Советский литературный журнал «Октябрь» возник в первые годы после Гражданской войны. В 1922 году собралась неформальная группа писателей под названием «Октябрь» (Г. Лелевич, С. Родов, И. Вардин и другие), её объединяла общая идеологическая позиция, согласно которой литература в новой, советской России должна была подчиняться и служить целям коммунистического движения, а писатели рассматривались не как свободные творческие деятели, а как работники партии.
Это объединение конкурировало с другим движением писателей – «Кузницей», члены которого точно так же укрепляли примат «пролетарской литературы» в новой, советской России, но при этом выступали против прямой зависимости писателей от партии. Литературное объединение «Октябрь» расширялось и в 1923 году основало Московскую ассоциацию пролетарских писателей (МАПП), которая в 1924 году учредила собственный печатный орган – журнал «Октябрь». Затем МАПП развилась до Всероссийской ассоциации пролетарских писателей (ВАПП), и «Октябрь» перекочевал в новую организацию. После упразднения Союза пролетарских писателей и создания Союза писателей СССР «Октябрь» становится его органом (1930–1950 е годы), затем органом Союза писателей РСФСР (1960–1990 е). Таким образом, журнал «Октябрь» долгие годы официально был одним из главных литературных журналов Советского Союза.
В 1920 е и 1930 е годы, в период редакторства Александра Серафимовича и сменившего его Фёдора Панфёрова, «Октябрь» приобрёл своё лицо – это был консервативный литературный журнал, в котором печатались ведущие советские литераторы, многие из них позже стали классиками русской литературы советского периода. В это время в журнале публиковались В. Маяковский, С. Есенин, А. Платонов, А. Твардовский, М. Пришвин, К. Паустовский. Например, именно Серафимович поддержал М.А. Шолохова и принял решение о публикации в журнале его «Тихого Дона», который главные редакторы других журналов не спешили печатать. Роман вышел несколькими частями в «Октябре» за 1928 год. Поскольку его тираж в те годы был ещё скромным, Серафимович сразу же организовал издание романа в виде отдельной книги, а также написал об этом произведении положительную статью в «Правде». Роман понравился читателям, а Шолохов в этом же году стал знаменитым, превратился в писателя всесоюзного масштаба и был приглашён в редколлегию самого «Октября». В 1940 е годы в «Октябре» впервые были опубликованы такие ставшие классикой произведения, как «Два капитана» В. Каверина, «Сын полка» В. Катаева, «Пётр Первый» А. Толстого. Этот «сталинский» период в истории журнала был наиболее ярким, журнал обладал авторитетом и в значительной степени влиял на культурно-идеологическое пространство страны.
Вёрстка «Октября» традиционно состояла из нескольких разделов. Сначала размещались основные тексты выпуска, важность которых хотела подчеркнуть редакционная коллегия: чаще всего ключевыми публикациями номера были романы (частями), стихи, повести, рассказы. Затем начинались рубрики, названия которых менялись и развивались с годами: например, «Пережитое» или «Публицистика и очерки» (здесь печатались художественно-публицистические или автобиографические произведения), далее – «Критика», «Читая и перечитывая книги» или «Короткие рецензии», «Искусство» и другие.
