25 октября исполнилось 75 лет известному белорусскому поэту и прозаику Владимиру ПАВЛОВУ. После окончания отделения журналистики Белорусского государственного университета ему довелось работать в республиканских газетах, на Белорусском радио, быть литконсультантом в Союзе писателей, заведовать редакцией поэзии в издательстве «Мастацкая літаратура». Он – автор поэтических книг «Взлётная полоса», «Кругозор», «Светотени», «Ночная баллада», «Слеза на реснице», «Солнце купается», «Годовое кольцо» и других.
Слеза на реснице
Мой мир пресветлый, мой мир суровый,–
Жалейка мнится...
Ты, как слезинка, что вновь готова
Упасть с ресницы.
Летишь над краем земного пекла,
Нет, не бескрылый.
Я из Отчизны, где горе века,
Мой свете милый.
Оно отхлынет и вновь нахлынет, –
Ему раздольно...
Проходят годы, а мне поныне
За всех здесь больно.
Принять, быть может, безвинных смерти
Душа б посмела,
Лишь никому бы на белом свете
Так не болело.
Кто брат по чувствам, моё желанье
Разделит тоже...
Храните ж в утреннем их сиянье
Леса и пожни.
Свои тревоги, людское счастье
Всегда цените...
Ещё не поздно, упасть не дайте
Слезе с ресницы.
*** 
Помню маму ещё молодую, –
Вечно будет рисунок таким:
На полнеба зарю золотую
Выпускает она из руки.
Шли мы заспанно, видели сонно,
В дрожь бросало вдали от избы.
Ах, как мама желала нам солнца,
Вместе с нами идя по грибы.
Вдруг заставила нас озираться
На восток, что готов розоветь:
– Солнце встанет, начнёт умываться, –
Тот увидит, кто будет смотреть...
Да, за жизнь растерял я немало,
Но остался рисунок таким:
Вот в короне зари моя мама –
И сияние из-под руки.
***
На полях закустилось вновь жито,
И картошку ссыпают в бурты...
Скоро с неба, что тучами скрыто,
Хлынет дождь неземной чистоты.
А пока у костра в междулесье
Кнутовищем золу вороши,
Пусть остудится августа песня,
Коль осенняя есть для души.
***
Памяти Ивана Колесника
Мы временем, что ли, сокрыты сейчас
И долго ль ещё до закатной зари?
Всё меньше судьбой здесь оставленных нас,
Друзья мои, дети военной поры.
Мы знаем: жизнь каждого, будто патрон,
Что загнан в патронник всеобщей беды...
Так медленно явь превращается в сон
Никак не оконченной нами войны.
Мы честно свои засевали поля,
Мы знаем, что хлебу – лишь хлеб и цена,
А нас, уцелевших от мин и огня,
Ещё настигает и нынче война.
Наш высев уже колосится как раз.
Его для себя вы заботливо жните
И счастливо, долго живите за нас,
А мы пролетели, как ветер в том жите.
Прощание с пущей
У осеннего неба зенит невысок,
В полдень солнце за сосны цепляется, медля,
Шмель забрался в гнездо,
вереск будто продрог,
Омертвели повои у дикого хмеля.
След лосиный до берега прячется в мох,
Из деревни за пущей дым вьётся ботвиний,
И вечерний туман вдруг в ложбине прилёг, –
Не желает ползти из седой паутины.
Тихо стало, как в хате, из которой ушли,
Только двери прикрыть за собою забыли.
Годовое кольцо всё скрипит у земли –
Прячет в кряже ещё потаённые были.
Сиротливая пуща молчанье хранит, –
Нас она разгадала душою своею.
Каждый другом её к ней тогда и спешит,
Если хочет опять наслаждения ею.
Искони было так и пребудет всегда:
Верх сначала берёт надо всем лишь утеха.
И покамест дожди не нахлынут туда,
Надо нам под знакомые кроны приехать.
Я готов. Позвоните мне, дядька Максим.
