«Остановить мгновение», «возвеличить миг единый» и тем впасть в роковую зависимость от великого искушения – нельзя, невозможно. Все мы, надеюсь, эволюционисты – и в биологическом, и в социальном, и в культурном аспектах. Только такая авторская позиция нам и близка – он ищет проявления гётевского во времени, в движении собственно его образа и его текстов сквозь эпохи. Того, как гётевское прорастает в последующих литературах и культурах. Чреда очерков, составивших книгу, – как форма живого общения, как свобода передвижения из страны в страну, от одного типа к другому. Некая цепная передача, и в ней Маргарита, вдруг опознаётся карамзинской бедной Лизой, а наш Владимир Ленский, «студент гёттингенский» – русским Вертером, а юноша Тургенев постоянно обращается в кругу гётевских образов, напоён ими.
И в круг этот попадают не только ближайшие собратья по литературному цеху – Генрих Гейне, Фридрих Шиллер, Джордж Гордон Байрон, но и художники Эжен Делакруа и Якоб Филипп Хаккерт, мастер английского фарфора Джошуа Веджвуд; в новом времени – Томас Манн и Клаус Манн. Центром же размышлений автора становится то, что конкретно переняли русские и немецкие писатели у Гёте. Русский ряд простирается от Герцена, Тургенева и Салтыкова-Щедрина до Иосифа Бродского и даже Венедикта Ерофеева. Закономерно здесь возникают переводчики и критики – Борис Пастернак и Борис Пуришев, чьи писательские судьбы напрямую с Гёте были связаны.
Словом, в поле гётевского притяжения оказываются по особому духовному родству, и оно уже вне границ и школ. Каждому имени отведена глава, самостоятельная новелла, и часто Пронин пишет о вещах весьма специальных (например, раздел «Новелла» Гёте – как новелла»). Но выходит абсолютно живое, увлекательное и актуальное чтение.
Актуальное – вот, пожалуй, что замыкает взятое по отдельности в связный цикл. Найти в составе личности писателя, его трудах и днях живое. Эта необъявленная сверхзадача, как я её понял, стоит для Пронина не менее остро. В аудитории, в жизненном общении он не лишён саркастических проявлений и комментариев, но при этом чаще всего демонстрирует здравомыслие, даже считает его своей сильной стороной; как бы оно не даёт мысли и чувству ввергнуться в хаос повального отрицания. В книгах его, и в этой, о которой идёт речь, примерно так же: ирония «веет, где хочет», где ей надобно себя проявить, но редко когда берёт верх над главной целью повествования и не размывает её до основания.
...Шарлотта кормит гусей; чувствительные юноши уподобляются вертеровскому тону и стилю и обряжаются в синие фраки и жёлтые жилеты; тургеневские молодые люди примеряют облик романтиков и нигилистов; лягушки, тритоны и саламандры празднуют свою священную ночь на Брокене; крылатый и обнажённый Мефистофель летит над городом и озирает сверху своих потенциальных грешников.
Как обращаются эти мотивы, не исчезая, а становясь родственными людям, отделённым друг от друга временем и пространством. Почему живёт литература, как движется и через что проходит, вбирая в себя явные или сокрытые современные веяния, при этом – не утрачивая ничего из прошлого своего запаса, наоборот, усиливая до глобальных резонансов и становясь материалом самой жизни.
«В наше время для писателя литература прошлого стала таким же материалом, как сама жизнь», – предуведомляет Пронин во вступлении. Да, именно, и Гёте в этом отношении герой настоящий, масштабный! На нём прослеживается круговорот вечности: из жизни – в книгу и обратно – в жизнь. В конце пути он рассуждал так: «Что существует, то моё... И всё едино, взял ли я это из жизни или из книги, важно только правильно ли я это употребил. Мой Мефистофель поёт песню, взятую из Шекспира, ну и что за беда...» (1825).
Книга поспела к очередному дню рождения Гёте и к юбилею того, кто о нём пишет. Перед нами историческая двухсотлетняя динамика трансформаций текстов. Сначала – восторг открытия, поклонение; затем – усвоение, привыкание, хрестоматийный глянец; далее – пародирование, шаржирование. И наконец, переосмысление. А значит, возврат к первоисточнику и новый виток его познания.
Взял из жизни ли, из книги, отдай туда же – в жизнь и в книгу.
«ЛГ» поздравляет доктора филологических наук, профессора Владислава Александровича Пронина с 75-летием и желает ему здоровья, новых трудов на благо науки и педагогики.