских эмигрантов, и именно среди них будущий видный деятель Рисорджименто (период борьбы итальянского народа за национальное освобождение и объединение страны) вербовал своих соратников. Одним из них стал Кýнео, которого и отправили за море, в Керчь и Таганрог, где обосновались небедные итальянские колонии, – пусть из уст соплеменника люди, живущие за пределами Апеннинского полуострова, услышат голос «Молодой Италии», почитают самиздат генуэзского изгнанника и помогут, кто как может, в борьбе с иноземным врагом.
Даже если предположить, что Гарибальди был единственным человеком, услышавшим и оценившим пение «сладкоголосой птицы свободы» в исполнении Кýнео, то можно с уверенностью сказать, что посланник Мадзини одержал блестящую победу на агитационном поле брани. В Таганроге в «младоитальянские» ряды удалось привлечь того, кто через двадцать девять лет станет истинным народным героем и олицетворением объединённой и свободной Италии. По неподтверждённым до конца данным, именно в Таганроге Гарибальди поклялся служить Отчизне верой и правдой, следуя республиканским идеалам. Отличный ход в развитии нашего мифологического сюжета! Так или не так, но после Азова Кýнео более не расставался с Джузеппе до самой своей смерти. Он всюду и во всех странствиях сопровождал его и стал первым биографом Гарибальди.
Согласно античным мифологическим сюжетам, герой непременно должен подвергаться гонениям, скитаться по белу свету и совершать подвиги. Героические деяния, как водится, вызывают у окружающих не только восторг, уважение и преклонение, но и страх с ненавистью. Поражения и неудачи закаляют волю и характер истинного героя, а успехи и победы ведут его к славе, а следовательно, и к бессмертию. В жизни Гарибальди всяких разных перипетий было предостаточно и даже с избытком, хватило бы на нескольких героических личностей. Всё началось в Марселе в 1833 году со встречи двух Джузеппе – Мадзини и Гарибальди. Оба стали мифами Рисорджименто. Но в начале тридцатых годов XIX века основатель «Молодой Италии» нажал на спусковой крючок судьбы младшего Джузеппе. Он был не только политиком и идеологом грядущих перемен, но и тонким психологом. Двадцативосьмилетний Мадзини по достоинству оценил двадцатишестилетнего морского каботажного волка, его решимость, сдержанность, уверенность в себе и непререкаемый авторитет среди товарищей. Он предложил Гарибальди рискованное и опасное дело – принять участие в организации восстаний в Риме и Генуе против власти папы. Предложение было принято – церковь нужно отделить от государства.
Приверженность республиканским идеалам превратила Гарибальди в антиклерикала, но не сделала атеистом. Мама бы очень огорчилась, если бы узнала, что её мальчик утратил веру в Бога, а обижать самого дорогого и любимого человека он не мог даже ради возлюбленной Свободы.
Восстания в Риме и Генуе провалились. Мадзини бежал в Швейцарию, а заочно приговорённый к смертной казни Гарибальди – в Марсель. Распрощавшись с профессией морского дальнобойщика, Джузеппе провёл почти два года в Тунисе при местном бее, а затем отправился в Латинскую Америку, где и началась его героическая боевая биография. Здесь он сражался за свободу и независимость недолго просуществовавшей Республики Рио-Гранде, здесь он боролся против аргентинцев на стороне Уругвая. Здесь моряк сошёл на берег, оседлал лошадь, надел пончо, широкополую шляпу и начал блестящую сухопутную военную карьеру. Удача сопутствовала наёмному солдату – кондотьеру XIX века. Правительство Уругвая присвоило ему звание генерала, а соратники и местное население в знак уважения и признания боевых заслуг стали называть его Генералом. Имя Гарибальди постепенно обросло славой и легендой.
