30 лет назад спектакль с этим названием был поставлен Владимиром Машковым в Театре Олега Табакова, который больше известен в народе как «Табакерка». В основе его – пьеса Олега Антонова, а сцена являет собой арену цирка. Тогда в ролях клоунов блистали Андрей Панин (Рыжий), Андрей Смоляков (Чёрный), Виталий Егоров (Белый) и Сергей Беляев (Толстый). В нынешнем варианте та же пьеса и постановочная группа. Сменились лишь исполнители клоунов: Владислав Миллер (Рыжий), Севастьян Смышников (Чёрный), Артур Касимов (Белый), Владислав Наумов (Длинный). А ещё добавились более изощрённые, просто-таки феерические фокусы. И осталось главное – история в пьесе происходит в нашей стране в 1913 году, накануне Первой мировой войны. Интересно, что первый спектакль «Смертельный номер» – 1994 года и второй – 2023-го родились в начале тектонических сдвигов в России и мире.
Отзывы о первой и второй постановках разнообразны. От полного неприятия до бурных восторгов. Кто-то считает спектакль балаганом, не найдя в нём никакой философии. Кому-то сюжет о гибели клоуна, на месте которого появляются четыре его альтер-эго, борющиеся друг с другом за первенство, показался банальным. Есть те, кто был рад подаренному публике празднику «пусть не для души, а для глаз». Есть и другие, кого новые смыслы трогают и восхищают. Перед премьерой Владимир Машков сказал, что у каждого из сидящих в зале зрителей может быть собственное видение спектакля, и оно дорого театру. Попытаюсь высказать своё.
Когда в первом действии на зал обрушился мощный поток событий, настроений и желаний четырёх клоунов, не было секунды, чтобы задуматься. Правда, для меня это были не фантастические персонажи, возникшие, когда отлетела душа погибшего, а реальные ребята. И при всех невероятных поворотах, падениях и взлётах этих юнцов, при совершенно немыслимой мимике их лиц я ловила себя на мысли, буквально прорезывающей тело всего спектакля: «Что важнее – богатство, слава, известность или творческая жизнь на пределе сил и возможностей без мелочных расчётов?» Ведь только об этом говорит, кричит и стенает, смеясь и рыдая, вся эта клоунская братия. Как оказалось, вопрос для неё решён – творить! Вот только как? Одному, где ты – единственный и неповторимый, где цветы, аплодисменты, слава и деньги только тебе? Или блистая индивидуальностью и той краской, что твоя и ничья больше, но с единомышленниками, создавая с ними картину бытия?
В этих четырёх клоунах есть то невероятное преимущество, перед которым меркнет всё, – это молодость, для которой нет предела! Она ещё не напугана. И хотя ей отвратительна нищета, но нет перед ней страха, который убивает талант. И она рискует. Рискует всем, что у неё есть: комфортом, здоровьем, жизнью! И выигрывает! Или гибнет.
Слышен вой собак по покойнику. И вот уже четвёрка юнцов несёт воображаемый гроб, и ты следишь за их мерной походкой и скорбными лицами, видишь слёзы в их глазах, готовые излиться от горя и отчаяния. Они произносят сквозь рыдания прощальные речи. Зрители целиком захвачены трагическим действом. И вдруг – в мгновение ока! – всё меняется, превращаясь на наших глазах в фарс, в комедию. Или в трагикомедию, когда всё – правда и всё – обман?!
Это потрясает неожиданностью, заставляя задуматься. Вот только времени на раздумья театр не даёт, увлекая то резкими поступками героев, то внезапной сменой их состояния. И ты устремляешься в трепете и восторге за их фокусами, кульбитами, чудесами, репризами, не успев связать одно с другим, отдаваясь на откуп зрелищу и предчувствуя открытие ещё неведомой тебе истины. И ты видишь, что всё, разыгранное юными клоунами, – это ты сам, тот, кто был тобой в далёкое время веры в себя, в желании творить и стремиться к совершенству, что ещё не успело смести окружающее равнодушие потребителей искусственного счастья. Да, это ты, кем хотел быть когда-то. Когда тебя ещё не угнетал страх потери комфорта, когда ты ещё пылал желанием ухватить истину, о которой мечтал.
И сейчас, идя за квартетом блистательных клоунов, искусных фокусников и ярчайших драматических артистов, ты вдруг начинаешь понимать свою собственную жизнь. А в ней, как и на сцене, всё так же перемешано: смех и слёзы, стремление к первенству и жажда дружбы, когда все друг друга понимают, любят и готовы простить ошибки и прегрешения.
Я смотрю на эти прекрасные лица – страдающие и хохочущие, лукавые и отчаянные, счастливые и потрясённые – и вместе с ними начинаю понимать, как же всё-таки прекрасна жизнь, которая одна только и есть и смысл, и красота, и счастье.
Чувства, сомнения и стремления этих мальчишек проникают мне в душу, откликаясь в ней радостями и потерями прожитого. И я, как единое с ними существо, готова драться из-за первенства, радоваться их союзу, приходить в неописуемый восторг вместе со зрительным залом от их фокусов и реприз. В конце 2-го действия, когда четыре клоуна становятся в ряд на авансцене и произносят краткий диалог, я готова вслед за ними в ответ на вопросы: «Значит, снова унижение и нищета? Дырявые простыни? Каторжный труд?» – кричать: «Пусть!!! Зато сегодня вечером… Почтенная публика! Спешите видеть!»
Согласитесь, что именно сегодня нам всем так нужно это стремление к совершенству и ничего не боящаяся, отчаянно смелая и безрассудная юность! Та самая юность души, которая живёт, не обременяя себя расчётами, не останавливаясь при мысли о лишениях, нищете и даже смерти. Только вперёд, к победе и только всем вместе. Ведь «всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет; и всякий город или дом, разделившийся сам в себе, не устоит».
И я вдруг вспоминаю давний спектакль МХАТа «Плач в пригоршню» по пьесе Владимира Гуркина, где он сыграл писателя, приехавшего в рабочий посёлок, в котором родился. В финале на авансцене стоят мужики в белых посконных рубахах. И в его обращении к ним звучит прощальная фраза с присущей только ему особенной интонацией, добрая, жалостная, полная любви, которая запомнилась мне навсегда: «И будем жить!»