Сразу на нескольких сценических площадках Москвы возникла эта далеко не самая сценичная из гоголевских повестей.
Ах, любезный Николай Васильевич! Юбиляр вы наш дорогой!.. Любите вы посмеяться над почтеннейшей публикой. Только она расслабится: ну как всё ясно-понятно-очевидно, как вы тут же, словно заправский фокусник кроля из шляпы, вытаскиваете невесть откуда такую философскую хитроумность, над которой до конца своих дней можно голову ломать, да так и не найти однозначного – ясного-простого-очевидного – ответа.
Вот и с «Портретом» так. Виссарион Белинский в своё время не отказал в достоинстве первой части повести и в пух и прах разнёс вторую. Возьму на себя смелость не согласиться с великим и неистовым критиком. Рассказ о бедном художнике, соблазнённом золотом, «подброшенным» ему демоническим портретом некоего старика, и обменявшем свой талант на славу модного живописца, потеряв на этой сделке сначала душу, потом разум, а потом и самоё жизнь, действительно крайне увлекателен. Но не слишком ли «мал» для Гоголя? «Слава не может дать наслажденья тому, кто украл её, а не заслужил» – мысль, безусловно, верная, но неужели ради неё одной взялся он за перо.
Та часть текста, в которой Белинский видит изъян повести, на самом деле заключает в себе главное её достоинство. Она завораживает уже не интригой своею, а попыткой постичь механизм выбора, который делает каждый человек, в особенности посвятивший себя творчеству, – выбора между служением Богу и служению дьяволу.
Для самого Гоголя третьего не дано: всё, что выходит из-под рук человека, – в итоге либо приближает Царство Божие на земле, либо раздувает пламя, клокочущее в геенне огненной. И чем талантливее работа, чем больше отвечает она реалиям мира, в котором живёт человек, тем, по глубокому убеждению писателя, больше в ней дьявольского и меньше божественного. Это и сподвигло Гоголя на создание сей странной «петербургской повести». Но истины, почитаемой автором за непреложную, не разглядел знаменитый критик. Впрочем, не он один.
Андрей Беркутов поставил «Портрет» на сцене камерного зала столичного Музея А.С. Пушкина. Театральный проект здесь существует уже несколько лет. Одно из принципиальных отличий «музейных» спектаклей (положение обязывает!) – трепетное отношение к достоверности «мелочей», о которых режиссёры традиционного и уж тем более авангардного театра давным-давно и думать забыли, – причёсок, костюмов, предметов интерьера. И, что самое ценное, адекватность стиля существования актёра на сцене месту и времени действия. Массивная золочёная рама, тщательно подобранная мебель, безукоризненно соответствующие времени элегантные костюмы «самого» Александра Васильева: на всём – глубокое уважение к эпохе, из которого и ткалась аура подлинности, придавшая особое очарование спектаклю. Режиссёр ограничился исключительно первой частью повести и превратил её в искромётную дуэль художника Чарткова (несколько тяжеловесный, но не лишённый достоверности Максим Аверин) со всеми остальными персонажами, в которых с лёгкостью необыкновенной на ходу перевоплощались Агриппина Стеклова и Владимир Большов. Нравоучение получилось изящным и убедительным, но, увы, лишённым гоголевского подтекста.
А вот художественный руководитель РАМТа Алексей Бородин перенёс на сцену всю повесть, лишь самую малость «поджав» её. Но зато добавив к звучащему слову классика в исполнении одного из лучших артистов своей труппы Евгения Редько – музыку: жанр спектакля определён им как «фантазия для драматического артиста, гобоя и оркестра». Приглашение к участию в этом своеобычном действе «золотого гобоя» Алексея Уткина и его ансамбля солистов «Эрмитаж» можно считать весьма удачным ходом. Музыка (Бриттен, Пёрселл, Рихард Штраус, Телеман) стала равноправным партнёром многоликого и неукротимого артиста, которому удаётся в течение полутора часов «держать зал» (это при том, что спектакль играют не в комнате, не на Малой, как можно было бы предположить, сцене, а, натуральным образом, на самой что ни на есть Большой). «Игровое пространство», правда, отчасти «уменьшено» лаконичной и выразительной графикой Станислава Бенедиктова (сценография его так же скупа – фрагменты гигантских рам парят в воздухе и со скоростью похоронных дрог перемещаются по сцене). Темперамента и умения работать крупным мазком у Редько не отнять. Как не отнять и артистизма у Алексея Уткина. Диалог между словом и музыкой они выстраивают очень точно, но неожиданности, открытия некой неведомой истины в границах здесь и сейчас не происходит.
Дальше всех от гоголевского замысла ушли, на мой взгляд, в Театре имени Гоголя. Режиссёр Андрей Левицкий и руководивший постановкой худрук театра Сергей Яшин тоже «усекли» вторую часть повести, сделав достаточно лобовую инсценировку с фрагментами известных полотен в качестве реквизита (в нужный момент на заднике возникает «Явление Христа народу» Иванова, картина, которую предположительно и имел в виду Гоголь, описывая низвержение преуспевающего Чарткова в бездну отчаяния и безумия) и достаточно пространными цитатами из других произведений писателя. (К разговору об этом прочтении повести и о других спектаклях по Гоголю в Театре Гоголя мы вернёмся через месяц, в дни юбилея, который будет для коллектива двойным – имя классика ему было присвоено пятьдесят лет назад, в день 150-летия писателя. – Ред.).
Впрочем, рискну предположить, что все три «Портрета» задумывались постановщиками именно как портреты нашего с вами времени, а для большинства живущих в нём искренний диалог с Творцом невозможен даже в храме божьем, не говоря уже о театре. Бьющиеся за славу и деньги не признают в них ничего дьявольского, так что надо сказать спасибо и за то, что все вышеупомянутые «Портреты» заставляют этих «паладинов» хотя бы вспомнить простую истину – купленная слава не приносит счастья. Она превращает «прославившегося» в своего рода наркомана: ему требуются всё более сильные дозы, приобретаемые всё более дорогою ценою, а заканчивается всё банальной «передозировкой» и смертью. Всегда – духовной, а порой и физической. Чтобы убедиться в этом, достаточно пробежать глазами светские новости. Для поиска нетривиального ответа на заданные Гоголем загадки придётся внимательно перечесть «Портрет». И не один раз.