Первое изгнание героя продлилось четырнадцать лет. Наступил 1848 год. В Европе поднималась очередная революционная волна. Джузеппе потянуло на родину. Он почувствовал, что настало время послужить и своему Отечеству. «Mission is impossible» («Миссия невыполнима») – это не про него, ему по плечу любая задача. На меня произвела большое впечатление гравюра из книги «Гарибальди и его время». На ней изображены герой и его команда, плывущие на родину на борту бригантины «Сперанца» («Надежда»). Каким-то образом в открытом море они узнают новость о революционных событиях в Италии. Их радость не знает границ, они всматриваются в даль, простирая руки к невидимой родимой сторонке. Они обнимают друг друга, на их лицах ликование. Фигура в центре композиции притягивает взгляд. Это Гарибальди в картинной, слегка танцевальной позе. Одна нога выставлена вперёд, ей помогает выразительно поднятая правая рука, тогда как левая прижата к сердцу. Взор устремлён вверх, словно он благодарит кого-то за благую весть. Кто знает, может быть, в это мгновение ему открылось будущее и кто-то незримый поведал, что в последующие тридцать лет жизни его мечта осуществится – Италия объединится, враг будет изгнан, Рим падёт и станет столицей свободного Итальянского королевства. Однако вряд ли Джузеппе намекнули, что сам он превратится в легенду и миф и ещё при жизни начнёт бронзоветь и каменеть. Возможно, и к лучшему, что он не узнает про фантастическое количество памятников, воздвигнутых в его честь, про немыслимое число улиц и площадей, носящих его имя. Их 4247! Кроме Апеннинского полуострова многие города планеты чтут память героя двух миров. Его скульптурные изображения украшают Нью-Йорк, Буэнос-Айрес, Монтевидео, Лондон, Париж и… Таганрог. Российская столица ограничилась лишь улицей Гарибальди.
Всё же памятники – затея дорогостоящая, другое дело – сувенирная продукция, особенно печатная. Фото, литографии, гравюры, марки, открытки, книги, журналы с портретами Генерала и сценами из его жизни расходились миллионными тиражами. Ещё во второй половине XX века в каждой итальянской школе со стен на учащихся взирал плакатный Гарибальди, иногда вместе с соратниками по Рисорджименто – Мадзини и Кавуром. Очень хорош итальянский лубок, посвящённый великому солдату Свободы. Им можно насладиться в «красном уголке» музея каждого города, в котором герой побывал или мимо которого проскакал-проехал. В этом памятном углу кроме лубочных изделий обязательно выставлена camicia rossa – красная рубашка. Табличка, сопровождающая сей предмет мужской одежды, будет уверять посетителей в её аутентичности: мол, в таком-то году Джузеппе, одетый в красную рубаху, здесь был и даже ночевал. Вопрос: «Он впопыхах поутру забыл её надеть, а старик Джованни сохранил реликвию для потомков?» А почему бы и нет? Мифотворчество для того и существует, чтобы сказку сделать былью. С другой стороны, за сорок лет Гарибальди, надо думать, износил не одну дюжину ярких camicie. Их шили в больших количествах не только для Генерала, но и для всех гарибальдийцев. Уверена, что краснорубашечного секонд-хенда хватило бы для экспозиций половины земного шара.
Самая знаменитая военная форма XIX века появилась в Латинской Америке в сороковых годах при осаде Монтевидео. Из-за военных действий местная текстильная компания никак не могла продать партию шерстяного красного сукна, предназначенного для рабочих мясных лавок. Гарибальди не упустил возможности по выгодной цене купить эту ткань. Из неё-то и пошили для солдат и Генерала рубашки, а красный цвет командующий объяснил тем, что он поможет скрыть кровь от ран, полученных в боях за свободу. Согласитесь, это звучит благороднее, чем «скрыть кровь от разделки туш убиенного домашнего скота». Метраж приобретённого сукна был так велик, что сшитые из него рубашки доходили почти до колен. Их подпоясывали кожаным ремнём, к которому крепилось колюще-режущее оружие типа шашки-сабли. Красный цвет весьма символичен, и в первую очередь он связан с цветом крови. Однако для русского человека «красный» – это и синоним красивого, нарядного, праздничного, сказочного. Недаром в народном творчестве фигурируют сплошь и рядом красны девицы да красны молодцы, одетые в красные кафтаны, рубахи и сарафаны. Я уж не говорю о том, что главная площадь огромной страны зовётся Красною. В нашей русской народной культуре красный цвет предназначен для истинного героя из народа. А потому милости просим краснорубашечника Джузеппе Гарибальди занять почётное место в ряду отечественных поборников Справедливости и Добра.
