И в небо ведут все дороги

Полуночная баллада

Качаются лапы прибрежных лесов,

По заводям прячется рыба.

На сердце – тоски полуночной засов.

Бессонницы смертная дыба.

Торопятся страхи, как мыши на сыр,

Как княжьи клевреты на вече.

Как воронов вещие стаи на пир

Остывшей к полуночи сечи.

И жёлтые – светятся волчьи глаза.

Сверкают зелёные – рысьи.

Закатною кровью набухла слеза

Росы,

          окольчужившей листья…

Над Северским знамя полощет Донцом

И чёрного солнца верига.

И в небо глядит побледневшим лицом

Бесстрашный и доблестный Игорь.

Затмение тенью легло на траву.

Слетаются тучами враны…

Но целит стрела, растянув тетиву,

В полночные ворога станы.

И топчутся кони, уздами звеня.

Великое кажется малым.

И с честью погибнуть за други своя

Не страшно ему под Каялом.

Не страшно… Осталась докука одна,

Которая горами движет:

Как встретит разлуку с мил-другом жена,

Кто «Слово» в Путивль ей напишет

И будет полуночный длиться правёж

Души,

           До рассветного часа.

Покуда молочным туманом на рожь

Опружится месяца чаша.

И тиной затянутся Вия глаза

В бездонной трясине болота,

Когда прозвучат петухов голоса

И вспыхнет крестов позолота,

И степь заалеет стеною щитов,

И двинутся русские рати.

И «Слово» про Игоря – главным из слов

Пребудет в Руси вековати!

Лебеди

                                     «За Непрядвой лебеди кричали…»

                                                         А. Блок

Лебеди плывут по белу свету,

Разнося по весям солнца свет.

Чтобы заслонить собой планету

От скорбе́й и неминучих бед.

Лебеди кружа́тся, словно сне́ги

Над простылой осени водой.

Лебеди – России обереги

Вестонош желанных чередой

Мчатся в небе,

                        вопреки печали,

И досужих сплетен вопреки.

Сквозь века, как выстрел из пищали,

Как Боброка конные полки.

Омофором белым – в неба сини

Облаком окутав отчий кров,

Лебеди летят – любовь России,

Блока провозвестная любовь!

Размышление в апреле

В сказки – верь, в пророчества не верь.

Смысла не ищи сакральной фразы…

Вот и снова на дворе – апрель.

Глазуновский отрок сероглазый.

Тает в горле дней простудных ком.

И мороз не бегает по коже.

Но больную память – сквозняком

Грусть земли провянувшей тревожит.

На погост несу печали хмель –

Сок берёз, перерождённый в брагу.

Постоим с тобой, вдвоём, апрель,

Опершись на мамину ограду.

Это только кажется – слова

В тленной жизни ничего не значат.

Литию услышит синева

И над обелисками заплачет.

Здесь, среди родительских суббот

Почиёт Великая эпоха.

Всё на свете ми́нет и пройдёт,

Только б не мину́ло раньше срока.

Только б раньше срока не прошло

То, что от родимого причала

Уводило, мучило и жгло,

И обратно в детство возвращало –

Где звучит апрельская свирель.

Всяк душа живая славит Бога…

В сказки – верь, в пророчества – не верь,

Бренным дням не знай, не ведай срока!

Пасхальное

Непроглядны сумерки под ёлками

В день субботний, в таинстве ночи́,

Мо́роки сквозят меж рамы щелками,

Улетают искрами в печи.

Вся Россия ждёт, на небо глядючи,

Полуно́чи драгоценный дар:

Кривичи, радимичи и вятичи,

По деревням, сёлам, городам.

На земле, где мною столько хожено,

Где делил с друзьями чёрный хлеб.

Мгою бездорожье заворожено.

Долог путь в отеческий вертеп.

От острога и горючей паперти

На Руси не зарекаться стать.

В женщине с глазами Богоматери

Узнаю свою родную мать.

Над землёй, которой Богом дадено

Мужества на долгие века.

Проплывают облаки из ладана,

Мчатся грозовые облака.

На погосты страхи и сомнения

Опадут, как прошлого листва.

В светлый день Святого Воскресения –

День извечной жизни торжества.

Дорожное

                                               Моей Алисе

Снова день, а значит – будет пища

Горем воспалённому уму.

Прошлого былого пепелища

Прячутся в отеческом дыму.

Май жестокий смутен, словно брага.

Шаток, как устои бытия…

Я один, лишь старая собака

Мой последний друг и судия:

За печаль стихов, за непогоды,

За любви цветные хрустали.

За бесцельно прожитые годы,

Что дождём меж пальцев протекли.

За всегдашней осени кручину.

Куликова поля прах в персти.

И за то, что на могилу к сыну

Не сумел на Дмитровской прийти…

Вот среди кустов чертополоха,

Дымно догорая у межи,

Наша окаянная эпоха

Сбитым квадрокоптером лежит!

Поднимайся, пёс, зовёт дорога.

Покидаем миражи весны.

Нам с тобой осталось так немного.

Расскажи свои собачьи сны.

Лития о собаке

                                      Памяти Алисы

Что же ты наделала – рыжуха,

Папина любовь и егоза?..

После смерти – не опало ухо.

Не закрылись синие глаза.

Рано утром в поле выбегала.

Слушала осенних листьев песнь.

По всему, выходит, что не знала,

Что не пощадит тебя болезнь.

Впрочем – нет. Своё «собачье дело»

Знала ты, приход почуяв зла,

На меня глядела и глядела,

Будто наглядеться не могла.

