Автор поэтических книг «Белый свет», «Прощание с зимой», «Осы, сентябрь, Осирис». Номинант Международного поэтического конкурса имени Максимилиана Волошина за рукопись книги «Корнями вверх» (2010).
ИНДУСТРИАЛЬНАЯ СКАЗКА
За автостоянкой – бессвязный пустырь с лебедою,
куски расчленённых машин, что своё отлетали.
Мерцающий дождик покроет их мёртвой водою,
как в сказке срастутся они,
но задышат едва ли.
Плывут облака, вглубь земли направляя ветрила,
покуда варяги вонзают лопаты в её пуповину.
Копают траншею, как будто копают могилу,
и бритвою почвы фигуры их срезаны
наполовину.
Дыша перегаром в лицо богомерзкого века,
в котором жучки отпевают движки, повисая над бездной,
они погружаются в небо без низа и верха –
трава-лебеда станет их
лебединою песней.
И было бы можно цепляться за них,
продлевая кусты,
но только гробокопателя труд здесь почётней давно,
чем любая заслуга,
но только иной – соразмерный с дыханьем – пустырь
лежит средоточьем
свободы и мёртвого духа…
1999
СУПЕРМАРКЕТ
Марку Шатуновскому
Если пища мертва, то её неприступны останки,
тронешь сэндвич холодный глазами – и ты уже сыт,
в перерезанном горле безжизненной белой буханки,
словно твёрдая кровь, застревает полоска сухой колбасы.
Узкогорлая ваза, в которой задушены тихо побеги восторга,
пересеянной влагой давно подавила восстанье слюны,
чтобы ты холодел у витрин продуктового морга,
подбирая покойника с яркою биркой цены.
Если эти хлеба рождены не божественным жестом
и элитные вина не взмах над пустыней пролил,
то тебе не уйти от суфлёра сферической жести,
от нелётного времени с тяжестью свинченных крыл.
Между спущенным облаком и нависающей карой господней,
затянувший удавку на горле слепой пустоты,
супермаркет петляет, как длинный туннель к преисподней,
ты идёшь по нему, ты совсем поседел, и твой сэндвич остыл,
и, пожалуй, один лишь язык не утратил свободу,
только вздыбить его, если рот не закрыть на замок, –
всё равно что с разбегу нырнуть в зеркала, а не в воду
или с места рвануть – и себе наступить на шнурок.
Значит, будет пуста усыпальница в льдистом кристалле,
где когда-то зрел бунт, а сейчас безмятежно
течёт бытиё…
То ли рожь, то ли ржа прикипает к заоблачной стали,
что, как чёрствую булку, разрезала горло твоё.
2009
ПИР
То ли настолько приелись фрукты Матисса
с абсентом Дега,
что остаётся наполнить желудок соц-артовским
кормом,
то ли мелеет привычная речь и её берега,
как камышом, зарастают шуршащим попкорном.
И натыкается пьяный язык на скользящие абрисы –
новым язычеством выложенные мозаики:
вискасы, легинсы, сникерсы, тампаксы, памперсы,
рокеры, брокеры, байкеры, домохозяйки…
Звёзды ток-шоу или спичрайтеры каждого флюгера,
что разбрелись по лужайкам сочного бакса,
хакеры, хукеры и номинанты на Букера
и, наконец-то, просто тинейджеры в слаксах.
Не из пучины, а из речной взбаламученной гущи
рыбка всплывает: «Чего тебе надобно, старче?
Ты подари мне отечество райского Гуччи,
райского Гуччи, а заодно и Версаче».
Мёд-пиво пил я на этом пиру, незамеченный гость,
и из зубов выковыривал Пушкина, как буженину,
сыто икая. Постмодернизм это вовсе не пост –
вискасно-сникерсный жор или роял канинный.
Слова не слыша и не ощущая оков,
я на конях пустоты ускакал в заязычье
в сопровождении свиты хмельных разудалых божков
в их этикеточном,
их медальонном, брелковом величии.
1998
РЕКВИЕМ
Oсень – с водою разлитой, с дорогой разбитой,
Медленный шаг по земле – беспощадной, открытой.
Солнце и жижа. Ливень и тленье лиственной меди.
Буря. Смешенье червонного с чёрным. Жизни и смерти.
Солнце – пропало. Листья – сорвало. Ствол – надломило.
Старшего в доме подняли мы над растерянным миром.
В голое время, текущее чёрной землёю,
К пропасти чёрной он подплывает красной ладьёю.
Эта исчезнет ладья, будет нигде – и над нами,
так же и предки, закончив труды, уходили ладьями.
Где они нынче, в каких измереньях гуляет их сила?
Чёрная пропасть следы растворила, нас не спросила.
Чёрная пропасть и чёрная память, бредущая степью,
Соединятся, станут густою чёрною нефтью.
Чёрным терпением пласт под ногами нальётся,
искры дождётся – нефтью взорвётся. Земля содрогнётся.
1984
РЫБЫ
Я видел камни, что хранят равнине верность
с мечтою тайною тиски земли разжать.
Как рыбы, что всплывают на поверхность,
из красных глин они выходят подышать.
И ртами тянутся навстречу небосводу,
пытаясь превозмочь судьбу камней,
пусть не дано им пересилить несвободу,
вмурованным в сухое русло дней.
Не для аквариумов новорусских парков,
не для карьеров дореформенной воды.
Они торчат, как остовы музейных карпов,
блестя узорами чешуйчатой слюды.
Но плавники, слоистый грунт листая,
не ведают, что всё это впустую,
что кремня обессилевшая стая
не сможет вечность переплыть густую.
Так степь, что выдыхает вместе с нами,
не отделяя кислорода от азота,
подводит нас с рыбоподобными камнями
под общий знаменатель горизонта.
2009