Помимо camicia rossa Гарибальди вывез из Южной Америки ещё несколько трофеев: 1) пончо, 2) широкополую шляпу, 3) титул Генерала, 4) славу борца за свободу, 5) жену и троих детей – самый главный трофей. Как видите, все латиноамериканские трофеи дополнили имидж нашего античного героя XIX века. Если у древних греков мифический герой носил шкуры убиенных им животных, то Гарибальди заменил их рубашкой цвета крови, удобной одеждой сельского жителя и шейным платком. Вместо копья и щита он пользовался ружьём и саблей. Добывал же он не золотое руно, а Свободу и Независимость. Он не писал, подобно Орфею, ни стихов, ни музыки, зато другие слагали про него гимны, поэмы, оды и легенды. Впрочем, в последние годы жизни кроме мемуаров он написал несколько исторических романов, которые были изданы, а один даже переведён на русский язык.
Джузеппе не был любимцем богов, и с покровителями ему не повезло, что не помешало стать народным героем. Как и его героические античные собратья, он добился славы и, может быть, бессмертия. С ними его роднит и пережитая им трагическая любовная история. Согласно мифу, она началась в 1839 году в Бразилии. Судно «Италика» вошло в порт Лагуна. Гарибальди в бинокль рассматривал собравшихся на берегу людей. Его взгляд остановился на молодой женщине, красивее которой он ещё не встречал. Он узнал её имя – Анна Мария Рибейро да Сильва. Узнал, что ей восемнадцать и что она замужем. Разве препятствие в лице мужа могло остановить героя? Конечно, нет. Джузеппе подошёл к красавице и, не зная португальского, произнёс по-итальянски, глядя ей в глаза: «Devi essere mia» («Ты должна быть моей»). Как устоять молодой женщине перед таким предложением на непонятном языке? Анита (так её все называли) и не устояла. Забыв всё, что было, она ушла с незнакомцем. Она стала женой и боевой подругой чужеземца, матерью его детей. Анита делила с ним все невзгоды, все трудности кочевой военной жизни. Днём и ночью Анита была рядом с любимым. Но ревнивые античные боги и скучная повседневность не прощают смертным счастливую любовь, а уж героям тем более. За любовь надо платить по самой высокой цене – и это жизнь.
Гарибальди вместе с Анитой и детьми вернулся в Европу. В 1849 году Ницца торжественно встретила своего знаменитого уроженца. Мама Роза рыдала на груди сына. Простой народ ликовал. Все были счастливы, но недолго. Джузеппе в очередной раз отправился освобождать Рим от клерикалов, а беременная на пятом месяце четвёртым ребёнком Анита, оставив детишек итальянской родне, присоединилась к мужу. Второй поход на папский город также окончился неудачей, гарибальдийцы отступили. Анита заболела и умерла в маленькой хижине под Равенной на руках любимого мужа. Весть о её трагической гибели молниеносно разнеслась повсюду. Тут же появилось множество картинок с изображением Гарибальди, несущего на руках умирающую подругу, и «Гарибальди у постели умирающей жены». Аниту хоронили друзья, потому что Джузеппе опять был вынужден бежать и скрываться. Для него начались годы второй ссылки. На сей раз его приютила Северная Америка, где он скромно работал на фабрике. Он не успел побороться против рабства, так как война Севера и Юга ещё не началась. Не успел он выступить и против бесправного положения коренного индейского населения. Судьба берегла героя для других подвигов.
