После того как отгремело 95-летие журнала «Звезда», по культурным СМИ разлетелась тревожная новость, что из-за недостатка финансирования издание закроется к началу 2020 года. Роковой январь давно миновал, и вот уже пятый номер мчится навстречу вдумчивым и интеллигентным читателям.
Юбилеи без обронзовения
Юбилей – это отличный информационный повод, чтобы подробнее поговорить о выдающихся личностях и знаменательных событиях. Любая круглая дата оборачивается массой шаблонных мероприятий в учреждениях культуры и кишащих штампами статей в СМИ. Журнал «Звезда», сделав смысловым стержнем майского номера 75-летие Великой Победы и 80-летие поэта Иосифа Бродского, постарался найти небанальный подход к заявленным темам.
Великая Отечественная война в подборке «победных» материалов раскрывается живыми свидетельствами очевидцев. Статья историка Никиты Ломагина рассказывает о значимости обороны Ленинграда как символа стойкости народа и письмах жителей блокадного города к властям. Согласно решению секретаря горкома ВКП(б) академики, профессора, доктора наук, заслуженные и народные артисты, видные писатели и художники могли рассчитывать на «рабочую» продуктовую карточку, что давало возможность получать немного больше продуктов. Только для этого требовалось отдельное разрешение. Статью сопровождает подборка писем от интеллигенции в Смольный. Никита Ломагин отмечает, что для получения положительной резолюции определяющее значение имело умение «говорить по-большевистски». В прошениях встречаются восхваления Сталина и отсылки к революции, но за обязательным официозом у одних проступает мольба, у других – отчаяние, у третьих – истерика, а у некоторых – небоевой, незаметный подвиг. Так, историк Николай Воскресенский в блокаду вместе с женой продолжал работу над трудом о законодательных актах Петра Великого. В его прошении звучит не столько обеспокоенность за себя, сколько тревога за судьбу своих научных изысканий и уникальной библиотеки.
Писатель Виталий Шенталинский составил эпистолярную подборку из писем своего тестя-фронтовика. От июньской катастрофы 1941-го до майского триумфа 1945-го летели в далёкий тыл послания майора артиллерии Сергея Колесникова к жене Екатерине, неся с собой трепетную любовь, искренние переживания и несокрушимую уверенность в победе. Сбивчивые строчки дополняются фрагментами из устных рассказов с такими эпизодами, что «если бы показали в каком-нибудь фильме, мы бы вряд ли поверили». Эссе писателя Юрия Лебедева сопоставляет двух военачальников – фашистского генерал-фельдмаршала Георга фон Кюхлера, руководившего осадой Ленинграда, и советского маршала Леонида Говорова, прорвавшего блокаду. Писатель пытается понять, почему два офицера со схожими судьбами и складом характера выбрали настолько разные пути: один стал военным преступником, обречённым на забвение, а другой – настоящим героем, увековеченным в народной памяти.
Неброско о Бродском
Иосиф Бродский – автор популярный, а потому многие воспринимают его легковесно. «Звезда», как и положено толстому журналу, в честь круглой даты приглашает к серьёзному и непростому разговору о поэте. Подборка материалов открывается ранее не публиковавшимся стихотворением юбиляра «Ручей». Журчащая интонация разворачивает ментальные пространства, где климат неподвижен, век непрерывен, а устье равно истоку:
Ибо в общем молчаньи
это не лучшая весть;
ибо это печально,
но это правда и есть;
в этом и сила роста,
в этом – сны забытья,
ибо Природа – остров
в океане небытия.
Подробная стиховедческая статья Якова Гордина помогает, отправившись по течению неясных мыслей и прекрасных чувств «Ручья», уловить потаённые смыслы.
Историки литературы Владимир Орлов и Андрей Устинов подготовили к печати документы из архива «Литературной газеты», отражающие творческую сторону суда над Бродским: письма, ходатайства, фельетоны, телеграммы, статьи. Обвинение в тунеядстве поляризовало писательское сообщество. В текстах и в личности молодого литератора обнаружился потенциал, исключавший равнодушие. Если «за», то «считаем Бродского лучшим современным поэтом». Если «против», то «дешёвое позёрство» и «пасквилянтская злоба» «потерпевшего крах в своих поэтических опытах». Столь разноплановые суждения вряд ли помогут лучше постичь самого поэта, зато своеобразно характеризуют умонастроения интеллигенции того времени.
