Пётр Пискарёв и Людвиг Урлаб. Милый старый Петербург: Воспоминания о быте старого Петербурга начала XX века (Составление, вступительная статья и комментарии Альбина Конечного). – СПб.: Гиперион, 2007. – 288 с.; 20 л. ил. (Серия: Забытый Петербург).
Литературные легенды Бульварного кольца. – М.: Алгоритм, 2007. – 352 с. с ил. (Серия: Московский путеводитель).
Повседневность русских городских обывателей: Исторические анекдоты из провинциальной жизни XVIII века. – М.: Российский государственный гуманитарный университет, 2007. – 405 с.
«Милый старый Петербург» Петра Пискарёва и Людвига Урлаба – книга о Северной столице рубежа XIX–XX веков, мемуарная, живосвидетельствующая, воспоминательная. Как и всякое достоверное бытописательство, она рассчитана и на пристальный, научно-этнографический интерес, и на праздное обывательское любопытство. 
Рукопись влюблённых в город петербуржцев, долгое время хранившаяся у составителя и комментатора книги Альбина Конечного, издана с богатым иллюстративным материалом: старыми фотографиями городского транспорта, зданий, торгового и прочего люда, изображениями тогдашних рекламных объявлений. Сам текст, не претендующий, само собой, на особую литературность, очень плотен и содержательно насыщен. Авторы не упускают ни одного городского штриха, ни одной мелочи, приводятся номера упоминаемых домов, цены товаров, так что от обаяния прошлого невозможно никуда скрыться. Главы названы просто и конкретно: «Дачный быт Петербурга в начале ХХ века» или «Люди на улице», а подглавки – «Старьёвщики, точильщики, паяльщики, холодные сапожники» или «Развлекательный транспорт. Лихачи. Тройки. Перевоз в креслах по льду Невы». Интонационно рассказы о дореволюционных школах, праздниках, нарядах, развлечениях, рынках труда, браках и разводах похожи на впечатления путешественника. Комментарии Конечного, в которых всевозможные уточнения, дополнения, любопытные фактические сведения и книжные отсылки являют интересный гарнир к блюду, составляют примерно половину всей книги. Она, говоря трафаретными формулами, окунает в другое временное измерение, «создаёт атмосферу», ублажает познавательные инстинкты всякого читателя, охочего до нового. И очень соответствует своему сентиментально-ностальгическому названию.
Мемуары не писателей обладают всегда большей объективностью, действительность в них подаётся прозрачной, не отягчённой творческими переосмыслениями, странными ракурсами, гипертрофированным воображением. Пискарёв и Урлаб повествуют спокойно, автологично, а не метафорично. Они, скорее, подаватели фактов, чем собственных переживаний по поводу этих фактов, поэтому книга важна особенно для специалиста по городской культуре, для которого наблюдательное око современника – драгоценнейший клад, несмотря на то что в данном случае записи делались авторами уже спустя много времени, в 60-х годах ХХ века. Отсюда некоторый отпечаток советского снисходительного отношения к капиталистическому устройству дооктябрьского Петербурга, к его классовым расстановкам, бедноте и богатству, цинизму газетных вырезок. Чаще всего на авторов нападает жалость к тогдашним люмпенам или к матерям, отказывающимся от детей и дающим об этом объявления. Или, к примеру, к проституткам: «На проституток-непрофессионалок делались на улице полицейские облавы. Это было отвратительное зрелище! «Желтый билет» и такие облавы были, казалось, пределом унижения и оскорбления несчастных женщин, ставших жертвой порочного социального строя в России». Впрочем, таких оговорок, выдающих время написания воспоминаний, не так уж много. Поэтому открываемый очевидцами мир предстаёт не столько отталкивающим и нелепым, сколько удивительным, полным уникального очарования, многоцветным и полифоничным. Таборы цыган, карусели, мелочные лавки, мороженщики с кадками на голове, ломовые извозчики, городовые в чёрных шинелях, козлы во дворах пожарной команды и многое-многое другое – всё это привлекательно толпится на каждой странице книги с очень уютным заглавием: «Милый старый Петербург».
