Какая эпоха у нас сейчас на дворе – предчувствие великих свершений или торжество попсы? Способны ли мы вырваться из «гламурного плена», в который сами себя загнали? На вопросы «Литературной газеты» отвечает главный редактор журнала «Мировая экономика и международные отношения», политолог Андрей РЯБОВ.
– Новый анекдот появился: «Евровидение – наше, в футбол и хоккей мы стали выигрывать… А всего-то и надо было 9 Мая «Тополь-М» по Красной площади провезти!» В каждой шутке есть доля шутки. Вам не кажется, что в последнее время у нас происходит всплеск патриотизма особого рода – гламурного, попсового? Люди реагируют на победу эстрадного певца так, будто он Берлин взял, а футбольные успехи вызывают массовые шествия с флагами и рассуждения о «великой державе». Но ведь поводы-то несоразмерны столь бурной реакции. Или мы просто ностальгируем по советским временам, когда и правда любые пьедесталы были нашими, а ядерных ракет побаивался весь мир?
– Все эти «страсти по гламуру» – не патриотизм, а скорее, его суррогат. Здесь получилось наслоение совершенно разных явлений, психологических состояний, взаимодействия разных линий в развитии общественного сознания.
Есть, безусловно, и некая ностальгия по тем временам, когда наша страна была супердержавой, многое решала и от неё многое зависело. Понятен интерес к тем «атрибутам величия», которые ещё живы в памяти – в отличие, например, от символов царской империи или времён Александра III, когда, строго говоря, Россия и достигла максимальных размеров.
Объяснимо и другое. В значительной степени всплеск таких настроений – это, как говорят некоторые социальные психологи, «посттравматический синдром». 90-е годы стали для массового сознания серьёзной психологической травмой. Рухнуло всё – привычные представления о жизни, государственные и политические институты, формы общественных отношений. Сейчас из этого состояния мы выходим двумя путями. Первый – ренессанс хорошо знакомых старых форм (новые-то не состоялись, а общественное сознание пустот не терпит). А с другой стороны, Россия ведёт себя сейчас, как тот больной, который после аварии пролежал какое-то время в коме, всё-таки вышел из неё, почувствовал себя лучше и теперь требует сигарету, кино по телеку, посетителей с пакетом деликатесов…
– Он выздоравливает или ему только кажется?
– Он чувствует себя лучше, и это пока для него главное. В современном российском обществе, выходящем из «посттравматического состояния», сейчас возник запрос на тотальную индустрию развлечений, которая начинает заменять собой и образ мышления, и образ жизни. А два процесса, о которых мы говорили, на выходе как бы сталкиваются.
В итоге востребован оказывается, с одной стороны, «патриотизм» (или хотя бы его внешняя оболочка), а с другой – ему придают сугубо «развлекательную» форму, окрашенную в яркие цвета гламурной поп-культуры, именно потому, что общество хочет сейчас «расслабиться».
Ещё очень важный момент. Состояние, в котором наше общество пребывает с начала 90-х годов, можно назвать «демобилизационным». То есть, говоря проще, оно готово поддерживать те или иные ценности, политические институты или идеи. Но совершенно не намерено ради этого идти на какие-либо жертвы и даже ограничения. Бурно поболеть за наших спортсменов или певцов – это пожалуйста. Но если к тому же обществу обратиться с просьбой ради реализации какой-либо общенациональной ценности «потуже затянуть пояса», согласиться с серьёзным сокращением доходов – этот номер не пройдёт. Никаких «всё для Билана, всё для победы». Так что выглядит всё это в итоге странновато.
– Мы снова удивили остальной мир?
– Мы всегда считали, что наши «национальные особенности» никаких аналогов в мире не имеют. Но контакты со странами Европы и Северной Америки участились, и стало приходить понимание, что в мире тоже происходит нечто подобное (по крайней мере в той его части, которую можно назвать индустриально развитой). Там тоже царит «облегчённое» отношение к жизни. Тоже теряют популярность всевозможные умные ТВ-программы, а их место заполоняют ток-шоу. Герои «застеколья» решают надуманные проблемы. Надо же – мы, оказывается, плотно встроены в общемировые тенденции!
