В Музее-заповеднике А.С. Пушкина в Больших Вязёмах прошла выставка художника Андрея Бондаренко «Обратная сторона книги»
В превратившемся в столичную художественную галерею выставочном зале флигеля последней трети ХVIII века можно было увидеть работы художника, создавшего неповторимый стиль издательств «Иностранка», «Ад Маргинем», «Симпозиум» и «Махаон».
Пушкинская тема, заявленная в оформлении книги Александра Гениса и Петра Вайля «Гений места», явилась лишь прелюдией к экспозиции. Вход в зал охраняли средневековые чудовища из «готического» романа о нравственном становлении молодого человека Мервина Пика «Горменгаст». Невозможно было пройти мимо опирающейся на завиток колонны девочки в длинном белом платье – иллюстрации к «Светлой камере» Ролана Барта. Фотографический портрет бабушки художника предварял размышления о праздничной, приключенческой сущности фотографии. Обращали на себя внимание ностальгические коллажи обложек мемуарной литературы с неизменно присутствующей на них темой нежного возраста. Оживляли детские фантазии и иллюстрации к выпущенной в 1991 году книге «Чашка по-английски» Спайка Миллигана, чьё имя в переводе обозначает «колючка». Пародирующие некоторые пушкинские мотивы («Бедный ёрзи-морзи») переводы стихов английского поэта Григорием Кружковым вошли в классические российские сборники стихов для детей. Андрей Бондаренко благодаря этой работе стал лауреатом последнего в СССР Всесоюзного конкурса художников книги.
Директор Музея-заповедника Александр Рязанов вручил Андрею Бондаренко книгу «Музеи Подмосковья» и нагрудный знак с изображением усадеб Захарово и Вязёмы.
– Не скрою, во время подготовки выставки в нашем музее происходили отчаянные споры, – сказал он. – Много копий было сломано, под вопросом была сама возможность открытия выставки. Может быть, это очень смелый проект, но проекты, которые не оставят равнодушными ни сотрудников, ни посетителей, тоже нужны.
– У нас литературный музей, и мы должны показывать искусство книги в его развитии, – сказал старший научный сотрудник отдела фондов музея, один из известнейших московских арт-критиков Никита Махов. – Совсем недавно у нас была выставка художника Валерия Покатова, который работает в традиционной технике торцовой ксилографии. Эта школа, которую создал Бьюик в Англии в первой трети ХХ века, у нас знаменита благодаря Фаворскому. Сегодня мы открываем выставку художника книги уже совершенно другой формации, пользующегося различными современными приёмами. Ясно, что это и фототехника, и компьютерная графика, а главное, совершенно другая эстетика.
Когда я впервые увидел произведение одного из кумиров второй половины ХХ века крупнейшего французского представителя постструктурализма Мишеля Фуко «Рождение тюрьмы», то подумал, что художник нашёл очень интересный ход: законы оформления суперобложки он перенёс на жёсткую обложку, «на крышки». Этот приём интересен и для издателей: обложка удешевляется, не надо делать к ней супер. С другой стороны, такой своеобразный изобразительный подход к книге позволяет раскрыть содержание с обратной стороны. И этот станковый образ обложки как бы продвигает нас в книгу. Если говорить в терминах нумизматической фразеологии – это не аверс, а реверс, что обогащает и само издание, и сам текст автора. Это очень интересная находка.
Старший научный сотрудник музея Ирина Острикова отметила:
– Выставка, конечно, организована здесь неслучайно. И прежде всего потому, что сердце и душу этого дома составляло огромное собрание книг. Образ книги витает над этой усадьбой. Андрей Бондаренко успел собрать за свою жизнь несколько домашних библиотек, без чего он не мог бы строить образы, соперничающие с литературным словом, логосом. Бондаренко окончил Школу-студию МХАТ и не раз бывал в Дегтярном переулке, в студенческом общежитии, находящемся в бывшем доме профессора Шевырёва, где не раз останавливался Пушкин. Степан Шевырёв, будучи зятем Бориса Владимировича Голицына, был гостем усадьбы, принадлежавшей московскому генерал-губернатору Дмитрию Владимировичу Голицыну, брату Бориса Владимировича Голицына, переводчика Ларошфуко, одного из создателей «Беседы русского слова».
– Художник вобрал в себя, отобразил как в зеркале эпоху постмодернизма, ему присуще сочетание неповторимости с чувством всего, что происходит вокруг нас, – сказал кандидат филологических наук Василий Геронимус. – Босховские прозрения, босховские химеры есть не только то, что мы наследуем, но и то, что мы переживаем сегодня, и выставка нам об этом сообщает.
– Для меня в книге самое главное текст, поэтому я больше люблю саму книгу, а не обложку, – сказал выступавший в заключении Андрей Бондаренко. – Я всегда стараюсь делать и макеты книг. Обложки за последние двести лет сильно изменились. Во времена Пушкина практически не было обложек, во всяком случае, тиражных, были индивидуальные переплёты, более связанные с владельцами книг. Будучи в течение трёх лет главным художником Библиотеки иностранной литературы, я в 1989 году делал выставку иностранных авторов, входивших в круг чтения и библиотеку Пушкина. Тогда я много узнал о странности литературных пристрастий поэта. Прочитав Бальзака, Пушкин назвал его автором на два-три года и впоследствии написал, что он скоро сойдёт, но он очень любил Шенье. На самом деле Пушкин был авангардистом в гораздо большей степени, чем Маяковский. Лично мне даже немного жаль, что он разрушил традицию, ведущую к Батюшкову и Ломоносову. Между тем на языке Пушкина мы говорим, думаем, осознаём самих себя. Начинаем воспринимать иначе зарю и снег – различные явления природы. Стихи Пушкина – это как будто письмена, данные нам самим небом. Я очень рад, что выставка проходит в таком месте.
На самом деле я чувствую себя, скорее, не постмодернистом, а традиционалистом. Просто мне привелось работать в ту эпоху, когда советская книга рухнула. Мне захотелось, чтобы обложки книг выглядели иначе. Я оформил более 3000 книг. Моя ниша – это недорогие книги, которые читают все. Вообще роль обложек не стоит преувеличивать.
Так что напрасно неистовствовали сторонники закрытия выставки. Огромная эрудиция и безупречный вкус художника нередко сами по себе могут быть духовными ориентирами не в меньшей степени, чем религиозно-мистические настроения.