Тем временем по просьбе Гарибальди прах Аниты перенесли в Ниццу на Замковое кладбище. В 1931 году по решению Муссолини и с согласия внука Джузеппе останки Аниты Гарибальди вторично перезахоронили. Местом упокоения стал Рим, а через год в столице Италии появился памятник верной спутнице героя. Скульптор Марио Рутелли изобразил боевую подругу народного героя с револьвером в руке верхом на рвущемся в бой скакуне. Впечатляет. Пожалуй, в мире не так уже много монументальной бронзы с вооружённой наездницей на лихом коне. По воспоминаниям друзей и соратников Джузеппе, урождённая Анна Мария да Сильва была отважной дамой и в ней бушевали латиноамериканские страсти, замешенные на гордости, любви, на преданности возлюбленному, а также на ревности. Занятый национально-освободительной борьбой, Гарибальди не давал Аните поводов для этого унижающего человеческое достоинство чувства. Десять лет Анита оставалась единственной страстно любимой женщиной героя. Однако после её кончины его итальянский темперамент, подобно мощному подземному источнику, вырвался наружу и забил неиссякаемой струёй тестостерона.
Женщины сходили по Гарибальди с ума. Образ то отшельника, то узника собственного островка Капрера способствовал невероятной его популярности. Герой-изгнанник, переживший романтическую и трагическую любовь, будоражил воображение дочерей Евы, они мечтали завоевать его любой ценой. Для начала дамы писали ему страстные письма по адресу: о. Капрера, Джузеппе Гарибальди. Письма приходили в таких количествах, что их приходилось складывать в большие ящики. Генерал был честным и пунктуальным человеком и поначалу отвечал каждой корреспондентке. Однако вскоре на острове образовался дефицит почтовых марок и конвертов. Джузеппе не растерялся и обратился к своим поклонницам с просьбой: если они хотят получить от него ответ, то должны в свои послания вкладывать марки и пустые конверты. Почтовая связь с материком после этого предложения не только не сократилась, но и значительно увеличилась. Похоже, Генерал сделал блестящий пиар-ход. Кроме автографа почитательницы хотели получить и эксклюзивное внимание. Они стали являться на остров лично, чтобы засвидетельствовать восхищение и нежные чувства.
Как истинный сын Италии, почитавший и маму, и Матерь Божью, Гарибальди уважал женщин и их чувства, а потому старался не обманывать ожиданий представительниц прекрасного пола. Списку его побед могли позавидовать и Юпитер, и Казанова. В чём же заключался секрет успеха? Ведь наш античный герой XIX века не отличался ни сентиментальностью, ни хорошими манерами, ни соблазнительной внешностью. Впрочем, некоторые мифотворцы пытались превратить его в шаблонного блондина с голубыми глазами. Они сознательно игнорировали данные листка учёта личного состава из Военно-морского музея в городе Ла-Специя. В нём написано: «…волосы и ресницы рыжеватые, глаза карие, лоб широкий, нос орлиный, рот небольшой… особых примет нет». Один из соратников и друзей Гарибальди, писатель Гверцони, написал в биографии героя: «Про Гарибальди нельзя было сказать «красивый мужчина». Он был невысок, его ноги слегка искривлены… а торс далёк от совершенства… Но над телом горделиво возвышалась великолепная голова, иногда напоминавшая то Юпитера, то Христа, а то и царя зверей льва».
Может быть, женщины падали к его ногам потому, что он никому из них не отказывал – ни официанткам, ни горничным, ни гувернанткам, ни интеллектуалкам, ни аристократкам… Статус дам, сословные различия его не волновали, без лишних церемоний он переходил от слов к действиям. Кто знает, может быть, он искал замену Аните. После её смерти он дважды официально был женат. Продолжительность второго брака составляла один час, в течение которого он узнал, что его обманули и пытались связать брачными узами с девушкой, беременной от другого. А вот официального развода пришлось ждать много лет. Получив свободу, Гарибальди немедленно узаконил отношения с кормилицей своей внучки, от которой у него родилось ещё четверо детей. Похоже, годы между вторым и третьим браками он провёл, не отказывая себе в плотских радостях. Со многими дамами, навестившими его на Капрере, Джузеппе сохранял дружеские отношения. Одна из них написала книгу про своего кумира, озаглавив её «Герой двух миров». Книга имела успех и выдержала несколько изданий. Почти все посетительницы острова вели дневники и оставили воспоминания. Они бережно хранили его письма, написанные чётким красивым почерком, берегли его портреты, журналы с материалами о нём и тем самым открыли исследователям жизни героя бесконечные возможности для сбора информации.
