Вся земная биография поэта была связана с Харьковщиной – с перерывами на войну и тюрьму. Часто цитируют его строки: «У меня такой уклон:/я на юге – россиянин,/а под северным сияньем/сразу делаюсь хохлом…» Но впору вспомнить и слова жёсткие, пророческие, давние, сказанные словно к сегодняшнему дню, с медицинской точностью:
Не будет нам крова в Харькове,
Где с боем часы стенные.
А будет нам кровохарканье,
Вражда и неврастения.
Нынче на Украине некие умы пытаются присвоить Чичибабина, вставляя его имя в свои списки и обоймы. Они любят присваивать чужое значительное; что говорить, если и Чайковского, и Репина уже записали в шароварные анналы как «Чайку» и «Репу»! Но с 2014-го харьковский чичибабинский фестиваль не проводится. В Крыму же – наряду со Шмелёвскими, Бунинскими и другими чтениями уже несколько лет проходят чтения Чичибабинские.
Обычно в два зимних чичибабинских дня – кончины (1994) и рождения (1923) – 15 декабря и 9 января – у мемориального горельефа на улице Чичибабина в Харькове возлагали венки друзья поэта, поклонники. Затем цветы приносили и на могилу поэта. И звучали его стихи, строки, ему посвящённые.
Близость к рождественскому дню даты собственного появления на свет подвигла Чичибабина на такие строки (1980):
Я на землю упал с неведомой звезды,
с приснившейся звезды
на каменную землю,
где, сколько б я ни жил,
отроду не приемлю
ни тяжести мирской, ни дружбы,
ни вражды.
….
Как жить мне на земле,
ни с чем земным не споря?
Да будут сны мои младенчески чисты
и не предам вовек
Рождественской звезды,
откуда я упал на землю зла и горя.
Стихотворение эпиграфическое к судьбе поэта и отчётливо самоопределяет феномен, носящий имя Борис Чичибабин.
Межиров назвал его гениальным графоманом. Не буду спорить с Александром Петровичем, чьи стихи весьма чту. С одной стороны, не вижу в этом спорном суждении ничего уничижительного. С другой – в конце концов, история сама определит место каждому. В знаменитом стихотворении «Сними с меня усталость, матерь Смерть» (1967) Чичибабин воскликнул: «Одним стихам – вовек не потускнеть. Да сколько их останется, однако!» Действительно, никто не знает судеб, в том числе участи поэтических строк. Однако во все современные антологии русской поэзии стихи Бориса Чичибабина включены.
Можно твёрдо сказать, что именно присутствие в Харькове в течение нескольких десятилетий поэта Чичибабина создало условия для появления плеяды заметных современных стихотворцев. Впрочем, влияние на русскую литературу Чичибабин оказал и далеко за пределами Харькова. Не только, разумеется, потому, что широкую (уже не андеграундную) известность он приобрёл в годы перестройки и стал лауреатом Государственной премии СССР (1990). Кстати, беспрецедентный факт: лауреатства поэт был удостоен за изданную за свой счёт книгу стихотворений «Колокол».
Борис Чичибабин родился в Кременчуге, в 1940 г. поступил на исторический факультет ХГУ, с начала войны служил на Закавказском фронте. В 1945 г. поступил на филологический факультет, но уже в июне 1946 г. был арестован и осуждён на пять лет лагерей «за антисоветскую агитацию». Как считал он сам, срок был по тем временам «смехотворным». Два года провёл в тюрьмах – Лубянка, Бутырка, Лефортово. Остальное отбывал в Вятлаге Кировской области.
Затем вернулся в Харьков, где и книги у него потом выходили, но прежде он вынужден был поступить на единственно доступные для бывшего политзэка бухгалтерские курсы и затем работать то в домоуправлении, то в автопарке.
Его маленькая чердачная комната в самом центре Харькова, на углу Рымарской и Бурсацкого спуска, постепенно стала неофициальным литературным центром. К нему сюда приходили знакомиться бывшие харьковцы, навещавшие город: Борис Слуцкий, способствовавший первой публикации в журнале «Знамя» в 1958 г., Григорий Поженян, Григорий Левин, позже приезжал Евгений Евтушенко. Когда в 1963 г. начали выходить первые книжки, Чичибабин оставил бухгалтерскую работу и около двух лет руководил литературной студией, которая затем была закрыта (поводом послужил вечер, посвящённый Б. Пастернаку). Он снова устроился на конторскую работу в трамвайно-троллейбусное управление, где проработал почти четверть века. В 1966 г. его приняли в Союз писателей СССР, а в 1973 г. исключили за «написання антирадянських вiршiв». Восстановили в СП в 1989 г. – как водится, при участии тех же лиц, что и исключали.
