ФАХРИЁР
***
Эта ночь, эта снежная ночь длинна.
В эту ночь безбрежную мне не до сна.
Боль свежа, а любовь в душе – ой, стара.
О луну головой биться мне до утра.
Если сердце любимой не отозвалось
на мольбы мои, на потоки слёз,
если сердце – камень, и звёзд узор –
это только моих жгучих слёз узор, –
то сулит лишь отчаянье снежная ночь,
быть сулит нескончаемой снежная ночь.
Листопад
Путь устилает душе листопад,
Дерево мёрзнет в объятьях ветров.
Горечью едкой дух нездоров,
Слушает он, как в страданье незрячем
Чувства опавшие стонут и плачут.
Вдаль журавли уносят рассвет,
Перья под ливнем моет ворона.
Капли тяжёлые бьют по листве,
Словно по плитам могил осквернённых.
Чувства ограбил мои листопад.
Дремлет любовь у меня на ресницах.
Чувства и листья отныне хотят
Лишь с погребёнными хворями слиться.
Путь устилает душе листопад…
Ночь в кишлаке
Жарою за день утомлён,
В ночной тиши уснул кишлак.
Поют сверчки. Порой сквозь сон –
Случайный, дальний лай собак.
В загоне овцы улеглись,
Прижались в ряд одна к другой.
Усталый конь глаза закрыл,
Расставшись до утра с арбой.
Уснул кишлак. Блестит луна,
Как чашка медная, над ним.
И песню на один мотив
Поёт ручей, неутомим.
А за оградою козёл
Жуёт во сне, но сон глубок.
Закир-ака домой пришёл
подвыпив – спит без задних ног.
Бехзод храпит – как говорит:
«Пилким пыр-пыр» – вот это да!
И дедушка мой спит, и вверх,
На небо смотрит борода.
Перед дорогой
В комнате, где печалей моих отечество,
Где двум мухам в воздухе грозит столкновение,
Чемодан, переживший моё студенчество,
Стопку книг проглотит в одно мгновение.
Остановка – грань незнакомого дня.
Здесь – стоять в забытьи и от солнца щуриться.
Почему ты не хочешь принять меня,
От снующих такси пожелтевшая улица?
Тоска
У меня в опустевшей груди
Беспризорные ветры поют.
Чьи-то тени, былого следы,
Населяют её неуют.
Что рассталось с душой навсегда,
Словно птица – с родимым гнездом?
Детства ли, улетевшего вдаль,
Не хватает мне в сердце пустом?
От ветров перемен и разлук
Я склонялся к земле вновь и вновь.
Ты ли душу покинула вдруг,
Моя первая в жизни любовь?
Выжигал моё сердце дотла
Одиночества медленный жар.
Вам, друзья из родного села,
Уголок этот принадлежал?
То надежда ласкает меня
Ожиданьем обещанной встречи,
То тоска среди белого дня
Мне наваливается на плечи.
Так в мечтаньях, не знаю о ком,
Тают ночи мои без следа.
В шуме улиц, в дыму городском
Устремляются дни в никуда.
У себя в опустевшей груди
Ничего не могу отыскать –
Лишь любви отступившей следы,
По ушедшему детству тоска.
Птицам радости не долететь
До безжизненных этих пустот.
В душу льющийся солнечный свет
Не заполнит её, не займёт.
Если даже до края земли
По бессчётным дорогам дойти,
Не развеять мне, не утолить
Безымянной моей пустоты.
Подражание Рауфу Парфи
Бродить по городу в вечерний
снегопад,
из света в тень,
в карманах грея пальцы,
из тени в свет, чтоб на губах
снежинки таяли.
О ком-то вдалеке –
о ком-то близком –
идти и думать, замирая сердцем.
Об этом снеге.
Пусть только сыплет он,
пусть скрип шагов
не прерывается,
и сам ты скоро станешь
снежинкой, уносимой в темноту.
Кому-нибудь дорогу уступить,
кого-то поприветствовать – и тут же
забыть о нём. Пусть только снег идёт,
чтоб заблудился ты – и не заметил.
У памятника
На Чиланзаре стоит памятник
великому математику Аль-Хорезми.
Не расставаясь с сокровенной книгой
и взгляд не подымая от земли,
недвижны вы. Короткая весна
проносится. Протягивает розы
шиповник, но увянут, не дождавшись
вниманья вашего, наивные цветы –
не взглянете.
Температурит лето, заключив
в объятья ароматную прохладу.
Поплакать вместе приглашает ива –
не взглянете.
Невестой знатной расстилает осень
свой золотом расшитый дастархан –
на яблоки, залитые румянцем,
не взглянете.
Учитель, признаёте ли детей?
Нам не хватает ваших слов и глаз,
мы к вам подходим, затаив дыханье.
Вы видите?
Так разумом мы измельчали ныне?
Так мало стало гордости в сердцах,
что вашего вниманья недостойны?
Вы слышите? Подайте детям знак.
Перевод