Юрий Пантелеймонович ГРИГОРЬЕВ – первый заместитель главного архитектора Москвы – директор Московского научно-исследовательского и проектного института типологии, экспериментального проектирования (МНИИТЭП), народный архитектор России, заслуженный архитектор Беларуси, лауреат премий Правительства РФ, академик архитектуры. Он автор ряда крупных проектов в Москве: Интеллектуального центра – Фундаментальной библиотеки МГУ, Медицинского центра МГУ, «Берлинского дома», Малого манежа, крупных жилых комплексов «Золотые ключи», «Рубцовская набережная», «Шуваловский», Марьинский парк, Бутово и др. Кроме того, Юрий Пантелеймонович автор архитектурной части памятников А.С. Пушкину в Минске, Г.К. Жукову, Кириллу и Мефодию, С.В. Рахманинову и Янке Купале в Москве. Номинант на премию Союзного государства России и Беларуси 2009–2010 годов.
– Юрий Пантелеймонович, с чего началась Беларусь в вашей биографии?
– С последнего года войны. Приехал с родителями в город Барановичи. Всё сожжено, разрушено… Мы, мальчишки, повсюду находили неразорвавшиеся снаряды, оружие – такими были наши игры. Кто-то без пальцев оставался, кто-то шрамы наживал. Родителям некогда было за нами следить – очень много работали, восстанавливали страну.
– Кто повлиял на ваше решение стать архитектором? Родители имели отношение к этой профессии?
– Нет, отец был партийным работником, мама преподавала математику. Как-то я увидел снимки разрушенных белорусских городов, сделанные с самолёта, и твёрдо решил: буду архитектором, тем более, что с детства хорошо рисовал и интересовался строительством.
– Дети войны – люди серьёзные…
– Да, я, как и многие из моего поколения, рос активным, деятельным. Председателем пионерского отряда был, хорошо учился. За это в 1947 году меня наградили путёвкой в «Артек» – как раз в год его десятилетия. Прошло только два года после войны, ещё мины плавали в море, и нам не разрешали купаться. Со мной в отряде почти половина – «дети полков», все в медалях и орденах, отчаянные, смелые…
– После школы – выбор вуза…
– Да, потом я поступил в Московский архитектурный институт (тогда он назывался МАИ), прошёл большой конкурс. МАИ входил в тройку элитных институтов страны вместе с МГИМО и Институтом востоковедения. Одновременно подавал документы во ВГИК, на художественный факультет. Самые тёплые воспоминания храню об Алексеевском студенческом городке (находился он там, где сейчас гостиница «Космос»). Нас, комсомольских активистов, селили с иностранцами из соцстран. При Сталине только не разрешали жениться на иностранке (смеётся).
Учили хорошо, заведующим кафедрой скульптуры был Вучетич, а заведующим кафедрой рисунка – Дейнека. Помню, на первом курсе мы, комсомольцы, первый раз увидели обнажённую натуру, – многим было плохо!.. Учились без компьютеров, всё постигали на практике. В дипломе – архитектор широго профиля.
– За границу вас не возили?
– Что вы! Фокстрот и танго только в этих элитных институтах позволяли танцевать. Зато мы полностью оформляли павильоны на ВДНХ, начиная от портретов Ленина, Сталина. Хорошая была практика. Никогда не забуду, как мы ставили раскрашенные фанерные фасады на старые дома деревни времён Алексея Михайловича, строили «потёмкинские деревни»к открытию ВДНХ в 1954 г.
– Когда же началось настоящее дело?
– После распределения я уехал снова в Белоруссию. Там – семья, родители успешно работали: отец – деканом Гомельского университета, мама преподавала. Но меня забрали в армию в войска МВД, хотели даже «оперативником» сделать. Ведь мы, Григорьевы, все службисты: если нам сказали сделать, мы должны выполнить качественно. Я написал рапорт: мол, государство шесть лет обучало меня архитектурному делу, хочу работать по специальности. Отпустили, увидев мои рисунки. И попал я в «Белпромпроект», занимался проектами развития промышленных центров Белоруссии – Новополоцка, Светлогорска. Потом – «Минскпроект», деятельность в области гражданского проектирования. Девять лет я руководил крупной комплексной мастерской. Меня это устраивало, казалось бы, самый «потолок» творческой деятельности архитектора. Хорошая профессиональная школа была.
– У вас выработался свой почерк или в каждом новом проекте хотелось сделать что-то принципиально новое?
– Был, и есть свой почерк, своя направленность, – это отмечали. В результате к началу 1972 года я стал председателем Союза архитекторов Белоруссии. И в начале 1974 г. Пётр Миронович Машеров предложил мне стать главным архитектором Минска, что для меня было полной неожиданностью.
– В сорок два года? Блестящий результат!
– Да, но у меня уже был стаж работы, опыт, много воплощённых проектов. Тем не менее я отказывался. У нас, архитекторов, свои богемные замашки (улыбается). Хотелось творчества прежде всего… Чуть было не наказали меня по партийной линии. Но Пётр Миронович был выдающимся руководителем. Рано ушёл из жизни… Короче говоря, я согласился на эту очень ответственную и сложную работу.