Невозможность равнодушного отношения к Бродскому прослеживается до сих пор. Юбилейный блок продолжают исследователи с невероятно изобретательным ракурсом. Алексей Конасов, впервые выступивший в качестве литератора, устроил историческое расследование, чтобы внести ясность в название известного стихотворения – «Шесть лет спустя» или всё-таки «Семь…»? Нидерландский славист Кейс Верхейл делится сокровенными размышлениями о туманных сновидениях и растворяющейся в литургическом ладане яви. Культуролог Борис Парамонов пытается постичь зачарованность Бродского небытием – конкретного ответа он не находит, зато констатирует невозможность жизни без развалин и утверждает монолог лучшей формой для разговора с небожителями. А ещё в юбилейном блоке есть Соломон Волков, Денис Ахапкин, Адам Загаевский, Владимир Хршановский – и каждый с особым взглядом на Бродского и своими, пускай и не всегда грандиозными, открытиями.
Подлинность жизни
Юбилейные материалы потеснили собственно литературную часть номера – художественный блок состоит из одного рассказа и двух подборок стихов. «За Сухоной-рекой» москвича Алексея Иванова – это скорее не проза, а мемуары. Писатель рассказывает о фольклорной экспедиции, с которой он отправился в глухую деревню. Покосившиеся избы, разрушенная церковь и гостеприимные дряхлые старухи открыли ему глаза на «Россию, которую мы потеряли». Раскулачивание и коллективизация лишили будущего некогда цветущее селение с работящими мужиками. Теперь здесь живут лишь несколько старух да мать с оравой детей от разных отцов. Образ Христа, сберегаемый в овчарне от бравых комсомольцев, словно сливается с немногочисленными жителями деревни, хранящими былую, уходящую культуру. Констатация трагедии обходится без запоздалых обличений. Чем больше проходит лет, тем важнее становится не высказать горячечное осуждение прошедшего, а не дать иссякнуть памяти об оставшемся.
Поэты майского номера обречены на сопоставление с Иосифом Бродским. Редакция не зря остановила выбор на тех, чьи тексты особенно созвучны нобелевскому лауреату. Экзистенциальная задумчивость, насыщенный метафоризм и изящные культурно-исторические отсылки окутывают каждое стихотворение. У Валерия Скобло преобладают упаднические мотивы. Бытовые образы увядания вроде запертой на зиму дачи, заклеенных окон или прохудившихся ботинок постепенно перерастают в кромешный мрак бытия. Как загулявший пьянчужка не в силах объясниться перед рассерженной супругой, так и мыслитель теряется перед непостижимостью мироздания:
Как скуден улов вековых размышлений в итоге.
И надо ли плакать, когда предаются огню
Все мысли о Вечном, о небе, душе или Боге?
Я, если признаться, их тоже не очень ценю.
Алексей Пурин гораздо бравурнее соседа по поэтической рубрике. Его стихотворения приободрены маршевыми ритмами. «Астры» продолжают излюбленную русской литературой тему Наполеона, вычерчивая маршрут от перекраивания мира по швам до крошечного острова Святой Елены. «Ахилл. Ликомед. Одиссей» – это рифмованный пересказ античного сюжета о богине Фетиде, спрятавшей своего сына Ахилла от Троянской войны. Если в «Ручье» Бродского устье равнялось истоку, то здесь неминуемость смерти в будущем означает подлинную жизнь в настоящем.
Встречное усилие
«Критика не вторична. Это наивысшее воплощение встречного творческого усилия», – отмечал исследователь футуризма и имажинизма профессор Владимир Марков. О нём в «Звезде» помещена статья Бориса Ефимова, в полной мере передающая неординарность мышления выдающегося филолога. Эссеистические и библиографические материалы журнала явно следуют этому тезису – они получились по-настоящему сильными и творческими. В заметках Андрея Арьева анализируется недавно обнаруженный первый русский перевод «Мифа о Сизифе» Альбера Камю: Рид Грачёв вместо устоявшегося «чувства абсурда» писал о «чувстве бессмысленности», что усиливало противостоящую злу надежду. Елена Невзглядова пытается примирить строгую филологию с противостоящей обыденности поэзией. Александр Мелихов размышляет о советском писателе Михаиле Козакове, который – как и многие его современники – ошибочно принял земную власть за послание вечности.
Михаил Петров на примере собственного опыта провозглашает судьбоносность чтения. Наталья Бонецкая вместе с религиозными философами Серебряного века постигает соборные и вселенские смыслы русской иконы. В рубрике «Уроки изящной словесности» известный филолог Александр Жолковский бьётся над загадкой магии искусства: почему художественный вымысел превосходит реальность, а персонажи оказываются достовернее прототипов.
Завершается номер тремя рецензиями на современную прозу. Елена Васильева, Анастасия Житинская, Дарья Облинова – авторы, непохожие по стилю и подходу к тексту, – детально и обстоятельно проводят критический анализ. В этом отношении журнал «Звезда» – свободный от жёстких форматов и поверхностной рекомендательности – надёжное пристанище для тех, кто хочет умного и насыщенного обсуждения прочитанных новинок.
Александр Москвин