Герберт КЕМОКЛИДЗЕ, Ярославль
Месяц, когда год кончается, а зима зачинается, вышел на телевидении более литературным, нежели предыдущие. Хотя многие передачи были, собственно, и не литературными, а о событиях из личной жизни знаменитых писателей. Ну, что ж, и это может принести пользу, если после передачи телеман кинется в библиотеку или книжный бутик, а ввечеру, впервой за многие лета не взбодрив экран, сядет полистать томик: что же такое накропала некая Марина Цветаева, о любви которой к некоему Эфрону рассказывали на канале «Россия». И поразится: так это ведь стихи и про мою душу! Как же я прежде их не читал! Или не читала.
Хорошо, если такое произошло и после просмотра фильмов о любви Бориса Пастернака и Зинаиды Нейгауз, Андрея Синявского и Марии Розановой на канале «Культура».
Были на «Культуре» и передачи неинтимного плана, предназначенные для зрителя более взыскательного. Пожалуй, лучшей из них стала документальная история академика Юрия Пивоварова, посвящённая отношениям Льва Толстого и Константина Леонтьева, их философской несовместимости, упрощённо выразившейся в обмене колкостями, когда на упрёк со стороны Леонтьева: «Вы безнадёжны», Толстой съязвил: «А вы надёжны».
Лев Аннинский представил в очередном фильме цикла «Засадный полк» творчество патриарха русской поэзии Виктора Бокова, тоже философа, истинно народного, деревенского, прячущего глубокие мысли за показным балалаечным ёрничеством:
И даже глупому телку,
Бродящему по клеверку,
Как зов коровьего мычания,
Понравится моё звучание?
По «Культуре» прошла и передача о Сергее Залыгине с участием Владимира Крупина и Леонида Бородина. Конечно же, Сергей Залыгин предстал не как чистый писатель, но и как мыслитель, который по-шекспировски воспринял трагедию взаимоотношений человека и природы и, воспротивившись повороту рек, уберёг Сибирь.
И всё же самые общественно значимые литературные передачи были посвящены Александру Солженицыну и Чингизу Айтматову. Родившиеся почти в один день, но с разницей в десять лет, писатели ушли друг за другом в один год. «Когда падают горы» – пророческим оказалось название последнего романа Айтматова.
Значимость обоих писателей так велика для русской, да и мировой литературы, что юбилейные передачи о них (90 и 80 лет) прошли и по «Культуре», и по «России», и по ТВ Центру. Эти передачи помогли понять душевное родство двух великих людей при всём внешнем различии их жизненного пути. И, казалось бы, не простом различии: ведь Чингиз Айтматов был одним из тех, кто вместе с Юрием Бондаревым, Василем Быковым, Расулом Гамзатовым, Сергеем Залыгиным, Валентином Катаевым, Михаилом Шолоховым, Александром Чаковским и другими 31 августа 1973 года подписал пресловутое письмо в «Правду» с осуждением Солженицына как злостного клеветника на тогдашний государственный строй.
Но всё же была изначальная внутренняя общность: суровое гулаговское узничество Солженицына и цепкая детская память Айтматова, когда бежал рядом с вагоном, спасительно увозящим жену и сына, киргизский москвич Торекул Айтматов, знающий, что не сегодня, так завтра явятся за ним люди в чекистской форме и за тяжкими вокзальными прoводами никогда не последует счастливая встреча. У Бокова, лагерного сидельца, это выражено просто и по-народному:
По лету, по осени,
В ночи под тишок,
Схватили и бросили
В тесный мешок.
Что письма? И Сахаров, единомышленник Солженицына по критике советского строя, написал из горьковской ссылки письмо с осуждением изгнанного Солженицына, когда разошлись их взгляды на демократию. Ссыльный осудил изгнанного. А в демократической Древней Греции изгнание почиталось более тяжким наказанием, чем смертная казнь. Теперь, уйдя из жизни, Сахаров и Солженицын стоят рядом. Так же, как Солженицын и Айтматов.
Солженицына и Айтматова больше ничто не разделяет. А объединяет многое. И в первую очередь – страстное, а по нынешнему времени, может, уже и донкихотское представление о литературе как единственной выразительнице народной совести, как носительницы учительской миссии в конструировании народной души.
Воспитание народной души они оба понимают как необходимое дело, не обольщаясь наивным представлением, что народ изначально нравственен, вот только некие злокозненные личности сбивают его с истинного пути.
Солженицын объяснил это в своей Гарвардской лекции, напрочь отринув просвещенческий идеал, по которому человек рождён для счастья, и представив смысл жизненного пути в обретении «нравственного возвышения покинуть жизнь существом более высоким, чем начинал». Если современная цивилизация силится создать человеку условия для максимального ублажения его потребностей, то совсем не важно, какая эта цивилизация – западная или восточная, капиталистическая или коммунистическая, они смыкаются в рвении погубить душу.
И у Айтматова идеи гуманности, воспетые Просвещением, не вызывают восторга. В его «Плахе» образцом человечности представляется волчья семья. Как отметил тоже ушедший в этот беспощадный високосный год Георгий Гачев, именно она, воплощающая Любовь, Семью, Преданность, Жалость и Мудрость, была в романе приговорена людьми к уничтожению, а исполнителем стал безнравственный человек Базарбай.
Спасение человека Солженицын видит в чётком следовании христианским заповедям. К этой мысли пришёл и Айтматов, обратившись в «Плахе» к Христу и объяснив двадцать лет назад в «Литгазете», что мусульманская религия такой фигуры не имеет.
У Солженицына люди преследуют людей, как волков. У Айтматова люди преследуют волков, как людей. Круг замкнулся.