Однако не только женщины оставляли мемуары. Одиссея генерала Гарибальди писалась и его «тысячами» – добровольцами, сражавшимися под знамёнами Рисорджименто под его командованием. Первая «тысяча» появилась в 1860 году для освобождения Сицилии и Неаполя и присоединения Юга страны к независимой Италии. В гарибальдических летописях сохранились приглашения на балы Гарибальди, целью которых был сбор пожертвований на покупку тысячи ружей для добровольцев военных отрядов под командованием генерала Гарибальди.
Среди первых «тысячников» был и Лев Ильич Мечников – младший брат знаменитого русского учёного. Он принял участие в неаполитанской экспедиции «тысячи». Всё в том же 1860 году краснорубашечник Лев Ильич посетил остров Капрера и навестил самоизгнанника Джузеппе, отказавшегося от государственных почестей и вознаграждений. Уехавший на свой остров Гарибальди не принял из рук короля объединённой Италии ни патента на чин генерала, ни ордена Савойского креста, ни весьма ощутимого для кошелька пансиона. Впрочем, позднее по настоянию семьи он всё же согласился на материальную помощь. Кроме того, что Лев Ильич запечатлел себя в костюме гарибальдийца, он ещё и порадовал потомков «Записками гарибальдийца», полными восхищения и восхваления героя-освободителя. Вот что он писал: «Именем Гарибальди полна Италия, перед ним преклоняются все партии, даже самые враждебные… он кумир и городского пролетариата столицы, и бедного хлебопашца какого-нибудь захолустья горной Тосканы».
На самом деле хвалы Льва Ильича не так уж и преувеличены. Судите сами. Высадившись всего лишь с «тысячью» ружей на Сицилии, куда он приплыл на двух кораблях, тайно предоставленных ему сочувствующим судовладельцем Рафаэлем Рубботини, всего лишь с четырьмя пушками, Генерал при поддержке местных мафиози (этот факт позволил противникам называть Гарибальди бандитом – по-моему, это проявление здравого смысла) в рекордные сроки освободил остров. Гарибальди провозгласил себя диктатором, но ненадолго, потому что принял решение расправиться с испанскими Бурбонами и выгнать их из Неаполя. В Неаполитанское королевство он прибыл уже не с одной «тысячью», а с тридцатью. Сторонники Бурбонов испугались, сопротивлялись вяло и убежали.
Вот это подвиги так подвиги! Воистину они достойны античного героя! (Кстати, и в Неаполе не обошлось без содействия каморры.) А наш герой, скромный и гордый, не согласившись с решениями властей новой королевской Италии, уединился на диком острове.
Прежде чем самоизолироваться на Капрере, Гарибальди всё же оказал честь королю Виктору Эммануилу II и встретился с ним возле местечка Теано, недалеко от столицы бывшего Неаполитанского королевства. По совету приближённого к его величеству и к идее объединения Италии графа Кавура приём национального героя был обставлен весьма эффектно. В чистом поле накрыли роскошные столы. С одной стороны сгруппировались король при полном параде, верхом на коне, со свитой из генералов и прочих военных чинов, а с другой – Гарибальди, тоже верхом, в сопровождении своей краснорубашечной «тысячи». Хорошо, что Джузеппе прискакал на встречу не на белой лошади по имени Марсала, которую ему подарил маркиз Анджилери в день высадки на Сицилии, а на самом обычном жеребце. Белую кобылу официальные власти могли ему и не простить – слишком нарядно для простого смертного. Чуть поодаль за происходящим наблюдали избавленные от испанского ига народные массы. Громкими и радостными криками, слегка коверкая фамилию героя в camicia rossa, они приветствовали своего освободителя. Один из свитских генералов выехал вперёд и обратился к собравшимся жителям: «Представляю вам вашего нового короля!» Толпа ничего не поняла, потому что объяснялась исключительно на неаполитанском диалекте, и продолжала восхвалять командира «тысячи». Король на народ обиделся, но всё же пожал руку Гарибальди, и этот торжественный момент запечатлели многочисленные художники. Картинки размножили, и все слои общества ими любовались, находя, что они истинное свидетельство всеобщего национального единения. Тем не менее нашлись недоброжелатели, осудившие и заигрывание короля с народным героем, и самого героя, променявшего республиканские ценности на публичное королевское рукопожатие. Кончилось дело тем, что Гарибальди «подарил» свои победы Виктору Эммануилу II, распустил, не разоружая, «тысячу» и отправился на Капреру.