В первые годы после Великой Отечественной войны журнал «Октябрь» уже имел образ официального, консервативного литературного журнала, в котором не допускались литературные эксперименты. В это время он был одним из трёх наиболее крупных литературно-художественных изданий в Москве – «Октябрь», «Новый мир» и «Знамя», которые конкурировали за столичных авторов и за аудиторию. В 1945 году главред «Октября» Фёдор Панфёров написал письмо Маленкову (одному из влиятельных руководителей партии, на тот момент секретарю Центрального комитета КПСС), в котором подробно рассказал о редакционной политике издания, своих послевоенных планах и нуждах. Панфёров в письме говорил о верности издания партийному принципу и марксизму, о том, что журнал главной целью ставит правильное воспитание человека «в коммунистическом духе». При этом среди официальных тезисов содержались и более конкретные. Во-первых, Панфёров писал о том, что в те годы в журнальном мире сложилась плохая практика массового привлечения в литературу молодых авторов по формальным признакам – наличие стихов и политически правильные смыслы, в результате «по одной Москве было «натаскано» до трёх-четырёх тысяч юношей и девушек», которые однажды писали какие-нибудь стихи, но «это были вовсе не писатели». По словам Панфёрова, необходимо «не вербовать», а медленно воспитывать молодых писателей: «тщательно, бережно работать над их произведениями, отбирать таланты не по словам, а по их творчеству, помогать им отыскивать свои литературные жилы, учить их на примерах классиков работать за столом, изучать действительность, болеть за судьбу народа». Во-вторых, что важно в литературе показывать не одни победы советской власти, но и тяготы, в частности трудности во время войны, так как героика возможна только на фоне временных поражений («если писатель будет писать про Отечественную войну и отбросит отступление Красной армии, начав только с победоносного наступления, он не сможет показать всей героики нашей страны. Нам не нужна литература сладенькая, «утешительная»: мы страна большой, красивой правды и привыкли всему прямо смотреть в глаза»). В-третьих, давать место на страницах журнала для литературоведческой полемики. В-четвёртых, и этот пункт весьма интересен, «писателю и поэту надо предоставить большую самостоятельность, и пусть он сам отвечает за свои произведения перед партией и народом», «писателю и поэту надо помогать в его творчестве, но не навязывать ему своих утверждений. <...> Надо прекратить это бесконечное редактирование писателя: его произведение редактируют члены редколлегии, редактор, затем главлит и, наконец, даже корректоры». Этими словами Панфёров фактически призывал перейти от предварительной цензуры к контролю уже опубликованных текстов, так как устоявшаяся практика многочисленных редактирований авторских произведений мешает развитию литературы. При этом надо понимать, что Панфёров имел в виду предоставление свободы автору в рамках общей государственной советско-марксистской идеологии, которой он в начале письма уделил особое внимание.
Также это письмо даёт весьма примечательные сведения о бытовых и организационных аспектах выпуска журнала. Панфёров писал, что поставил перед собой цель довести тираж «Октября» до 75 тысяч экземпляров в месяц, это было ещё скромным масштабом для тех лет. Лишь с годами тираж журнала начал расти: к середине 1950 х он достиг более 150 тысяч экземпляров, а к концу 1980 х годов приблизился к 400 тысячам. Лишь после перестройки и развала СССР его тираж катастрофически быстро упал. Но на момент 1945 года издание было небольшим и технически слабо оснащённым. Панфёров жаловался Маленкову, что «нет помещения, редакция ютится в маленьких, грязных комнатках, нет транспорта, жалкие денежные ресурсы», и просил помочь с помещением, выделить одну легковую машину и средства на оплату работы редколлегии и на проведение рабочих встреч с авторами: ведь «надо совещания с писателями проводить не «всухую», а хотя бы за стаканом чая».
Политический ритм страны всегда отражается на средствах массовой информации, повлиял он и на развитие журнала «Октябрь». После смерти Сталина в 1953 году в среде советских партийных функционеров и общественных деятелей началась новая борьба за власть и влияние. В обществе стала набирать вес и поддержку группа, выступавшая за либеральные послабления в культурной и политической жизни страны, а также в информационном пространстве. Вступили в эту борьбу и писатели. В конце 1950 х – начале 1960 х годов, особенно с началом политической оттепели, писательский цех разделился на два мировоззренческих лагеря: говоря весьма условно, на обновленцев и консерваторов. Первые поддерживали либерализацию политической жизни, критику культа Сталина, выступали за ослабление государственного контроля над частной жизнью и в целом за деполитизацию информационной повестки. Этот лагерь «обновленцев» позже стал основой движения «шестидесятников», романтической субкультуры среди интеллигенции, философию которой можно определить как приоритет частного, лично-психологического над государственным, важность комфорта и личного счастья по сравнению с делами общественными и тем более политическими. Как правило, в этом движении становилось нормой не только критиковать сталинские методы, но и в целом относиться с меньшим пафосом к государственной власти. В дальнейшем отдельные выходцы из этих кругов, независимо от социального статуса и близости к партийным кабинетам, сформировали моду критически относиться к советской действительности и к институтам власти (даже когда сами были её представителями). Романтика, лирика, интерес к субъективным, порой мистическим переживаниям, аполитизм, повышенный интерес к природе и стихиям (любовь к туризму и походам) были в этом движении важными элементами и влияли на литературу и кино. Главными выразителями этих идей в писательской среде стали коллективы журналов «Новый мир» и «Юность».
