В начале 70-х годов в Ленинграде, в небольшом зальчике с трибуной и сценой на седьмом этаже «Дома книги» (Невский проспект, 28), у самого подножья поднебесного хрустального глобуса – символа Международной швейной компании «Зингер», – регулярно заседали члены Ленинградского общества библиофилов (ЛОБа; основан в Петрограде аж в 1923 году). Со своим уставом, членскими взносами, ксивой с фотографией три-на-четыре и так далее. Члены – только по рекомендации в три голоса.
Конечно, то были не просто «заседания» в привычном смысле этого слова, это были встречи людей, освящённых и посвящённых Книге на самом высшем уровне. Непременным членом нашего «святого» (каламбур здесь уместен) содружества знатоков, собирателей, поклонников и любителей книги был в мои годы Дмитрий Сергеевич Лихачёв, и я старался не пропустить ни одного заседания с его участием. И вот одно из таких «лихачёвских» заседаний кончилось довольно поздно, всем хотелось после доклада лично переговорить с ним, подписать книгу, передать рукопись, высказать просьбу или просто пожать руку.
Многие ли теперь помнят, что одно только присутствие в Ленинграде и среди нас Дмитрия Сергеевича охраняло и наш город, и нас – от неусыпных местных и столичных сторожей и добровольных телерадиосоглядатаев примитивной официальной морали, составляло гордость и веру, что настанут иные времена и что «Петербургу не быть пусту...».
Это было осенью
Тёплый вечер. Я был одним из последних, пропустив всех, отважился проводить Дмитрия Сергеевича до метро, хотя оно в двух шагах. Мы долго спускались вниз к «чёрному выходу», выходящему прямо на канал. Оказавшись у самых ворот, Дмитрий Сергеевич вдруг остановился и сказал: «Я помню, наш классный наставник в гимназии Мая по фамилии Горохов принёс на урок старую газетку и прочитал из неё рекламу швейной машинки «Зингер». И этого Дома. В стихах! Нас тогда учили писать стихи и читать – готовые. Едва ли не с первого класса... Это же были довольно примитивные и лёгкие стихи, но к концу его чтения нам всем стало почему-то очень не по себе, грустно, картинка оказалась-то не просто рекламной. И помню, как детскую песенку, «и Зингер весело поёт»… Вот бы найти их!»
Прошло несколько лет. И стихи эти без имени автора, под заглавием «Картинка с натуры» мне посчастливилось найти (искал одно – нашлось другое, таков подчас удел литературного старателя) в летучей (в четыре тонкие странички) петербургской рекламной газетке 1913 года. Газетка называлась лихо и забористо «Я знаю всё». И всё тут!
Знак из прошлого
Примечательно, что «Картинка…» – реклама швейной машины фирмы «Зингер» – была набрана и напечатана тем же шрифтом и тем же призывным бисером, как и вирши небезызвестного «Дяди Михея»: курите, мол, только папиросы «Лаферм», пейте только «коньячок» и мойтесь исключительно «Крецким «мылом». Я переписал стишата от руки, потом дома – на машинку, вложил в конверт А4. И на следующий день оставил за стеклом перед внушительным столом охраны Пушкинского дома (такая практика была у всех нас, кто так или иначе имел отношение к этому, одному из прекраснейших культурно-просветительских и высоконаучных учреждений в Петербурге – да и в мире, наравне с Эрмитажем и Русским музеем). Я знал, что академику этот знак из прошлого будет дорог. Ещё и как! Тем более – из ранних школьных лет …
Прошло несколько дней, вечером мне по телефону позвонил сам Дмитрий Сергеевич, поблагодарил за находку, сообщив при этом, что эти стишки пришлись как раз на его день рождения. Я был счастлив...
И хотя имя автора нашего стихотворения так и осталось «за кадром», целых два стихотворения Николая Агнивцева (названного Дмитрием Сергеевичем навскидку в тот давний вечер на канале Грибоедова) были напечатаны (под полным именем поэта) в этом простом, казалось бы, незадачливом рекламном листке с таким лихим названием «от первого лица». Так что Д.С. не был далёк от истины...
Картинка с натуры
«В углу шестого этажа
Родная нам картина.
Огонь мерцает, чуть дрожит
И вертится машина.
Бесшумно вертится челнок,
И нитки шепчут вести –
Тебе пальто я шью, сынок
За труд, достойный чести.
В мансарде швейка к свадьбе шьёт
Для барина сорочку,
И «Зингер» весело поёт.
Доставшийся в рассрочку...
В подвале жизнь полна трудом,
Отец горбат и болен.
Надежда – в сыне молодом,
Но тот с работ уволен.
В семье критический момент,
Чем жить – нужда смущает!
«Тук-тук»... От «Зингера» агент
Машинку предлагает.
В рассрочку взнос не торопясь.
И мать с утра до ночки
Шьёт, над машинкою склонясь,
Приданое для дочки.
В весёлой шумной мастерской,
Чьи руки ждут награды,
Бесшумно «Зингер» день-деньской
Шьёт дамские наряды.
На томный бархат льётся шёлк,
Узорит платья женщин.
Заказ окончен – «Зингер» смолк,
И труд наградой венчан.
Где «Зингер» есть – отрадно жить!
Он гонит грусть-кручину,
Имеем честь Вам предложить
От «Зингера» машину…»
Евгений Белодубровский