Несомненно, Гарибальди предпочёл бы одним махом взять и Рим, но король его не поддержал, а примкнувшие к нему под Неаполем «тысячи» разбрелись по домам. Разочарованный Генерал неожиданно для окружающих вдруг вступил в ряды масонов (фр. maçon – «каменщик»). Скорее всего, вольные каменщики привлекли Гарибальди не таинственностью и мистикой своего братства, а стремлением создать всемирную организацию с соблазнительной и утопической целью мирного объединения человечества в религиозном братском союзе, где Бога почитают как великого архитектора Вселенной. Не знаю, как ведут себя итальянские масоны, а наши российские чтут память строителя единого справедливого пространства.
В 1862 году на свой страх и риск Джузеппе предпринял третью попытку освободить Рим от клерикалов и в третий раз потерпел неудачу. Он был ранен в ногу и взят в плен. От заражения крови, ампутации ноги и верной смерти его спас русский хирург Николай Иванович Пирогов. Мало того что Пирогов вытащил из ноги героя пулю, он также ходатайствовал об освобождении Гарибальди. Удивительно, но знаменитого пленника выпустили из тюрьмы и сослали всё на тот же остров Капрера.
Что касается земельной собственности Гарибальди, то северную часть заброшенного, дикого островка между Сардинией и Корсикой Джузеппе купил в 1855 году, получив в наследство от брата Феличе некоторую денежную сумму. Со временем вместо убогого домишки Гарибальди построил знаменитый «Белый дом» в стиле южноамериканской фазенды. Вторая половина острова принадлежала супружеской паре из Англии. Через десять лет деятельная английская поклонница Гарибальди организовала сбор средств, чтобы помочь Джузеппе выкупить вторую часть острова. Деньги были собраны, и остров целиком перешёл в собственность Генерала. А после его смерти семья оформила акт о дарении Капреры Итальянскому государству. В настоящее время дом, могила и прилегающие сельхозугодья являются национальным памятником.
Неожиданно для всех Гарибальди оказался рачительным сельским хозяином. В своих «Записках…» Мечников вспоминает: «Он (Гарибальди) сам обрабатывает землю… встаёт с рассветом, отправляется вместе со своими работниками в поле; около полудня охотится, затем обедает, спит несколько часов, к вечеру опять отправляется в поле и только по заходе солнца возвращается домой… Обед у него состоит по большей части из овощей, насаженных рукою самого хозяина, и из дичи. Этот образ жизни возбудил удивление в целой Италии. Многим казался он… неестественным: одни желали видеть в нём протест против неблагодарности правительства, другие – желание отличиться во всём от большинства смертных».
Примечательны воспоминания и других его соратников, из которых мы узнаём, что Гарибальди был непьющим человеком, ценил и любил воду, ел немного, отдавая предпочтение рыбе. Вечером выпивал чашку холодного козьего молока. Многие боевые друзья рассказывали, что во время самых тяжёлых сражений иногда можно было увидеть Генерала с кусочком сыра и стаканом холодной воды. Он всегда был спокоен. Все, кто его хорошо знал, свидетельствовали о его скромности и простоте, что, впрочем, не мешало Гарибальди носить тонкое нижнее бельё, изготовляемое по специальному заказу в Китае.