К другому лагерю принадлежали писатели, которые рассматривали демонтаж сталинской политической системы как деградацию, как либерализацию общества, ведущую к его постепенному разложению. Их позже стали называть консерваторами (при этом нужно помнить, что слово «консерватор» в советскую эпоху изначально носило негативную коннотацию, так как сама советская власть генетически возникла из философии радикального преобразования общества – воспевала революцию, обновленчество, борьбу с любым «охранительством», то есть консерватизмом). Главными площадками выражения таких консервативных идей в 1960 е годы стали журналы «Нева», «Литература и жизнь» и «Октябрь».
Главным редактором «Октября» с 1961 года был назначен военный корреспондент и писатель Всеволод Кочетов, яркий противник «оттепели» и сторонник сохранения позднесталинской эпохи, который сделал «Октябрь» местом притяжения своих единомышленников. Широкую известность он получил после своего романа «Журбины» (1952 год) о династии рабочих судоверфи. Роман был переведён на многие языки,
на его основе вскоре был снят фильм «Большая семья», который завоевал премию на Каннском кинофестивале в 1955 году. На волне популярности Кочетов возглавил Ленинградское отделение Союза писателей СССР, вскоре был назначен главным редактором «Литературной газеты», затем журнала «Октябрь». С началом культурной либерализации в СССР после 1956 года (XX съезд КПСС и осуждение культа Сталина) Кочетов начал активно спорить с писателями, поддержавшими эти преобразования, – с М. Зощенко, В. Пановой, А. Твардовским и многими другими. Также на страницах «Октября» он публиковал критические рецензии на советские фильмы новой волны, радикально выступая против оттепельного кино. За свои выпады сам Кочетов в итоге попал под шквальную критику со стороны более консолидированной в те годы части писательского сообщества, которая активно поддержала «оттепель» и либеральные послабления в стране.
Кульминацией этого длившегося конфликта стал выход в журнале «Октябрь» романа Кочетова «Чего же ты хочешь?». Роман повествует о попытке западных капиталистических стран, воспользовавшись десталинизацией и политическим потеплением в СССР, внедрить свою агентуру и организовать культурное разложение советского общества: ослабить коммунистические идеи, распространить западные принципы общества потребления среди молодёжи, усилить индивидуализм и нигилизм. В романе рассказывается, что это делается западными странами в качестве военной стратегии, чтобы разрушить советскую страну изнутри, потому что попытка завоевать Россию силой не получилась...
Выход романа и его популярность спровоцировали повсеместную полемику, которая велась как на страницах печати, так и на бытовом уровне. Значительная часть писателей и деятелей культуры, поддерживавших XX съезд и послабления в советской жизни и культуре, выступила единой силой и организовала мощную критику романа. Этому способствовало и то, что сам Кочетов подливал масла в разгоревшийся скандал своей резкостью и узостью своей позиции, безапелляционным призывом восстановить в государстве информационную политику периода позднего Сталина. В полемическом раже роман обвиняли и в литературной бездарности, и в реакционности, появлялись его издевательские высмеивания: в редакции «Нового мира» с согласия Твардовского были подготовлены пародии З. Паперного («Чего же он кочет?») и С. Смирнова («Чего же ты хохочешь?»), в самиздате распространялись издевательские памфлеты на тему романа.
Однако главная причина неприятия этого произведения многими литераторами заключалась не в претензиях к стилю и литературной форме: роман Кочетова не был выдающимся по форме произведением, но и особенно бездарным с литературной точки зрения его назвать сложно; с точки зрения выразительности языка это было обыкновенное, среднее произведение своего времени. При этом Кочетов не скрывал, что роман был лишь формой выражения полярных взглядов на дальнейшее развитие советского общества, некоторые места романа написаны почти публицистическим языком. Главная причина мощной критики романа была в другом: в том, что устами своих героев Кочетов фактически критиковал и разоблачал политический вектор развития СССР в 1960 е годы, который поддержала значительная часть интеллигенции, а за вымышленными персонажами легко угадывались деятели культурной сферы, которые поддерживали эти процессы. Поэтому для усиления критики произведения простое высмеивание было недостаточным. Идейные оппоненты Кочетова организовали письмо в адрес лидера страны Л.И. Брежнева, в котором призвали его на государственном уровне осудить это произведение. Для придания этому призыву большего веса письмо помимо литераторов подписали некоторые академики АН СССР. Письмо было написано от лица всей советской интеллигенции (хотя фактически подписанты представляли лишь одну, хотя и наиболее видную на тот момент сторону спора). Формально главный аргумент письма заключался в том, что Кочетов реабилитировал Сталина, а необходимо было продвигать и популяризовать Ленина: «Кочетов внезапно поднимает на щит не Ленина, а Сталина».