Москвовед Нина Молева и её «Литературные легенды Бульварного кольца» – это избирательная прогулка по московским бульварам, по домам, где останавливались или к которым каким-то образом были причастны Пушкин, Достоевский, Горький и другие, что называется, классики. Композиционно книга разбита на семь глав – семь бульваров (Рождественский, Петровский, Страстной–Пушкинская площадь, Тверской, Никитский, Гоголевский, Чистопрудный). Способ самый простой и самый подходящий для выбранной задачи. Язык у Молевой в сравнении с вышеупомянутыми Пискарёвым и Урлабом более стремится к художественности, к жезээловским приёмам. Первая глава разбита на мелкие очерки: допустим, о первой московской квартире маленького Льва Толстого на Плющихе, о житье Лермонтова на «Трубе» – Трубной площади, об Антоше Чехонте на Сретенке и попутно об облике этих мест, описания современников. Писатели, дома, художники, улицы, животные – всё это находит в изложении Молевой неповторимые переплетения и связывается в единый узор того, старого, города. Так же, как и для авторов «Милого старого Петербурга», для неё важны детали, мелочи, самые маленькие составляющие большого потока жизни, поскольку подлинная, живая, всамделишная жизнь как раз и состоит из мелочей вроде клочьев ватных матрасов, погнутых бидонов в Спасском переулке, домашних кур на Рождественке. Книга в лёгкой, образной форме даёт нам возможность увидеть, услышать, почувствовать то, чем и как жила Москва в прошлом и позапрошлом веках. Бульварное кольцо в книге Молевой оказывается не только литературным, но и художественным, музыкальным, житейским. Упоминаются даже орнитологи, энциклопедисты, создатели кафедр МГУ. Московские бульвары и их ответвления и окрестности в виде улиц, переулков, площадей освещаются светом разных годов и пребыванием совсем разных личностей. Этой калейдоскопичностью и интересна книга.
Если первые две книги воссоздают жизнь столиц, книга Александра Каменского «Повседневность русских городских обывателей» представляет собой анекдоты из провинциальной жизни XVIII века. На самом деле речь идёт, скорее, об одном городе – Бежецке, взятом в разрезе всего осьмнадцатого века. Каменский убеждён, что история повседневности имеет самостоятельное научное значение и действительно она расширяет макроисторию, даёт ей воздух, а не опускает её до перебирания старых тапочек, как может показаться на первый взгляд. Лик провинциального города с его разными, неэлитными слоями населения, с его избами и постепенным развитием из начала в конец века (причём века Петровских реформ), со сгущёнными судьбами своих жителей – вот главный персонаж книги. Город – главный герой – рассматривается, с одной стороны, научно-квалифицированно (Каменский – автор докторской диссертации «От Петра I до Павла I. Реформы в России XVIII века: Опыт целостного анализа»), а с другой – занимательно, заинтересованно, участливо. В общем-то, Бежецк является обобщённым образом всей провинции, поэтому, читая о том, как бежечане зарабатывали себе на хлеб, как ссорились и мирились и т.д., мы начинаем понимать специфику тогдашнего российского города вообще. Жанрово выделяется «Повесть о Матвее Петровиче Воейкове, землемере и дворянине», помещённая в приложение. Здесь описывается случай с дворянином Воейковым и затрагивается тема русского крепостничества. Помимо шести глав (таких, как «Бежецкие городские хулиганы», «Узилище», «Проституция и нарушения норм сексуального поведения», «Мир вещей») и приложения в книге даны компетентное предисловие автора, а также заключение и библиография. Книга вместе с тем интересом, который неизбежно должна вызывать у людей чужая частная жизнь, хороша ещё и своей серьёзностью, исключающей какое бы то ни было злоупотребление и игру фактами. Скрупулёзность автора и трудоёмкость его произведения почти не чувствуются благодаря лёгкости, манёвренности, гибкости слога, подстраивающегося то под научное исследование, то под кухонные разговоры. А ещё в этой книге, как, впрочем, и в двух первых, высвечивается главное – подсознательный сравнительный анализ эпох, времён, себя и жителя XVIII века, своих привычек и привычек бежечан (а в первых случаях – петербуржцев или 
москвичей). Понимание огромной разницы и в то же время – радостное, а иногда оцепенелое узнавание, как, например, в таком эпизоде: «...Сергей Ревякин попросил у Титова денег на выпивку. Пономарь, по-видимому решивший, что сопротивляться бессмысленно, достал из кошелька 10 копеек и подал вымогателю, но тот вырвал у него кошелёк из рук...» – и прочее. Нравы людские – величина постоянная, меняются лишь декорации эпох. А книга Каменского (как и многие книги этого жанра) – своеобразная машина времени. Пульт управления пространством. Пересадка назад – и снова вперёд. Обогащение собственного опыта. И просто развлечение с умом.