Не услышав хрипы или стоны,

На колени пав перед тобой,

Я забыл про литии каноны.

И завыл над нашею бедой.

Папа, мама, сын ушедший – Дима –

Вы не зря в помя́нник собрались.

Жаль, что поп пройдёт сторонкой – мимо

Имени любившей Вас «Алис».

Только всё равно, в церковном мире,

Где воспрещена трава-плакун,

Будут свечки плавиться – четыре

Встав в порядке строгом на канун.

Ваши души не уходят в небо.

С нами остаются до конца.

Я ношу с собой краюху хлеба.

В ожиданье звёздного венца.

Может быть, в дожде и полумраке.

На исходе пасмурного дня,

Я поймаю взгляд другой собаки,

Взгляд, не отпускающий меня.

Раздумье

Метёт листва последнею порошей.

Всё непроглядней темень по утру.

Жизнь ёжится шагреневою кожей

На северном простуженном ветру.

В минувшем – земляничная поляна,

Где каждый куст – заворожённый клад.

И чудится: Царевна Несмеяна

Отводит молча ходики назад.

О, прошлого исчерпанная тема,

Звенящая пустою сулеёй.

С Петра и Павла – времени проблема,

Украденного ими и Ильёй.

Мне эти два часа – не Бога ради –

Вернёт судьба, когда настанет срок,

Шиповником в родительской ограде

Укореняться в горестный песок.

Чтоб вспомнилась весёлая планета,

Где я – другой в другое время жил.

Моя страна – восьмое чудо света,

Где от межи полцарства до межи.

Где от напева древнего – истома

Солёной влагой мучает глаза.

И где второго августа весомо

Грохочет неуёмная гроза.

Где всё простое не бывало сложным.

А сложное не мучило во снах.

Где было всё… Но всё осталось в прошлом,

Запёкшимся коростой на губах,

Пригнувшим вниз губительною ношей

Стихов, не досягнувших до мечты…

Жизнь ёжится шагреневою кожей,

И вянут за оградами цветы!

Зарисовка детства

Растревожена памятью кровной

Безмятежность ребячьей поры.

Майский жук – скарабей подмосковный

Из земной выползает коры.

И упившись берёзовой брагой.

Обгоняет в полёте шмеля.

И небесною Троицы влагой

Полнит реки родная земля.

Эти звонкие ливни косые,

Эти сполохи майские гроз.

Всё звучит, как акафист России,

Где мальчишка задумчивый рос.

Сандалеты, сачок и панама.

Общий снимок, как счастья венец.

Строго смотрит усталая мама,

И с улыбкою смотрит отец.

Это душу бере́дит доселе,

И приходит во снах поутру:

Дачный дом, за околицей – ели,

Земляника в соседнем бору.

Помни: светлую летнюю пору,

Запах трав, медуницы елей…

И плывёт облаков омофору

вслед –

бумажный, из рук твоих, змей.

Снеговей

Эта книжная пыль,

прилетевшая из ниоткуда,

Чтоб смешавшись со снежною –

вновь улететь в никуда

Мне напомнила:

бабушка сказку читает про чудо,

Что останется в сердце

осколками первого льда.

За окном – снеговей,

и тихонько тепли́тся лампада,

Освещая в углу

непонятных святых образа.

Подойду, поклонюсь,

если бабушке этого надо,

                        Чтоб у ней не дрожала,

на краешке глаза слеза.

Помолюсь за прародича,

павшего возле Сморгони

В непонятной дали,

укрываемой бездною дней.

И услышу – звенят

Удила́ми без всадников кони,

Те, что стали предтечей,

восставших из ада коней.

Засыпает мой дом

и, поддавшись теплу и покою,

Позабуду, что снилось

в ребячьем рождественском сне...

Только время придёт

и, как инок над вязкой строкою

Я склонюсь в подступившей,

недоброй ночной тишине.

А над Рузой плывут облака

и густые туманы,

И на восемь сторо́н

шлёт лучи Вифлеема звезда.

И с холма над рекою

увидятся дальние страны –

Те, в которых бывать

не придётся уже никогда.

И потянут в былое, назад

Родовы́е вериги,

Словно гирьки от ходиков

вставших когда-то, Бог весть.

И покроются призрачной пылью

забытые книги

Те, что я не успел написать,

или просто прочесть.

Монолог о Родине

По небу развешана серая хмарь.

Не стынут бездонные хляби.

Бесснежный февраль и бесснежный январь.

И всуе прожитый декабрь.

Вещу́ют: беда опустилась на Русь,

Но я – в оборе́ние гама,

За Родину, встав на колени, молюсь

С бревенчатой звонницы храма.

Средь свя́тых канонов и давних былин

Я помню:

под красной присягой,

Мой дед в сорок пятом ворвался в Берлин

И взвеял знамёна над Прагой!

Я с Родиной кровью повязан былой,

Свой меч-кладенец поднимая.

Сражённый в полях васильковых стрелой

Безбожного хана Мамая.

Мой голос хрипел средь солёной волны,

Под крестоандреевским стягом.

Где Невскому-князю молились сыны,

Стяжавшие славу с «Варягом»!

Я, Родина, в землю твою положил

И маму, и старшего сына.

И Сириным вещим кричал и кружил

В краях, где моя пуповина.

Привязана плотью к родимым местам.

Где пишутся лучшие строки.

Где снятся стихи и не спится мечтам,

И в небо ведут все дороги.