Павел Алексеев
Родился в 1959 г. в Баку. Окончил в Ленинграде ЛМИ (Военмех). Руководил институтской командой КВН. Одновременно окончил режиссёрские курсы при ЛДМСТ у профессора А.И. Кацмана. Член Союза писателей Санкт-Петербурга, председатель секции прозы, член Литературного фонда России. Член попечительского совета театра «Мимигранты». Первая премия в литературном конкурсе им. В. Голявкина 2014 года за книгу «Среди сломанных копий». Дипломант премии «Золотое перо России 2013», диплом «Серебряное перо Руси 2013» за серию миниатюр. Премия «Петраэдр» в номинации «Рассказ года» за 2015 год. Печатается в журналах «Аврора», «Паровоз», «Лёд и пламень», «КЛАУЗУРА», «Квадрига Аполлона», «Невский альманах», «Под небом единым» (Финляндия), «Kirjalija» (Финляндия), «Новый берег» (Дания), «Берег Питера», «Царскосельская лира», альманахи: «Северное измерение», «Петраэдр», «Согласование времён» (Германия), «Интеллигент» (Москва, Санкт-Петербург, Нью-Йорк), «Творчество» (Берлин), «Лиterraтура».
Новые правила
Санкт-Петербург. День близился к ночи. Мужчина вынул ключи с брелоком от домофона, подходя к парадной. Из темноты ему навстречу шагнули трое в строгих костюмах, и очень вежливо один спросил:
– Не подскажете, как пройти в библиотеку?
– Чё? – не понял прохожий.
Резкий удар справа. И темнота.
На следующий день в отделении травматологии потерпевший узнал от других пострадавших, что в городе уже нельзя говорить «чё?» и лучше досконально знать, как пройти в библиотеку, и неплохо на карте показать, если потребуется, кратчайший маршрут, иначе можно получить и в челюсть.
– Кто они? – побледнел наш герой.
– Учителя русского языка, – вздохнули все.
– Культурная столица должна быть культурной! И баста! – возглашал очкастый предводитель педагогов, немного красуясь перед телекамерами.
Тревога охватила весь город. Ведь первый встречный на пустынной улице мог задать вам негромко вопрос:
– А читали ли вы Достоевского?
И если вы неуверенно кивнёте в ответ, то и уточнить мог с многообещающей и сладкой угрозой в голосе:
– А что именно?
И нужно было тогда не ошибиться в названии.
Учите русский язык. Читайте. На всякий случай. Пожалуйста!
Настоящая литература
Он с жадностью читал, хватая книгу за книгой. Глаголы жгли.
Под утро его нашли сидящим на готическом стуле. Спина прямая. Глаза обожжённые, белые. Смотрят в пустоту. Он стал слепым.
Настоящая литература действительно жгла.
Правда
Иван Петрович решил всем говорить правду.
Правду. Только правду и ничего кроме правды. И ему показалось, что это будет очень хорошей идеей. Честной. Перед собой. Перед всеми.
Он вдохновился ею и тут же всё рассказал своей жене. Всё о своих былых похождениях и неприглядных поступках. Во всех подробностях и деталях. Без утайки. Как ему это было ни трудно, но он превозмог себя. И был горд этим. Он вдохновлялся. А в итоге его половинка после трёх дней горьких рыданий вся в слезах ушла, прихватив детишек.
Другой бы задумался, что происходит? Что-то не так? Но он был уверен в правильности предпринятых шагов и двинулся дальше. И поведал на работе всю правду о своих сослуживцах начальству, и у него в мгновения ока не стало друзей и соратников. А начальство просто вышвырнуло его за неприглядную правду о себе.
Однокашники тоже теперь его ненавидят и не желают общаться и знаться. И не только они.
– Эк! Чего навыдумывал! – стали говорить все вокруг и отворачиваться при встрече.
Даже старая мать старалась забыть о собственном сыне, о кровинушке. Что он ей там наговорил, неизвестно, но он уверен, что всё это истина в последней инстанции. А мать очень жалеет, что родила такого изгоя.
А Иван Петрович свободен теперь от всяческих связей. Дружеских, общественных, личных. Он не заморочен чужими проблемами, болью. Не знает забот.
Истина, что есть насущней?
Кто хочет больше свободы, говорите всё время правду. Правду и только правду, ничего кроме правды. Прямо в лицо.
В интернет-кафе
Григорий Отрепьевич ухом не ведёт и рылом. Хотя обращаются к нему и требуют предъявить сейчас же документы.
Но Григорий не в силах даже повернуться. У него настоящий приход графомании. Это новый вид неизученного заболевания, когда пишешь в безумии всякую чушь, не переставая, размещаешь её торопливо где только возможно в интернете и ждёшь с нервным трепетом хоть какого-нибудь отклика.
– Эй, ты! – повторяет в сильном раздражении грубый голос, и мясистая ладонь ложится на плечо пишущего, надавливая.
– Минуточку, – лихорадочно шепчет Григорий Отрепьевич, пригибаясь, и уходит с головой в текст.
Только его и видели.
– Ты видал? – спрашивает ошарашенный мент, а ныне полицейский Саня, своего промозглого напарника. Тот кивает, тупо глядя на экран, который только что с чавкающим звуком поглотил почти целиком графомана-маньяка в первом поколении. Лишь каблук ещё никак не может погрузиться в гладкую поверхность монитора. Дёргается.
Полицейские не успевают опомниться, как ботинок всё-таки тонет. Хлюп!
Две пары осоловелых глаз, проморгавшись, с невероятной ясностью видят, что среди букв и всяких предложений, ныряет, кувыркается и неслышно кричит разрумянившаяся рожица Григория. Он, видимо, счастлив.
– А мы? – просятся менты внутрь таинственного пространства и угадывают по губам ожившего смайлика:
– Пишите, Саша, пишите!
Стражи порядка бросают всё и начинают строчить…
Компьютеры, а затем и экраны телевизоров захламляют постепенно «менты», «воры», «фонари», «слепые», «убойные» …
– Ну что? – спрашивает плоский смайлик, подмигивая. – Ко мне? А?
– Нам хорошо и здесь! – вскрикивают новые сложившиеся авторы и поминают являющегося им Григория Отрепьевича лёгким квасом. Они не пьют. Им некогда. Они творят культуру.
Как тут поспоришь?
Во дворе Дома писателя молодой неудержимый прозаик стоял около урны, нещадно дымил сигаретой, доставая новую, и брызгал слюной, обличая всех графоманов на свете.
Рядом уже полчаса солидно попыхивал трубкой маститый местный литератор, принадлежавший каким-то своим упитанным боком к древнему роду Кожиных-Рожиных. И вот он-то вдруг и сказал на все эти беспощадные выплески:
– А мне лично графоманы нравятся, – и улыбнулся, глядя в непроглядное петербургское небо.
– Почему? – опешил юный обличитель.
– Они хотя бы неравнодушны к слову, – и выдохнул смачно дым огромным кружащимся облаком.
– А я?!!
– А ты неравнодушен к графоманам.
Как тут поспоришь?