Правда, надо понимать: природа таких явлений у нас и на Западе совершенно различна.
Там торжество гламура – реакция на то, что проблемы, которые стояли перед индустриальным Западом в ХХ веке и уж тем более в XIX, во многом оказались решены. Достигнут нормальный уровень жизни, у людей (особенно европейцев) максимальное количество свободного времени, маленькая рабочая неделя, огромная социальная защищённость, которую мы даже в самых реальных формах социализма не видели никогда. На питание в развитых странах до последнего времени уходила очень небольшая часть семейного бюджета, люди могли спокойно использовать те возможности, о которых ещё лет 20–30 назад мечтали только футурологи. Например, путешествовать по миру через компьютер, не выходя из собственной комнаты, создавать различные сообщества вне зависимости от того, в какой точке земного шара находятся разные их участники. Исчезла «советская угроза».
В общем, возникла иллюзия лёгкого отношения к миру, в котором «все проблемы уже решены». Естественно, при этом пропадает интерес к содержательной части политических и экономических программ, а сама политика всё больше напоминает шоу-бизнес. На первый план выходят яркие люди с интересной частной жизнью, умеющие хорошо подать себя на страницах гламурных журналов.
– Президенты женятся на манекенщицах…
– Да, Николя Саркози – пример из того же ряда. Хоть он и утверждает, что СМИ действовали вопреки его воле, освещая его бурную личную жизнь, но верится в это с трудом. У президента Франции есть масса возможностей закрыть свою частную жизнь, а не выставлять её напоказ, как на витрине гипермаркета…
Так или иначе, на Западе такая атмосфера возникла от иллюзии решённости проблем. У нас это, скорее, чувства человека, приехавшего на отдых из Мурманска в Сочи. Наше общество прекрасно понимает, что есть масса сложностей – только вникать в них не хочет. Возникает особый феномен «короткой памяти»: сегодняшние яркие события мгновенно забываются, едва наступает следующий день.
– Почему все наши развлечения настолько примитивны? Почему так популярны всякие «комеди клабы», работающие на «нижний этаж» подсознания, передачи «про шмотки, жратву и готовку» – разные кулинарные поединки и шоу переодеваний? Может, такое массовое оглупление кому-то попросту выгодно? Чтоб не лезли эти массы никуда и не думали слишком много…
– Я думаю, это получилось всё-таки «естественным путём», постепенно. Люди, определяющие и спонсирующие то, что можно назвать красивым термином «информационная и культурная политика», в некий момент поняли, что народ-то выбирает «Тайд». А если «Тайда» нету, надо его предложить. Нет интереса к политике, к серьёзным фильмам и произведениям искусства – да и бог с ними. Значит, в моду входят и активно продаются всевозможные эрзацы, которые вроде бы о том же, но в формате «лайт». В конце концов потребитель всегда прав. Зачем предлагать ему какие-то сложные механизмы, разбираться в которых он не имеет ни желания, ни времени, ни возможностей. Недаром появилось сейчас это слово-паразит – «как бы». Как бы чувствуем, как бы думаем…
У меня есть зарубежный знакомый, который долго работал в Москве. У меня, говорит он, такое ощущение, будто всё вокруг превращается в пластмассу. Вроде всё то же самое – а при ближайшем рассмотрении оказывается всего лишь эрзацем, заменителем реальных проблем и реальных вещей. Как стразы Сваровски для тех, кто не может позволить себе настоящие бриллианты.
Это хорошо поняли те, кто на «индустрии развлечений» делает реальные деньги. Их логика понятна – накормить население тем, что оно просит, и получить с этого максимум прибыли. Есть и вторая сторона. Этакий негласный консенсус между людьми и теми, кто ими правит. Не получается у нас решить застарелые проблемы – например, с жильём, в образовании, здравоохранении. А поскольку пустот ни политика, ни экономика опять же не терпят, решение этих проблем надо заменить, как сейчас принято говорить, пиаром. То есть вместо конкретных реформ выпустить победную реляцию и документальный фильм об успехах. Как в советские времена вместо отсутствующего на прилавке дефицита предлагали что-то «взамен». Или взамен полноценного обеда – перекус «сухим пайком».
