ТЕАТР
Сцена из спектакляПятнадцать лет назад случилась встреча, которой в ту пору никто не заметил. Кроме, наверное, её непосредственных участников – режиссёра Анатолия Ледуховского и актрисы Елены Козельковой. Режиссёр был молод и еретически талантлив, актриса знаменита и в значительной степени забыта. Он только начинал, но у него уже был свой театр и свои артисты, она служила в совсем другом театре, служила так давно, что он уже перестал быть своим. Он был готов принять в лоно своего театра всякого, кто в него поверит, она жаждала перемен и знала, что они произойдут. Можно предположить, что в Ледуховском Елену Козелькову привлекли дерзость и новизна вкупе с точностью задач и конкретностью планов. Ещё можно предположить, её – актрису театра «Современник» – привлекло в нём абсолютное отсутствие пафоса, за которым проницательно и безошибочно угадано ею было бескорыстие, честность и желание работать во имя Искусства. Никогда не декларируемое, но она угадала, ибо за долгие десятилетия собственного театрального сюжета научилась-таки различать настоящее и фальшивое. Она поняла главное: что непонятный, странный, «сомнительный» Ледуховский – настоящий.
Он предлагал ей роли – непривычные, шокирующие, словно бы поперёк всей прожитой ею в театре жизни, – всякий раз она отважно и вдохновенно вступала в ещё неизведанную стихию.
В честь юбилейного дня рождения Елены Козельковой Театр наций дал спектакль Анатолия Ледуховского «Моя мать – Марлен Дитрих». Геометрия сцены, звука, света, только невнимательному взгляду кажущаяся холодной и бесстрастной. Страсть, растворённая в воздухе, материализуется актрисой. Её бесстрашием, её магнетизмом, её погружением в свою героиню – одновременно с отстранением от неё. Её даром – играя «низкое», давать ощутить высокое. Изумительный голос, в котором одновременно и мурлыканье домашней кошечки, и рык дикой пантеры, и загадка сфинкса. В финальной сцене за спиной актрисы – огромное зеркало, одно из тех тысяч зеркал, в которых за свою долгую и легендарную жизнь отразилась и отражалась её героиня. В котором она однажды растворилась, чтобы годы спустя возродиться страстью и талантом иной актрисы. Козелькова не играет Марлен Дитрих – оттого, быть может, особенно убедительна. Грандиозный монолог – режиссура собственных похорон. Очаровательно непосредственный, по-настоящему увлечённый, подчас искренне озабоченный (ведь её уже не будет – а «они», что они могут без неё…). А как разговаривает она с Богом – ведь почти на равных… Доходя до открытого ёрничества, тональность вдруг сменяется безыскусным драматизмом, боязнью смерти… В клоунаде и в трагедии – равная мощь… Последний кадр спектакля в постепенно угасающем свете: Козелькова – Марлен на подиуме, перед ней микрофон, царственно-скульптурная поза, знаменитая шуба, знаменитое серебряное платье, знаменитые золотые волосы… Мне почему-то в этот момент вспомнилось: вопреки хорошо известным фактам, что последние десять лет жизни, после перелома ноги, Марлен провела, не вставая с постели, вспомнилось: «деревья умирают стоя»…
Сцена из спектакляПятнадцать лет назад случилась встреча, которой в ту пору никто не заметил. Кроме, наверное, её непосредственных участников – режиссёра Анатолия Ледуховского и актрисы Елены Козельковой. Режиссёр был молод и еретически талантлив, актриса знаменита и в значительной степени забыта. Он только начинал, но у него уже был свой театр и свои артисты, она служила в совсем другом театре, служила так давно, что он уже перестал быть своим. Он был готов принять в лоно своего театра всякого, кто в него поверит, она жаждала перемен и знала, что они произойдут. Можно предположить, что в Ледуховском Елену Козелькову привлекли дерзость и новизна вкупе с точностью задач и конкретностью планов. Ещё можно предположить, её – актрису театра «Современник» – привлекло в нём абсолютное отсутствие пафоса, за которым проницательно и безошибочно угадано ею было бескорыстие, честность и желание работать во имя Искусства. Никогда не декларируемое, но она угадала, ибо за долгие десятилетия собственного театрального сюжета научилась-таки различать настоящее и фальшивое. Она поняла главное: что непонятный, странный, «сомнительный» Ледуховский – настоящий.Он предлагал ей роли – непривычные, шокирующие, словно бы поперёк всей прожитой ею в театре жизни, – всякий раз она отважно и вдохновенно вступала в ещё неизведанную стихию.
В честь юбилейного дня рождения Елены Козельковой Театр наций дал спектакль Анатолия Ледуховского «Моя мать – Марлен Дитрих». Геометрия сцены, звука, света, только невнимательному взгляду кажущаяся холодной и бесстрастной. Страсть, растворённая в воздухе, материализуется актрисой. Её бесстрашием, её магнетизмом, её погружением в свою героиню – одновременно с отстранением от неё. Её даром – играя «низкое», давать ощутить высокое. Изумительный голос, в котором одновременно и мурлыканье домашней кошечки, и рык дикой пантеры, и загадка сфинкса. В финальной сцене за спиной актрисы – огромное зеркало, одно из тех тысяч зеркал, в которых за свою долгую и легендарную жизнь отразилась и отражалась её героиня. В котором она однажды растворилась, чтобы годы спустя возродиться страстью и талантом иной актрисы. Козелькова не играет Марлен Дитрих – оттого, быть может, особенно убедительна. Грандиозный монолог – режиссура собственных похорон. Очаровательно непосредственный, по-настоящему увлечённый, подчас искренне озабоченный (ведь её уже не будет – а «они», что они могут без неё…). А как разговаривает она с Богом – ведь почти на равных… Доходя до открытого ёрничества, тональность вдруг сменяется безыскусным драматизмом, боязнью смерти… В клоунаде и в трагедии – равная мощь… Последний кадр спектакля в постепенно угасающем свете: Козелькова – Марлен на подиуме, перед ней микрофон, царственно-скульптурная поза, знаменитая шуба, знаменитое серебряное платье, знаменитые золотые волосы… Мне почему-то в этот момент вспомнилось: вопреки хорошо известным фактам, что последние десять лет жизни, после перелома ноги, Марлен провела, не вставая с постели, вспомнилось: «деревья умирают стоя»…