Выполнявший некрасовское назидание, Чичибабин был поэтом-гражданином. Он остался в наших сердцах тем «страстно поднятым перстом» (Достоевский), с истовством, подобным Аввакумову, утвердившим и скрижальные зэковские строки «Красные помидоры кушайте без меня…» (1946), и пробуждавшие нашу совесть «Давайте делать что-то!..».
Когда неразумная масса улюлюкала на обломках почившей советской империи, не понимая, что любые скачкообразные изменения ведут только к ещё большему бесправию и притеснению человека, Чичибабин написал в «Плаче по утраченной родине» (1992): «Я с родины не уезжал – за что ж её лишён?» Вот две последние строфы этого грандиозного эпитафического стихотворения:
При нас космический костёр
беспомощно потух.
Мы просвистали свой простор,
проматерили дух.
К нам обернулась бездной высь,
и меркнет Божий свет…
Мы в той отчизне родились,
которой больше нет.
Сила этого текста вызвала слёзы у знаменитого европейского филолога, весьма, кстати, ироничного человека Жоржа Нива, услышавшего, как Борис Алексеевич читал его в доме-музее Волошина в Коктебеле. А, казалось бы, что французу российская Гекуба? Месье Нива потом перевёл два с половиной десятка чичибабинских стихотворений на французский, дважды в этой связи приезжал к нам в Харьков во второй половине 1990-х.
Думается, новейшее время – непрерывнотекущих общественных потрясений, эпоха всё большего обнищания большинства и безоглядно-ненасытного жирования горстки, дорвавшейся до кормушки и кормила, «золотой век» эгоизма, алчности и спеси – убеждает нас в том, что не прейдёт на Руси боль о простом, «маленьком человеке», поскольку именно она-то и есть сострадательна, а нам завещано быть на стороне несчастных.
Гражданственность у нас следует читать как любовь к «бедным людям», униженным и оскорблённым, коим у нас, как водится, несть числа. «Я не люблю людей…» – сказал Бродский, и его очень даже можно понять. А вот Чичибабин людей любил.
Процитируем стихотворение, написанное в октябре 1993 г. Без натяжки можно сказать, что Чичибабина угасила именно эта эпоха – послесоветского безвременья, удушающих, мутных и мерзких 1990-х. Насмотревшись ужасающих телевизионных кадров, наобщавшись с друзьями, в прошлом – советскими сидельцами-диссидентами, бросившимися строить моноэтническую Украину (сегодня читай – нацистскую, как поэт и предрекал в 1992-м), Чичибабин кричал в телефонную трубку: «От этого я и подыхаю!» Умер он в середине декабря 1994-го, морозной зимой, словно закольцевав свой зимний холодный приход в сей мир.
Вновь барыш и вражда верховодят
тревогами дня.
На безликости зорь каменеют
черты воровские...
Отзовись, мой читатель в Украине
или в России!
Отзовись мне, Россия,
коль есть ещё ты у меня!
<…>
Пушкин шепчет стихи,
скоро я свой костёр разожгу,
и дыхание трав, птичьи тайны,
вода из колодца
подтвердят,
что не всё покупается и продаётся
и не тщетно щедры Бог и Вечность
на каждом шагу.
Две последние строки первой строфы актуализовали проблему русского поэта, живущего на Украине. Он и есть колокол «в бесколокольной мгле».
Чичибабин был одним из посланцев, рассказавшим нам о красоте нашей земли, которая без его возвышенного слова была бы молчащей, недовоспетой, недопрояснённой.
Поэт оставил нам немало поэтических шедевров, в том числе и таких как «Ночью черниговской с гор араратских…», «Судакские элегии», «Между печалью и ничем…», «И вижу зло, и слышу плач…» и других. А кто так много, вдохновенно и космично писал о снеге? Вот финал лучшего, на мой взгляд (наряду с «Элегией февральского снега»), из «снежных» стихотворений «зимнего человека» Чичибабина, «Сияние снегов»:
…О, сколько в мире мертвецов,
а снег живее нас.
А всё ж и нам, в конце концов,
пробьёт последний час.
Молюсь небесности земной
за то, что так щедра,
а кто помолится со мной,
те – брат мне и сестра.
И в жизни не было разлук,
и в мире смерти нет,
и серебреет в слове звук,
преображённый в свет…
По-прежнему неизменно волнуясь до слёз, когда слушаю и читаю его лучшие стихи, я в сердце как сокровище храню память о том, какие слова Борис Алексеевич написал мне в рекомендации и сказал устно на заседании правления Харьковской организации Союза писателей в 1993 г., за год до кончины. Помню и о том, что мои руки были последними среди опускавших его гроб в могилу. Этот прощальный взаимный привет всегда ношу в себе.
Чичибабин и уйдя продолжает сердечно, духовно, нравственно, эстетически окормлять очень многих. Свет Рождественской звезды, с которой поэт пришёл к нам «на землю зла и горя», длится.