От себя добавим, что при координации и участии Ю.П. Григорьева был разработан генеральный план развития Минска и его пригородной зоны, проект детальной планировки центра, водно-зелёная система города, проект 1-й очереди метрополитена, проект застройки крупных жилых районов и многое другое. Он является одним из авторов Дома литераторов, крытого катка, комплекса Академии управления при президенте Беларуси, Международного аэропорта «Минск-2», Дома приёмов на Заславском водохранилище, студенческих городков БПИ, БГУ, РТИ и других значимых объектов.
– С чего же начался «московский период»?
– Я часто бывал в Москве, многие однокашники сделали здесь ту или иную карьеру. В 1986 году был переведён в этот близкий мне город на должность первого заместителя председателя Комитета по архитектуре и градостроительству г. Москвы, где проработал более пятнадцати лет. До 1986 года работал в должности главного архитектора Минска тринадцать лет, установив рекорд пребывания на этой должности. Всё это время в Москве ко мне присматривались: в Минске мы первые получили премию Совмина СССР за генеральный план развития города. Мы сделали Минск городом для людей. Я не позволял строительства высоких зданий, ибо человек – земное существо. Если посмотреть на генплан, Минск похож на Москву. Есть центр и радиальные магистрали, все радиусы шли через центр. Надо было срочно делать хордовые, чтобы обойти центр. Когда я приехал в Москву, стал спрашивать: а где хордовые магистрали? Было такое впечатление, что Минск опережает Москву в этом смысле на несколько лет. Вот так мы и крутимся по кругу, и «докрутились» до транспортного коллапса.
Оказавшись в Москве, я стал пытаться ломать устаревшие порядки, ездил по стройкомбинатам, ругался, доказывал… Тяжело было быть «чужим среди своих»…
– Но, слава Богу, все препятствия и «притирки» остались позади…
– Да, они и сегодня есть, но сейчас ко мне идут коллеги-архитекторы, советуются. Это говорит о признании моего профессионализма. Я не приказываю, а показываю: в том же жилье – почему у тебя лифты приставлены к квартире? Почему санузлы приставлены к спальням? Ты архитектор, и должен знать, где будут розетки – за шкафом или до него. Где в твоей ванной поставить стиральную машину? Всё должно быть удобным для людей! Раньше в ответ на такие вопросы мне говорили: ты что, сантехник? Да, архитектор – специальность синтетическая: он и художник, и конструктор, и сантехник, и социолог, и врач. В СССР строители командовали архитекторами, поэтому было такое засилье плохого типового строительства, то есть всё наоборот. Архитектор в целом организует пространство, в том числе с эстетической точки зрения. Он – режиссёр объекта, города. Поэтому за рубежом так почитают архитекторов. У нас архитектуру уничтожил Хрущёв указами об «излишествах». У автора станции метро «Маяковская» отобрали Сталинскую премию, то же самое у авторов знаменитых высоток Москвы.
– Московские власти разделяют ваши взгляды?
– Многие мои инициативы воплощены в жизнь благодаря Юрию Михайловичу Лужкову. Владимир Ресин помогает постоянно, в своё время оказал содействие в ремонте МНИИТЭПа, который я буквально поднял из руин и сделал своей творческой базой с 1994 года. Первый вопрос, который я поставил в должности заместителя главного архитектора Москвы, был о замене проектов всей массовой застройки города. Я возмущался, что было уничтожено уникальное место отдыха «Крылатское». Всё застроили «типовухой»! Был лозунг: вал квадратных метров плюс прибыль. Я садился с именитыми архитекторами и руководителями в автобус и ехал в Бутово или другие районы. Если не было солнца, они сами путались в трёх типах своих домов: где мы? Сейчас отношение к архитекторам стало другое – советуются! За эти годы мы сумели многое улучшить в содружестве с главным архитектором г. Москвы А.В. Кузьминым – блестящим градостроителем.
– Сейчас вас не критикуют?
– Меня критиковали архитекторы-авангардисты: мол, замки, башенки – вчерашний день! А стекляшки мёртвые – лучше? Сидят в них люди, как в аквариуме, в нашем суровом климате. А скоростные лифты в сорокаэтажных домах? Это же перепады давления! А если электричество отключат? Катастрофа! Французы провели социологический опрос в Дефансе (современный район Парижа с «космо-архитектурой»). Те, кто жил на высоких этажах, показали психологические отклонения, боязнь высоты. Как делают умные немцы: в середине – максимальная плотность застройки не более 5-7 этажей, вокруг – парк.
– Связь с Беларусью поддерживаете?
– А как же! В данный момент разрабатывается проект реконструкции белорусского посольства в Москве. В Минске по моему проекту возведён культурно-деловой центр «Дом Москвы», строится жилой квартал по проспекту Дзержинского. Это строительство ведётся в рамках сотрудничества между Минском и Москвой. Я автор памятника А.С. Пушкину в Минске и памятника Янке Купале в Москве. Когда проектировал памятник Янке Купале, то специально отвёл место для «кусочка белорусской природы». В 2008 году стал почётным гражданином Минска. Да и дети мои, и внуки живут в Беларуси. Только старший внук переехал к нам в Москву. Закончила институт младшая внучка – талантливый художник, фамильная династия должна продолжаться. И могилы родителей – там… Отец и мать всегда говорили мне: счастье жизни – в самой жизни. Зарабатывай, мол, авторитет результатами своей работы, живи честно. Вот так и живём!
Беседу вела