Минувшей весной, за год до своего 70-летия, обладателем национальной премии «Поэт» стал
Олег Григорьевич ЧУХОНЦЕВ – известный мастер стиха, лауреат Государственной премии России.
Вчитываясь в стихи своего знаменитого земляка (родом он из Павловского Посада) и доброго знакомого, я отмечаю, что в них не так много конкретных реалий нашего родного города. Связь поэта с родной землёй выражается не упоминанием улиц и церквей, примет окрестных пейзажей или подробностей местной истории, а русским самоощущением. Олег Чухонцев – кровь от крови и плоть от плоти русского народа, он сын ХХ века, в нём сфокусировались особенности нашей культурной традиции.
Лирика Олега Чухонцева пронизана двойным светом: евангельским и инфернальным. Стихи его порою обретают форму притчи. «Пасха на Клязьме», «Пусть те, кого оставил Бог…», «Фрески», «Илья»… Напевы былинные, исконно русские, исповедальные. В них и причащение к радости бытия, и глубоко осознанное поэтом чувство вины за всё, что происходит в мире, за то зло, которое поэт не в силах предотвратить…
Прекрасный русский поэт Константин Случевский писал:
Ты не гонись за рифмой своенравной
И за поэзией – нелепости оне;
Я их сравню с княгиней Ярославной,
С зарёю плачущей на каменной стене.
Плач Ярославны красной нитью проходит через всю лирику Олега Чухонцева. Действительно, очень сложно понять эпоху вне своего времени… «За семь веков не разглядеть, как же за жизнь разберёшь?» И эти строки поэта – разве все они не «затмение разума, свет страдальчества и искупленья»? Философ Николай Бердяев говорил о том, что «русским не свойственен культ чистой красоты. Русский правдолюбец хочет не меньше, чем полного преображения жизни, спасения мира». Его же строчки: «Совесть есть глубина личности, где человек соприкасается с Богом», – могут служить способом осмысления таких прекрасных лирических пьес поэта, как «…и дверь впотьмах привычную толкнул», где тема больной совести раскрывается во всём своём трагизме:
И всех как смыло. Всех до одного.
Глаза поднял – а рядом никого,
Ни матери с отцом, ни поминанья,
Лишь я один, да жизнь моя при мне,
Да острый холодок на самом дне –
Сознанье смерти или смерть сознанья…
Я вспомнил эти строки, и в моей памяти возникла одна сцена: мы с Олегом Чухонцевым идём по городу, входим на кладбище, стоим у надгробия, здесь похоронены его мать, отец, сестра… Какой болью и горечью отозвались эти утраты в сердце и в лирической исповеди поэта:
Отца и мать двойным ударом
Свалила смерть. Их сон глубок.
Теперь они в подлеске старом
Лежат ногами на восток.
Лежат, а сбоку стынет лужа,
А сверху вороньё кружит,
И шелестит венок: от мужа,
А муж в земле сырой лежит…
Да, тема родных и близких – тема особая в творчестве поэта, и она ещё ждёт своего кропотливого исследования. Вспомним хотя бы прекрасную поэму «Свои» – и всё станет ясно. Боль утраты – чувство вины – тема совести – исповедальность – дорогие сердцу могилы – вечная память – вещи, не подлежащие обыденному сознанию.
Олег Чухонцев – взыскательный к себе, требовательный художник. В одном из писем ко мне он писал: «Только развив в себе чувство слова, когда слово в строке единственно и неповторимо, можно, наверное, ощутить ту поэтическую свободу, о которой Борис Пастернак сказал в одном из своих переводов: «Не я пишу стихи. Они, как повесть, пишут меня, и жизни ход сопровождает их…» Здесь всё предельно ясно. Когда-то Олег Чухонцев говорил мне, что ему нравится апухтинское стихотворение «С курьерским поездом» – интимно-психологический рассказ в стихах, любовная драма… Может быть, он пережил то же самое, иначе бы не появились на свет такие шедевры, как «Бывшим маршрутом», «Черёмуха в овраге. Соловей…» и «Велосипеды».
Любовная лирика поэта требует, опять-таки, особого разговора, но эти строки искушённому читателю могут сказать о многом:
Не может быть, чтоб я тебя любил.
Не может быть. Я ничего не помню.
Но отчего же так не по себе,
Как будто в чём виновен? Нет, довольно,
Довольно с нас и собственных забот!
И мне они дороже тех кошмарных
Счастливых снов, какие только раз
Сбываются, когда мы не готовы
Для счастья… А она ещё летит,
Как бабочка, ещё летит, мелькая,
Непойманная, лёгкая такая…
А иногда мне хочется шепнуть,
Как на духу, всего два слова:
Время – убийца…
Что же, традиции русской классической поэзии XIX века, темы и вариации Афанасия Фета и Алексея Апухтина живы в русской поэзии. Современный и самый яркий пример тому – лирика Олега Чухонцева:
Душа чему-то противостоит –
Безверью ли, тоске
иль вырожденью,
Но ей, как одинокому растенью,
В чужую тень склониться предстоит…
Каждый поэт переживает любовную драму по-своему (порою трагично: вспомним судьбу Ф.И. Тютчева), но ведь любовь – страшная сила, преобразующая мир и наше духовное бытие. Помню один из наших разговоров с Юнной Мориц об Олеге Чухонцеве. «Вы понимаете, – говорила Юнна Мориц, – он пишет о черёмухе так, что возникает ощущение, как будто тебя обдаёт ароматом черёмухи».
В середине 70-х мне довелось с друзьями навестить Арсения Тарковского. В ту пору он находился в зените своей славы. Мы заговорили о современной поэзии. Выяснилось, что он не знает Олега Чухонцева. И так отрадно мне было потом узнать, что незадолго до своей смерти старый поэт сказал: «Чухонцев – это моя надежда».
А для меня встречи с Чухонцевым и здесь, в Павловском Посаде, и в Москве были всегда радостным событием. В 1973 году он прислал мне первое письмо, в котором подчеркнул: «Мы с Вами земляки, а когда один человек на родине понимает другого – это уже очень много».
Более 30 лет прошло с тех пор, как написаны эти строки, но как они созвучны нашему времени в эпоху «инфляции душ», девальвации поэтического слова, в эпоху, когда мы теряем самое драгоценное, что может быть на свете – духовное общение.
Я вспоминаю ещё одну нашу беседу с Олегом Чухонцевым. Он говорил о том, что надо перечитать всю философию, психологию, психиатрию, прекрасно знать филологию и лингвистику, чтобы стать настоящим поэтом. И это его высказывание актуально. Во что сейчас превращается поэзия в России? В обслуживающий персонал политических партий и течений!
Лирика Олега Чухонцева исповедальна, она постоянно будет напоминать нам о том, что «раздвоенность, психоневроз, с самим собой несовпаденья» (поэма «Однофамилец») заканчиваются маниакальным синдромом, где «всего один сдвиг – и запахнет бедой»:
О, как хочется жить!
Вот уж поднят высоко
Михаила Архангела меч золотой.
Не убий. Дай отсрочку.
Помедли. Постой.
Нету выбора. О, как душа одинока!
Через какие духовные катаклизмы надо было пройти поэту, чтобы написать эти строки!
«Какие мы видели сны! Какие мы лжи претерпели» («За строкой исторической хроники»), – чтобы через духовное просветление и нравственное очищение вступили на путь познания Истины и Красоты!
, Павловский Посад