В новой экранизации «Героя нашего времени» Лермонтов оказался вне игры
Лучшее, что здесь было, – это вступительные титры. Благо серий для очередной массмедийной попытки прочтения классики наснимали числом шесть, и выразительный образец упражнения в форме видеоарта позволял оценить себя во всей красе и, что называется, посмаковать.
Эффект сепии. Наплывающие друг на друга страницы старинной рукописи. Трудноразличимые (сквозь патину времени? сквозь «даль свободного романа»?) кавказские зарисовки и акварели, в которых порой можно было узнать ту же руку, что вывела на века бессмертный образ Печорина. Одним словом, очень точный визуальный образ чего-то величественного и таинственного, вроде бы до боли знакомого, но вместе с тем до конца уже не постигаемого, неумолимо растворяющегося «за хребтом» веков. Ускользающая красота. Постепенное стирание подлинного, вложенного автором содержания и смысла, и неизбежная отсюда необходимость нашего домысливания, реконструирования. Рукописи не горят, но переосмысляются временем.
Не знаю, что за творческая бригада работала над заставками фильма. Если та же, что сняла саму ленту, то результаты её творческой деятельности всё же следует признать небезнадёжными: по крайней мере общую идею удалось выразить – пускай и на двухминутном метраже, никак не поддержанном последующими пятью часами художественно-игрового зрелища. Если же – как это водится в нынешнем, имеющим стойкую тенденцию к разделению труда, кинопроизводственном процессе – к созданию титров были привлечены особые специалисты, тогда нужно по справедливости поздравить их с тем, что смогли прочувствовать и передать общую концепцию экранизации куда точнее и чище экранизаторов.
Кажется, никто из писавших о новом литературно-телевизионном упражнении компании «Централ Партнершип» и Первого канала не отказал себе в удовольствии вспомнить предварившее показ публичное высказывание постановщика фильма Александра Котта, в котором тот с завидным юношеским максимализмом разъяснял сугубое новаторство своего подхода к докучливому «школьному» тексту. В том смысле, что не так уж – по большому счёту – интересно ему пресловутое лермонтовское время, сколь время наше с вами, герой которого, будучи водружён на солидный классический фундамент первоисточника, действительно сумеет привлечь внимание всенародной аудитории и заставит её переживать. А уж коли героя этого призван изображать любимый массами исполнитель – то будьте покойны, Михал Юрьич, написанное вами засияет новыми свежими красками и безо всякого хрестоматийного глянца.
Я, поверьте, чрезвычайно далёк от «охранительского» дрожащего трепета в отношении великих литературных произведений. Не считаю всякую букву их непререкаемой догмой. Полагаю, что за себя они сами способны постоять лучше кого бы то ни было (нарочито издевательские и варварские «прочтения» в данном случае не в счёт – это статья особая). И в принципе временные «сдвиги» общеизвестных сюжетов – затея далеко не такая уж бессмысленная и даже приводящая иной раз к вещам довольно любопытным. Но уж коли ты взялся «осовременивать», так будь радикален и последователен. Почему бы не сделать тогда Печорина лейтенантом спецназа, а Бэлу – дочерью полевого командира…
Утрирую, скажете, издеваюсь, да и видали мы уже сходные эксперименты на ином, хотя и тематически близком материале.
Ну, во-первых, ничто не ново под луной. А во-вторых, по-моему, брать широко известного и, не побоюсь этого слова, дорогого для многих в этой стране героя и с места в карьер «опрощать», примитизировать, оглуплять его под предлогом того, чтобы сделать ближе и понятнее сегодняшнему зрителю, – поступок куда более издевательский. В исполнении талантливого и обаятельного Игоря Петренко заглавный герой сериала (кстати, исходя из логики его создателей совершенно необъяснимым остаётся факт замены в последний момент названия – с романного, легко укладывающегося в концепцию «переноса» на «именное», жёстко привязывающее нас к конкретике устоявшихся ощущений персонажа) Григорий Александрович Печорин, которого, непонятно с какого ляду, знакомые всё норовят окликнуть «Жоржем», предстаёт кем угодно, но только не типом «лишнего человека». Никак не погружённым в постоянное «самокопание» скептиком-аналитиком, занятым ревизией духовных ценностей. Никоим образом не выдающейся, однако не реализовавшейся личностью. Даже не страдающей душой – Петренко и в этой, самой простой из вышеназванных актёрских «задач», оказался беспомощен.
Перед нами розовощёкий армейский донжуан, умеющий не только лихо держаться в седле и эффектно драпироваться в разные наряды, но и сцену ревности эффектную дамочке закатить, и сбить с ног своего обидчика мощным хуком. В свете всего этого его перманентные ночные бдения над своим «журналом» выглядят не чем иным, как только усугубляющей общую безрадостную картину тягой к графомании.
Впрочем, чем ещё прикажете заняться нашему красавчику Жоржу, когда все окружающие его, выражаясь словами другого известного произведения XIX столетия, «какие-то уроды с того света»: якобы великосветские дамы, похожие на недалёких дебелых мещаночек, «господа офицеры» в скверно пошитых и худо сидящих мундирах – то ли из Дикой дивизии, то ли из «Свадьбы в Малиновке»… Единственный, к кому нет никаких претензий, – это Авангард Леонтьев в роли доктора Вернера, не только крепкий образ, что называется, создавший, но и «старорежимно» элегантный и вообще в отличие от прочих понимающий, где он находится и что, собственно, происходит.
Все остальные – по крепко устоявшейся в нашем теперешнем телекинематографе традиции – ряженые. Включая местечкового Квазимодо Грушницкого – Юрия Колокольникова и особо выдающуюся галерею всевозможных фриков и монстров, отвечающих в ленте за коренное население Кавказа. Связанные же в первую очередь с этой категорией персонажей «намёки» на то, что Восток и посейчас остаётся «делом тонким» (чувствуете, чувствуете, вот оно – обжигающее дыхание современности!), да кое-как снятые «батальные сцены» удалого налёта чеченов, как снег на голову свалившихся на казачью станицу, дела не спасают. И скучно, и грустно… Вуличу опять же все карты смешали.
Кстати, о картах. Люди в мундирах, что мечут в «Печорине» банк, делают это на редкость неестественно, будучи с правилами игры явно не знакомы. Им бы куда более подходило обыкновенную пульку расписать. Правда, дюже многовато их там толпилось – в избе для преферанса. Его правила требуют четырёх, в крайнем случае трёх игроков. Существует на крайний случай и усечённый, «неполноценный» вариант на двоих. Называется «гусарик». И именно за него, похоже, уселись Александр Котт с автором сценария Ираклием Квирикадзе. Впрочем, последний – это признанный мастер, профессионал, в халтуре его заподозрить как-то рука не поднимается. Да и нельзя этого делать, не прочтя оригинальный сценарий глазами. Но вот Котт и Петренко – те так точно за «гусарика» уселись. А ведь чего проще, кажется, ещё всего лишь одного партнёра за стол к себе пригласить. Пускай даже и с изначальным сговором разделать того под орех, завладеть его богатым состоянием. Глядишь, что-нибудь такое дельное и возникло бы по ходу дела. А так – довольно бессмысленное времяпрепровождение, пустая трата времени и денег…
Лермонтов, если кто ещё не понял, фамилия этого забытого быть позванным игрока, – лейб-гвардии гусарский поручик.