Кто бы что ни думал и ни говорил о вкусах и привычках Гарибальди, о его жизни на Капрере, как бы ни оценивались его поступки, для итальянцев он прежде всего бесстрашный, честный, сильный и смелый герой. Для нескольких поколений Гарибальди был не просто одним из лидеров Рисорджименто – он превратился в главную фигуру героического мифа об освобождении и объединении Италии. Несколько факторов сыграли свою роль в зарождении и распространении мифа о герое. Помимо времени, места, исторических событий, потребности в герое, наличия подходящей кандидатуры для создания кумира народных масс необходим и имиджмейкер. У Гарибальди таковой имелся. Одним из первых и главных мифотворцев Джузеппе стал его тёзка Мадзини. Уже после первой римской неудачи в 1834 году основатель «Молодой Италии» разглядел в Гарибальди «итальянскую модель героизма», а его латиноамериканский опыт подтвердил увиденное ранее. Мадзини почувствовал, что «идейный солдат удачи» обладает высокими организаторскими и командными способностями, он понял, что бескорыстный кондотьер способен осуществить грандиозные замыслы. Именно поэтому главный идеолог Рисорджименто последовательно и продуманно лепил образ народного героя.
Неоценимый вклад в развитие образа внесли пресса и литература, как зарубежная, так и итальянская. О Гарибальди писали Дюма, Герцен, Кардуччи, Пасколи, Д`Аннунцио. В конце XX века известный сицилийский писатель Андреа Камиллери написал рассказ «Сапог Гарибальди». В этом произведении речь идёт о приключениях префекта Фалкончини – «человека с Севера», отправленного служить на Сицилию через два года после подвигов «тысячи». Через несколько месяцев убеждённый монархист и патриот «Новой Италии» Фалкончини приходит к выводу, что истинного объединения страны на самом деле никогда и не было, а идеалы Рисорджименто забыты. Остался на Сицилии лишь один-единственный сапог Гарибальди, и его, как бесценную реликвию, процессия торжественно проносит по улицам города. Разочарованный и никем не понятый префект возвращается на Север, а автор Камиллери лукаво улыбается. Единая Италия, как сапог Гарибальди, – это всего лишь мифы, в которые кто-то верит, а кто-то подвергает их сомнению.
Тем не менее люди не могут обойтись без мифов. Они постоянно выдумывают новые, а старые проходят испытание временем. Оно и решает, что с ними делать: отправить в запасники культурного наследия или их можно приспособить к дню сегодняшнему. Например, в XX веке имя Гарибальди использовали и фашисты, и антифашисты одновременно. Муссолини поднял на щит человеческие качества итальянского идола народных масс – его порядочность, честность, бескорыстие, отвагу, скромность, любовь к Родине, но переодел своих соратников в чёрные рубашки. Антифашисты не отказались ни от camicie rosse, ни от светлого образа героя, ни от его преданности республиканским идеалам. «Красные бригады» оказали достойное сопротивление чёрно-коричневой чуме прошлого столетия и вышли победителями. Ни один памятник Джузеппе Гарибальди за годы Второй мировой войны в Италии не пострадал. Да и в Ницце он отлично себя чувствует до сих пор. Местные считают Гарибальди стопроцентно «своим», несмотря на странно звучащую фамилию, а монумент герою прошлого века признают безусловной удачей французского изобразительного искусства и скульптора Антуана Этекса в особенности. Однако нашлись строгие критики, упрекнувшие автора барельефов знаменитых Триумфальных ворот на Елисейских полях в использовании всех возможных клише XIX века: мол, и избитая позиция объекта стоя, и чрезмерное портретное сходство, и «говорящие» архитектурные аксессуары.
Внимательно разглядывая стоящего на площади Гарибальди, я недоумевала: разве плохо, что Гарибальди похож на себя, а не на Мадзини или Кавура? Джузеппе подтянут и строен, упомянутая ранее кавалерийская кривизна ног не просматривается. Одежда на нём именно такая, какую он носил в боевых условиях: рубашка, заправленная в брюки с ремнём, сбоку оружие, сапоги, шейный платок и не очень читаемая накидка – то ли плащ, то ли всё же знаменитое пончо. А какие живописные складки, любо-дорого! Жаль, конечно, что каррарский мрамор не передаёт красного цвета самого узнаваемого предмета гарибальдийского костюма, однако camicia сидит на памятнике идеально. Хорошо, что Этекс остановился на безлошадном варианте. Животное тянет монумент на себя, отвлекая внимание от главного – от лица и его выражения.