При этом выпады самого Кочетова против своих коллег не были слишком разборчивы. Он подвергал критике всех, кто допускал пересмотр вектора развития страны (причём упускалось из вида, что желаемое будущее у этих разных групп могло быть весьма разным), под его горячую руку могли попасть, например, и идущие по течению безыдейные приспособленцы, и либералы-западники, и деревенщики, и сторонники еврокоммунизма, и верующие люди. Это собрало в число его противников большое количество творческих работников, учёных и общественных деятелей. Агрессивность, с которой оппоненты нападали на Кочетова, была вызвана и тем, что им нужно было не только осудить Кочетова, но и лишить его и его соратников влияния на молодых писателей.
При этом важно понимать, что перепалка вокруг романа и взаимные обвинения участников конфликта были не просто сведением личных счётов, а частью серьёзной идеологической борьбы в СССР конца 1960 х годов, которая проходила как в политической, так и в культурно-идеологической плоскости и которую сегодня можно изучать в том числе по истории журнала «Октябрь».
В этой борьбе Кочетов оказался слабее, и его оппоненты взяли журнал под свой идейный контроль. После кончины Кочетова в 1973 году начался кардинальный передел редакционной политики издания, наступила большая либеральная эпоха развития журнала «Октябрь», период главреда Анатолия Ананьева, который возглавлял издание вплоть до 2001 года. При нём журнал начал публиковать преимущественно авторов с либерально-демократическим мировоззрением, писателей-шестидесятников, но также и деревенщиков в контексте критического отношения к коллективизации. В этом смысле идейное и эмоциональное содержание «Октября» было направлено против социалистического реализма и тех консервативных подходов, которые в 40 х и 50 х годах закладывали Панфёров и Кочетов. Теперь в журнале развивались темы личности, психологизма, лиризма, поддерживался и развивался дух «оттепели». Журнал приглашал в число своих авторов таких писателей, как В. Астафьев, А. Рыбаков, А. Адамович, Б. Ахмадулина, Г. Бакланов, Б. Васильев, А. Вознесенский, Е. Евтушенко, Ф. Искандер, В. Маканин, Ю. Мориц, Ю. Нагибин, М. Рощин, Ю. Черниченко.
С началом перестройки, в середине 1980 х, позиция «Октября» всё больше политизировалась. Ананьевское издание однозначно поддержало перестройку, стало публиковать запрещённые ранее произведения, например роман «Жизнь и судьба» В. Гроссмана или «Реквием» А. Ахматовой. В этот период журнал и лично Ананьева активно поддерживали известные участники демократично-перестроечного движения из сферы искусства и науки: Д. Лихачёв, А. Сахаров, О. Ефремов, М. Захаров.
После распада СССР журнал самым активным образом продолжил поддерживать Ельцина и рыночные реформы. В 1993 году главред Ананьев стал одним из подписантов известного обращения, сохранившегося в истории как «Обращение сорока двух». Подписанты этого текста во время конституционного кризиса и борьбы за власть между президентом Ельциным и парламентом (Верховным Советом РСФСР) выступили против власти парламента и фактически призвали к силовому разгону Белого дома, неосторожно окрестив депутатов «фашистами»... Парадоксально, как многолетние попытки творческих людей выйти из-под советской цензуры незаметно превратились в их желание навязать новую цензуру и ту же риторику, которую использовали большевики после революции 1917 года. Некоторые подписанты этого письма позже сожалели о своём поступке.
Тем временем журнал «Октябрь» на волне политических реформ одним из первых вышел из-под государственного контроля, стал свободным и независимым изданием. Это происходило на пике его тиражей и популярности. Но по исторической иронии именно приход демократии запустил этап его увядания: с потерей государственного финансирования журнал стал быстро сокращать свои тиражи, и за десятилетие 90 х годов они упали с почти 400 тысяч до 10 тысяч экземпляров. Журнал уже не мог выплачивать авторам гонорары, терял аудиторию, из всесоюзного, федерального издания превратился в небольшое московское литературное СМИ, а затем перестал выпускаться, был окончательно остановлен в 2019 году.