Пред живой красотой так давно я не плакал.
Распрощаемся с пущей. В себе затаим
Шум протяжный её золотистого мрака.
На суки нацеплялось там летом сенцо.
Боровик запоздалый в раздумье глубоком.
Обруч с кряжа – его годовое кольцо –
Долго будет катиться
пред нами с подскоком.
***
Гори, гори, моя звезда...
Моя восходит ранняя заря.
О, пращуры, могли б вы помолиться.
Но здесь – не дай мне Бог не ошибиться! –
Созрела для прощания пора.
Так трудно, осторожно так дышу
В рачительное время медосбора, –
Как раз тогда, в заботливую пору,
Когда я думал: сена накошу.
Да, запоздал. Я вижу это сам.
В мечты свои и то вернуться поздно.
Так сумрачно и так прощально грозно,
Где я хотел молиться небесам.
Трава забвенья в тишине двора
Пусть не пробьётся на исходе дня...
Похожему хоть чем-то на меня
Гори, не угасай, моя заря.
В родном краю
А в хате той, где и родился я,
Мне помнится всё также неизменно
Быт удручённый беженско-военный:
В любом углу – отдельная семья.
Сроднившиеся узами войны,
Бедой одною, нищенской судьбою
И крышей общею над головою, –
Туземцы – мы, изгнанники – они.
И если не стреляло за окном,
И в блиндажах укрыться не спешили,
Нас бульбочкой горячею кормили,
Неведомым нам раньше толокном.
А в хате той, где и родился я,
Нас поднимали на ноги солдатки
Без всяких ссор, без споров, чем-то гадких,
Хоть мать была у каждого своя.
Когда втащили слабого от ран,
(Хотя в лохмотьях были сами тоже),
Мы на бинты нашли холстину всё же,
Ведь он – защитник наш, он – партизан.
С тех пор прошёл уже который год! –
И понимаю торопливой жизнью:
Там начинал осознавать Отчизну,
Учился там свой познавать народ.
А в том краю, где и родился я,
Хватало личной и чужой тревоги,
Но стлалась подорожником под ноги
Земля благословенная моя.
Прошло ненастье... Радостно до слёз.
И сетовать на долю нет причины.
А в том краю так ярко от калины
И так светло –
Хоть щурься! –
От берёз.
Деревня Синегов
Где-то есть за далью синь снегов –
Дивная деревня Синегов.
Летом травы там отцы косили
И по стольку ставили стогов,
Что зимой одно и говорили –
О своих поездках в Синегов.
Выезжали на ночь, чтобы к хатам
Завтра возвратиться мог обоз.
И домой с земли той тридевятой
Каждый возчик что-то в сене вёз.
Там ведь жерди – всем шестам на зависть
И на крышу – камыша кули,
Вязки воблы – лучшими казались,
А орехи и в мешках везли...
Может, у Старобина иль дальше –
Время и сейчас ещё таит, –
Может быть, в лесу иль в поле даже
Та деревня странная стоит.
Только, как пыльцы с цветов забытых,
Что слетит по ветру в никуда,
Мне деревни этой, в сказках скрытой,
Всё же не хватает иногда.
Просьбу не удерживаю в слове
И прошу, наверно, потому:
Скажет кто, что был он в Синегове,
Вы поверьте всё-таки ему.
Где-то ж есть за далью синь снегов –
Дивная деревня Синегов.
***
Владимиру Шаховцу
Ни отнять, ни додать,
А сочувствия слово – немало!
Нас чужая беда,
Как своя – и не раз – донимала.
Надо высечь огонь,
Чтоб везде от добра посветлело.
Мы живём для того,
Чтоб нас время унизить не смело.
Чтоб уметь отдавать, –
Нам такому не стыдно учиться! –
Чтоб ошибки признать
И обманно в себе не таиться.
Жизнь во имя труда.
Пусть, где тонко, однако не рвётся.
А года – не беда,
Если сердце тревожное бьётся!
Перевод