В системе координат современного западного общества глобализация – нечто неопровержимо замечательное, а силы, противостоящие ей, корень всех зол. К ним принято относить «националистов». Правда, странным образом, национализм стал означать любую попытку восстановить суверенитет своего государства. В этой связи трудно понять, как примирить демократическую, выборную процедуру (что придаёт власти легитимности) с яростным неприятием ценности национального суверенитета, с культом глобализма. Возможно, парадоксы и противоречия делают жизнь привлекательнее?
На Западе весьма специфическое представление о глобализации. Теоретически понятие означает, что в мире установились более прочные связи в экономике, культуре, что жизнь становится космополитичной: мы едим китайскую еду, пользуемся корейскими телефонами с американским софтом, японские авто работают на кувейтском бензине, мы смотрим французское кино и ходим на уроки сальсы.
Но доминирующее представление о глобализации на Западе не означает торжества космополитизма в привычном смысле слова. В идеале культуры, экономики и люди должны гармонично взаимодействовать. Этот идеал, казалось бы, предполагает естественное движение к многополярности, к миру, где все субъекты равны и уважаемы. Но, увы, западное представление о глобализации далеко от идеала. Его модель – мир должен стать таким, как Запад. Звучит абсурдно? Может быть. Но именно такой подход укоренился на Западе.
В последние годы многополярность отвергается ещё и потому, что в этой идее усматривают элемент злонамеренной российской пропаганды. Западный человек не хочет узнавать больше о России, Китае или Индии, тем более учиться у них. Он просто ждёт, когда эти страны образумятся и станут такими же, как Запад.
По сути, Запад считает глобализацией вестернизацию. А любую форму отказа от глобализма – фашизмом. Правда, особенно после финансового кризиса 2008 года набрал силу популизм, и всё больше избирателей отвергают глобалистские экономические концепции, но эта реакция общества никак не повлияла на западные элиты. Неважно, как голосует население. У прогресса – своя логика, прогресс слишком важен, ему не должны угрожать капризы народа на каких-то там выборах.
От глобализации выиграли «образованные», высшие слои среднего класса. Да, есть и «жертвы» глобализации, но проигравшие должны винить себя за неумение приспосабливаться к быстро меняющемуся миру.
Идея универсализма западных ценностей имеет давнюю историю. Кант, родившийся в Кёнигсберге и ни разу в жизни не покидавший своего родного города, создал одну из первых версий универсальной истории. Нужно действительно быть гением, чтобы написать глобальную историю, если ты никогда не видел мира. Настоящие гении в конце концов не нуждаются в практике, эмпирике, идеалов им более чем достаточно. Кант считается символом Просвещения, рационализма и гуманизма. Из своей спокойной прусской провинции Кант приветствовал французскую революцию, радикально порвавшую во имя прогресса с мракобесием и абсолютной монархией. Правда, он критически относился к террору, гильотине. Но всё же считал французскую революцию освобождением. Как всегда, идеи оказались важнее тупой реальности.
Гегель – прямой наследник Канта. Он был ещё школьником, когда опубликовали «Критику чистого разума» Канта, он впитал идеи немецкого идеализма. Гегель учил о духе, который становится реальным, о том, что разумное является реальным, а реальное разумным. Логичнее не бывает. В 1821 году в своей «Философии права» Гегель утверждал, что история достигла завершения в Пруссии и лютеранстве, а дух стал миром.
Идеи Гегеля были переработаны Александром Кожевниковым, более известным как Александр Кожев. Родился он в Москве в 1902 году. Русский мальчик-аристократ Саша встретил большевистскую революцию с воодушевлением, но во время Гражданской войны и после проблем с ЧК уехал в Германию, где и закончил учёбу. Он стал профессором во Франции, а его «Уроки философии Гегеля» оказались сенсацией. Аристократ-профессор всю жизнь называл себя сталинистом, но, скорее всего, иронично, поскольку критически относился к СССР. Кожев ушёл от Гегеля ещё на один шаг. Если с Гегелем история достигла своего завершения, то после окончания Второй мировой войны Кожев утверждал, что своего завершения достигла философия. Философия больше не нужна. Кожев сделал единственно возможный вывод и для себя лично, бросил философию и стал работать в Министерстве экономики Франции. Он являлся одним из основателей Европейского сообщества, предшественника Евросоюза. Мир такое странное место: кто бы мог подумать, что сталинист помог основать Евросоюз?
Кожев приводит нас прямо к Фукуяме и его известной идее (книга «Конец истории» вышла сразу после распада Советского Союза). Тот не скрывал, что вдохновлялся французско-русским философом. Сейчас Фукуяма, кажется, занял менее радикальную позицию и даже сказал, что в последние годы у него возникают сомнения относительно его теории. Но для многих представление, что весь мир обязан неотвратимо двигаться на Запад, до сих пор остаётся аксиомой. Известно, что восприятие идеи обществом (когда идея становится «культурой») важнее того, что на самом деле когда-то имел в виду автор-идеолог.
Современные западные мыслители опьянены глобализмом и не могут придумать ничего лучше сомнительной идеи о конце истории. Запад с его аллергией на многополярность, с его католическими традициями (καθολικός, католикос, по-гречески и означает универсальный), с его однозначным пониманием глобализации не в состоянии избавиться от навязчивой идеи универсализма. Может быть, конец истории на самом деле является концом западной философской мысли?
Стефано Ди Лоренцо, итальянский политолог