– Туалетной бумаги в продаже нет, зато есть наждачная…
– Примерно так. Но общество подобные подмены легко принимает – оно тоже не хочет думать о серьёзности происходящего сегодня, да и о завтрашнем дне тоже. Правда, отложенные проблемы обязательно встанут перед следующим поколением и в более острой форме. Но к чему об этом задумываться сегодня!
Такое отношение выгодно и тем, кто у власти, и тем, кто внизу. А раз так, то всё становится взаимным и к обоюдному удовольствию. Как в ещё одном анекдоте, где Ленин забирается на броневик, произносит апрельские тезисы, а в конце делает широкий жест рукой: «А теперь – дискотека!»
Ожидать, что эпоха подобного гламура и попсы кончится сама собой, что кто-то могучим усилием сможет убедить людей заканчивать с подобным «расслабленным» отношением к жизни и перестраивать своё сознание, не приходится. Напрасно надеяться и на то, что сегодняшние формально созданные массовые движения однажды станут «настоящими». Молодёжь ещё кое-как может разыграть на улицах города некое массовое действо, флэш-моб. Но куда-то маршировать дальше она пойдёт только по собственному желанию, на строго определённое время и за отдельную плату.
– Пока не наступит то самое будущее с его «отложенными проблемами» и всё не станет убийственно серьёзным?
– А будущее уже к нам постучалось. Вспомните эти умные дискуссии о глобальном потеплении, о демографическом кризисе, об экологических, водных, топливных проблемах. Отношение к ним было, в общем-то, безразличным: это же будет не с нами и не сейчас... Так вот события последних лет показали, что сейчас и с нами. Всё происходит гораздо раньше, чем следовало ожидать. И мы – в растерянности. Достаточно вспомнить невнятную реакцию мировых деловых кругов на топливный кризис. Далее. Продовольственный кризис. Вот уж чего точно никто на индустриальном Западе не ожидал. «Золотой миллиард» был уверен, что эта проблема ушла навсегда и их далёкие потомки всегда будут иметь дешёвое продовольствие в том количестве и ассортименте, какие потребуются. И вдруг выясняется, что для некоторых слоёв оно оказывается недоступным, другие вынуждены сокращать и рационировать потребление. Эксперты утверждают, что пик ещё не пройдён и в ближайшие 5–10 лет продукты будут только дорожать. Мало оснований для оптимизма. Даже потепление климата хоть и представляет собой растянутый во времени процесс, но некоторые «звоночки» уже слышны. В отдельных регионах Европы надвигается кризис с питьевой водой.
Совершенно очевидно, что относиться к этому с философией «давайте жить играючи» скоро уже не получится. Потребуются не только серьёзные авторитетные политики мирового и регионального уровней, но и администраторы, интеллектуалы. Но эти люди не могут существовать в безвоздушном пространстве или представлять собой некую замкнутую корпорацию внутри толпы тех, кто по-прежнему выбирает «Тайд». Постепенно всё более и более широкие общественные слои будут тоже осознавать, что в традиционном образе жизни пора многое кардинально менять (хотя жаль, уже успели попривыкнуть). Чем скорее широкие социальные группы, от которых зависит политика, придут к этой мысли, тем быстрее общество развернётся к своим проблемам и начнёт их решать.
– А вы уверены, что развернётся? С чего бы? Социологи говорят о небывалом равнодушии рядовых небогатых граждан, которых у нас в стране большинство, и к политике, и к политическим деятелям. Средний класс от «государственных дел» демонстративно отстраняется, он занят только своим «человеческим капиталом». Чиновник априори ничего и никогда менять не хочет… Что-то не видно в ближайшем доступе никого, кто хотел бы что-то «серьёзно осознать и изменить».
– Согласен. Именно это и есть главный повод для тревоги. На мой взгляд, такая невостребованность активного и продуктивного, если угодно – креативного, как сейчас говорят, среднего слоя – великая проблема. Не отсутствие, а именно невостребованность. В России она начала ощущаться ещё в позапрошлом веке. Ключевский в своих дневниках 1893 года сказал: «В России нет средних талантов, простых мастеров, а есть одинокие гении и миллионы никуда не годных людей. Гении ничего не могут сделать, потому что у них нет подмастерьев, а с миллионами ничего нельзя сделать, потому что у них нет мастеров.
