Микола МЕТЛИЦКИЙ родился 20 марта 1954 года в деревне Бабчин Хойникского района Гомельской области. Авария на Чернобыльской АЭС вынудила жителей деревни покинуть родные места. Неудивительно, что чернобыльская тема стала главной в творчестве Миколы Метлицкого на многие годы.
Работает главным редактором журнала «Полымя». Автор поэтических книг «Обелиск во ржи», «Мой день земной», «Путь человечий», «Полесская скорбь», «Роза ветров», «Жизни глубокие водовороты», «Бабчин», «Замкнутый дом» и других. Лауреат Государственной премии имени Янки Купалы.
***
Есть вдохновенье: я – поэт.
И время движется возвратно.
В глаза мне смотрит белый свет –
Прекрасно в нём и непонятно.
Опять, опять, служа добру,
Заря восходит с ветром в гриве…
Я тоже красоту творю
В том, нежно солнечном, порыве.
И никаких беды примет.
Глаза не застит цвет мне чёрный.
Есть вдохновенье: я – поэт!
Я – жизнь, я – гимн её мажорный.
Отчизна
Вот ты и вся передо мной, Отчизна.
Взглянул я ввысь и к небесам лечу.
Я даже взглядом так же неповинно
В твоих просторах вечных быть хочу.
На острове, над птичьим песнопеньем,
В апрельский день такой живой весны,
Шепча свою молитву поднебесьям,
Я всё ещё не чувствую вины.
Мне облик сосен этих шепотливых
Нести и в сердце до последних дней,
Не знаю сам – счастливых? несчастливых? –
Но тоже ставших Родиной моей.
Глаза прищурю, хоть и взгляд не прячу,
Увижу снова дружных сосен рать.
Стволов их, в этот летний день горячих,
От солнца не умею отличать.
Над островом лесным зеленочубым
Моим путям киваешь ты вдогон.
И наяву мне, и во сне так любо
Вдруг слышать сосен медный перезвон.
Хоть ветер бьёт их в зимний день морозный
Иль дождь осенних обложных ночей, –
Чем эти вот порывистые сосны,
В душе моей нет ничего теплей.
***
Хаты здесь иль пирамиды
Средь пустоши травяной?..
Как в поисках Атлантиды,
Хожу по земле родной.
Натужно чуть скрипнут двери –
Скосился от горя косяк.
В пыли первобытно-серой
На подоконнике – мрак.
Время – и впрямь археолог –
Здесь подберёт черепки,
Землю отбросив, как полог, –
Миски, макитры, горшки…
Голосом полураспада
Чёрное смерти зло
Точно подскажет дату
Того, что произошло.
***
День добрый, Крево! Сквозь столетий звенья
Замшелые, седые валуны,
Как символы смиренья и служенья,
Глядят лобасто с Замковой стены.
Какие руки их сюда вкатили,
Чтоб тише стал напористый тевтон?
И вот теперь те валуны в бессилье
Мечей и копий слышат давний звон.
Ветрами даль здесь хлобыстнёт по стенам,
Устроит из былого вдруг налёт.
И ласточек на солнечных антеннах
Раскатом испугает самолёт.
И вздрогнет Крево или содрогнётся,
Свой белый день душой приветит вновь.
Под ним живой былиной остаётся
Седая память вечных валунов.
***
Здесь, в пещерах Нового Афона,
Выросли немые сталактиты,
Как остатки царственного трона
Тех времён, что предками прожиты.
Озеро подземное остыло,
Как скала, глядит седая вечность.
Нас ведёт неведомая сила
Вновь к своим истокам человечьим.
Путь короткий, но зато и редкий
Щедростью фантазии и веры…
Мы выходим, как, бывало, предки
К свету полумрачному пещеры.
В свой, смеясь, опять вернулись вечер,
Но глядим всё так же удивлённо,
Ведь за нами остаётся вечность
В тех пещерах Нового Афона.
***
Отец вдруг с мороза – в облаке пара
Переступает хаты порог.
День разгорается огненно, яро.
В хату, как будто дымок от пожара,
Вползает, лохматится, вьётся снежок.
Двери скрипуче распахнуты вьюгой,
Крепнет морозный, пронзающий дух.
Отец вдруг с мороза
Входит упруго.
Память остывшую греет покуда
Ворсом весь в инее
Старый кожух.
Скорбь лишь дополнит горькую прозу
Ядерно-грустной, несходной беды.
Мир отстранится, сбыв нам угрозу…
Облако пара –
Отец вдруг с мороза…
И полные вёдра целебной воды.
***
Сжимала немо тишина
Земное смутное раздолье.
На склоне тающего дня
Уже казалось небом поле.
И первобытный свет несло,
И в зябком инее светало.
Порывом снежное крыло
Все перелоги заметало.
И в некий миг, как в белый сон,
Что снится вечностью немою,
Взвиваясь вновь, кружился он
Над скорбной памятью земною.
***
Черёмуха цветёт – и тихо в классе,
Весна так рвётся запахом в окно
И лица наши вдохновенно красит,
И судьбы, стать которыми дано.
Ровесники, вихрь времени над нами,
Он стриженые головы пометит.
И только крест один – оконной рамы –
В том, горечью ещё не ставшем, свете.
Там души наши – всё ещё в природе –
Возносятся в сиянья огневые,
Но спорят вновь за партой два Володи –
Дашук и Сидорок –
Ещё живые.
И та, что заглянуть в мою тетрадку
Опять весёлым взглядом норовит,
Которой всё любуюсь я украдкой,
Так много неизбывного сулит.
Нам в той весне всего лишь по семнадцать,
Мы перед жизнью жизнями в долгу.
Слезинку, что готова вдруг сорваться,
Я, глядя в юность, спрятать не могу.
***
Акация-колючка, на погост
Закинутая ветром, расцветала.
А мама говорила мне: «Ну вот…»
И как-то опечаленно вздыхала:
«За год-другой могилы оплетёт –
И подступиться не позволит крона…»
Ах, мама, мама!.. Вот опять цветёт
Акация, где атомная зона.
Средь ядерной, могильной духоты
Трепещет, вся в цветенье утопая…
Пришёл я, мама… Призраком беды
За мною радиация ступает.
Так много трав твой обвивает сон,
На лоне смерти вдруг сплетясь невольно.
И слышу голос, – вот он, снова он:
«Поколешься!..»
От этого ль мне больно?!
***
Вёсны мои покошены
Временем молодым,
Белой шугой припорошены…
Или цветения дым?
Лета мои отрясённые,
Как молодые сады,
В чёрную прорву сметённые
Шествием чёрной беды.
Страшно спросить у просини:
«Будут какими осени?»
Перевод