Нравится мне и то, что Гарибальди стоит с непокрытой головой. Нет на ней ни широкополой шляпы латиноамериканской молодости, ни странной османской фески с кисточкой поздних лет жизни героя. Странный восточный головной убор появился после визита Гарибальди в Лондон в середине пятидесятых годов XIX века. В ту пору избранное мужское общество носило вошедшие в моду «курительные шапки» – smoking cap, явно позаимствованные у турок. Сей головной убор (не считая ночного колпака) разрешалось использовать в доме: он согревал голову курящего в неотапливаемой комнате, а также предохранял волосы от едкого табачного запаха. Курительные шапочки стоили недёшево, их шили из стёганого бархата, да ещё и на подкладке, и украшали вышивкой, а также золотой или серебряной кисточкой. Скорее всего, smoking cap преподнесла Гарибальди какая-нибудь влюблённая в него дама. Она была счастлива, что Генерал благосклонно принял подарок, с которым не расставался до конца жизни. Шапочка помогала скрывать огромные залысины большого лба и стала неотъемлемой частью гарибальдийского гардероба. Не исчез головной убор и после смерти героя, он украшает его голову на памятниках в Милане, Риме, Ровиго, в Ла-Специя, Турине… Антуан Этекс от smoking cap отказался и скрыл возрастные недостатки, прибавив количество волос на голове Гарибальди. Причёску и растительность на лице скульптор не менял. По моде XIX века борода и усы благообразили лица носивших их мужчин, особенно если владельцы за ними ухаживали. Гарибальди за собой следил, бороду стриг, придавая ей форму каре. С 1835 года Джузеппе отрастил длинные волосы, скрывавшие после серьёзного ранения частичное отсутствие правого уха и уродливый шрам на шее.
Что касается «говорящих» элементов памятника, то они, как и всегда, Этексу удались. Очень эффектно смотрятся на фронтоне высокого цоколя бронзовые женские фигуры с младенцем и знамёнами. Дамы олицетворяют аллегорию Франции и Италии у колыбели героя. Франция от Италии отличается полуобнажённой грудью. Моду на неприкрытую одеждой эту часть тела Свободы ввёл Делакруа, изобразив в таком виде Liberté на баррикадах Великой Французской революции. Мощные бронзовые львы по бокам памятника подчёркивают не только смелость и благородство мраморного героя, но и силу франко-итальянского союза.
О многом «говорит» и окружающее монумент водное пространство городского фонтана. Оно символизирует море, на берегу которого Гарибальди родился, с которым была связана его жизнь. Более того, фигура Генерала в центре фонтана – ещё одна аллегория. Легендарный герой ушёл из жизни в июне 1882 года на диком средиземноморском острове Капрера. Воздвигнутый на его могиле памятник обращён лицом к далёкой Ницце, а ниццкий высматривает вдали столицу Савойского королевства – Турин.
Я не могу не процитировать слова Александра Ивановича Герцена. И он, и Гарибальди – оба служили великим и благородным целям. В «Былом и думах» «Герою двух миров» посвящена глава Camicia rossa. Александр Иванович не пожалел слов восхищения в адрес Джузеппе: могучий вождь итальянского объединения, живая легенда, идол масс, невенчаный царь народов, живое «воплощение великих идей» – и подвёл грустный итог. Он увидел в Мадзини и Гарибальди «двух последних «Дон Кихотов революции», трагический тип людей, переживших свой идеал».
Мраморное воплощение «великих идей» одиноко и торжественно стоит на площади имени себя. Мы видим умудрённого опытом человека, уставшего и от славы, и от жизни. Как и полагается истинному герою, он разочарован, ибо ему не удалось до конца осуществить намеченные цели. И всё же он никогда не изменял себе, не предавал. Не избегал опасностей, не интриговал. У него не было «божественных покровителей», он рассчитывал лишь на собственные силы и на поддержку тех, кто, как и он, боролся за Свободу и Независимость. Антуан Этекс запечатлел Джузеппе Гарибальди в тот момент, когда спокойно и с большим достоинством античный герой XIX века делает шаг в Бессмертие.