Первые бесполезны, потому что их слишком мало; вторые беспомощны, потому что их слишком много».
Сейчас мы видим практически то же самое. Никуда не деться: именно среднему слою всё-таки придётся в ближайшем будущем адекватно среагировать на приближение того будущего, которое уже стоит у нас на пороге.
Пока особой тревоги никто не ощущает. Запад со своими кризисами кажется далёким – у нас сохраняется иллюзия, что в России-то природных ресурсов хватает. Это «у них» кризис, и люди пересаживаются с автомобилей на мопеды. Это «они» экономят воду и продукты. А мы можем хоть весь мир накормить со своих полей-огородов, и воды пресной здесь хоть залейся, и топливных ресурсов выше крыши.
Но не надо забывать, что живём мы в глобальном мире. Убежден, что чем дальше, тем больше будут нарастать призывы поставить глобальные ресурсы под глобальный контроль (которые сейчас с позиции национальных суверенитетов звучат пока странно). Но «вражеские происки» тут ни при чём, тенденция объективная. С превращением планеты в единое социально-политическое целое требования к обладателям стратегических запасов чего бы то ни было будут со стороны международного сообщества нарастать. Это касается не только России, но и, к примеру, Бразилии, чьи леса – это «лёгкие» планеты.
Отдельная тема – демографическое давление. Если начнётся постепенный исход людей из тех мест, которые перестали быть пригодными для проживания (а он неизбежен), наша страна раньше прочих может оказаться под демографическим прессингом. И к этому моменту хотелось бы, чтобы в стране была не просто «властная элита», умеющая и привыкшая думать о серьёзных вещах и на долгие годы вперёд, но и широкие продвинутые социальные слои, также способные об этом задумываться. Потому что продуктивность элиты напрямую зависит от тех, на кого она опирается.
– Честно говоря, с трудом верится, что такой общественный консенсус у нас в стране вдруг ни с того ни с сего появится. Если даже толком непонятно, ради чего сплотиться-то надо…
– На протяжении по крайней мере 200 лет нашей истории все какие-то активные изменения (в том числе и в массовом сознании российского общества) являлись реакцией на внешние вызовы. Пока что действительно большинство общества убеждено, что никакая опасность нас не коснулась. Так, что-то маячит на горизонте. Но когда это «что-то» приблизится вплотную, будет уже поздно.
Мне кажется, сейчас главная и, по сути, единственная задача людей, которые представляют собой «мыслящую прослойку» общества, – по крайней мере говорить об этой опасности. Не дать согражданам расслабляться до последнего. Я больше всего опасаюсь в нашей стране такого известного феномена, как коллективное прозрение. Это происходит, когда вдруг в один прекрасный миг обнаруживается, что привычное представление об окружающем мире, о большой политике, экономике и обыденности оказывается ненастоящим. Мы проснулись – здрасьте, нет советской власти. Царь-то ненастоящий. И тогда общество начинает исторгать из себя такие формы социальной деструкции, что потом десятилетиями мы думаем, что же мы такое натворили. Такое уже случалось в российской истории.
– Предлагаете сеять панику малыми дозами в качестве «прививки от бешенства»?
– В какой-то степени да. Создать некую «атмосферу тревожности». Пусть эти сигналы дойдут до тех деятелей, которые формируют информационную среду.
Может, тогда расширится социальный слой, который осознаёт серьёзные проблемы и готов на них реагировать. Это вообще гигантская культуртрегерская миссия – расширять круг людей, способных думать. И чем больше их будет, тем мягче окажется наше столкновение с неизбежной реальностью.
Очень не хочется, чтобы российское общество напоминало «Титаник». Огни, музыка, развлечения, весь этот гламур на верхней палубе – а с нижних уже кричат: ребята, кажется, на горизонте айсберг! Кажется, мы плывём в эту сторону! Но их никто не слышит…
Беседовала