Из противоречий соткана душа русской интеллигенции, как и вся русская жизнь, и противоречивые чувства в себе возбуждает.
«Вехи», 1909
Столетний юбилей «Вех» – хороший повод подумать о нашем прошлом, настоящем и будущем. Не только веховцы предвидели и предупреждали о взрывах ХХ века, но и Александр Блок: «…Сулит нам, раздувая вены, все разрушая рубежи, неслыханные перемены, невиданные мятежи». Прожитое с тех пор столетие довело риск крушения мировой истории до предела.
Естественно, нас интересуют прежде всего русская история и современность.
По поводу места и роли России в мире логически и исторически даются три ответа.
Первый сформулировал ещё граф А. Бенкендорф: «Прошедшее России было удивительно, её настоящее более чем великолепно, что же касается её будущего, то оно выше всего, что может нарисовать себе самое смелое воображение». Сегодня над этими словами не хихикает только ленивый, однако к 1913 году Российская империя набрала такую динамику роста и развития, что, если бы она продолжилась ещё лет двадцать, Европа в середине ХХ века имела бы единственную сверхдержаву – царскую Россию.
Второй ответ, противоположный, сформулировал П. Чаадаев, и он был подхвачен впоследствии всеми русофобами. Звучит он так: Россия оказалась вне общей истории человечества и существует для того, чтобы дать миру важный урок вечного повторения одного и того же тупика – диктатура–хаос, заморозок–оттепель.
Третий и единственно верный ответ был дан две тысячи лет назад и навсегда. «Кого люблю, того наказываю» и «Горе вам, богатые, ибо вы уже имеете награду свою» – обе заповеди неукоснительно соблюдаются в религии, государственности и культуре почти всех народов, ставших не «этнографическим материалом» для истории, а делающих её субъектами.
Прежде всего: чего веховцы боялись? Боялись грядущего хама (Д. Мережковский), то есть полностью бездуховного, частично демонизированного человека-животного, «биоробота», способного запачкать собой всё, что есть чистого и высокого в этой жизни. По формуле К. Леонтьева, среднего европейца как идеала и орудия всемирного разрушения.
Капитализм с его принципом «всё продаётся и всё покупается» произвёл на свет соответствующую такому индивиду и обществу парламентскую государственность, единственная задача которой – поддержание рыночного статус-кво. Авторы «Вех» просто представили себе, что будет, когда вот такой, выражаясь современным жаргоном, «электорат» и его лукавые вожди придут к власти. По этой причине М.О. Гершензон и написал свои знаменитые строки: «…Нам не только нельзя мечтать о слиянии с народом – бояться мы его должны пуще всех казней власти и благословлять эту власть, которая одна своими штыками и тюрьмами ещё ограждает нас от ярости народной».
Вот откуда происходит своеобразие русской истории, кстати, и современности, чётко указанное «Вехами». Недаром царская власть на Руси держалась так долго и прочно: православный народ предпочитал царя власти денег. Власть денег отвергал и советский народ. Не очень-то ею восхищён и народ российский. Кстати, революцию 1905 года, так озаботившую веховцев, не дал довести до конца опять-таки простой русский народ, благословлённый на это св. Иоанном Кронштадтским.
Главная ошибка либералов всех времён, и это прекрасно показали авторы «Вех», – это отделение личности от Бога и государства.
Личность ведь не просто самодовлеющая юридическая единица, вроде Робинзона в окружении дикарей, претендующих на его священные права. Личность в православно-русской цивилизации есть индивидуальное преломление симфонического (по выражению Л. Карсавина) образа народа. Точно так же и народ не сводится к своей этнической, биологической составляющей. Народ – это нация, обладающая религиозным и культурным самосознанием.
По существу, именно об этом твердили все сколько-нибудь чуткие к своеобразию своего отечества русские мыслители ХIХ–ХХ веков – как традиционалисты, так и либералы. Именно К. Кавелину, теоретику русского либерализма, принадлежит глубокая формулировка русского идеала: «Сама история заставляет нас создать новый, небывалый своеобразный политический строй, для которого не подыщешь другого названия, как – самодержавной республики».
В этом всё дело. Византинизм, европеизм, советизм в нашей истории – это всё формы русской идеи: живи не так, как хочется, а так, как Бог велит. В своём прогнозе и диагнозе того, что произошло с Россией после 1917 года, веховцы оказались в основном правы. Один из них, С. Франк, прямо писал (в 1929 году!), что «русский дух насквозь религиозен. Он не знает, собственно, других ценностей, кроме религиозных». Самодержавие потому и рухнуло, что не смогло оградить народ от власти капитала.
По Н. Бердяеву, Третий Рим просто стал Третьим интернационалом. Сила (и одновременно соблазн) русского коммунизма состояла в том, что он не бедных предлагал сделать богатыми, а наоборот, богатых опалить пламенем мирового пожара: «Мы на го’ре всем буржуям мировой пожар раздуем, мировой пожар в крови. Господи, благослови!»
Соответственно своей истории и своему духовному строю Россия испытала, осуществила то, что на Западе в лучшем случае было предметом умозрительных построений. В этом плане можно сказать, что Россия ценой собственной крови спасла человечество от веры в гедонистическую утопию. В русской культуре произошло парадоксальное сращение базовых религиозно-исторических ценностей – прежде всего идеи царственного, праведного бытия – с пришедшими с Запада претензиями прагматического использования этого бытия вплоть до его радикальной переделки. Именно в точке подобного сращения русский Христос сблизился с петербургским мифом, образ избранного народа – с пролетариатом-мессией, Карл Маркс – с библейскими пророками… «Вехи» всё это обозначили уже в 1909 году.
Говоря более конкретно, Советам пришлось построить нечто вроде «самодержавной республики» и таким способом вытянуть Россию из болота, в которую её загнали в феврале 1917 года взбунтовавшиеся «фармацевты» (словечко А. Блока). После падения законного царя либералы Временного правительства попытались слепить умеренную парламентскую республику из распадающейся Евразии – но их власти хватило едва на девять месяцев.
Нравится это кому-либо или нет, но именно большевики собрали рухнувшую Россию почти в прежних имперских границах. Подлинным создателем СССР был, конечно, И. Сталин, построивший за три пятилетки фактически новую сверхдержаву, взявшую в 1945 году Берлин. Причём у него не было колоний и волшебных источников нефти, всё приходилось делать на энтузиазме, страхе и рабском труде.
Да, это было страшно, и не дай бог нам вновь увидеть что-то вроде раскулачивания, ГУЛАГа и «воронков» по ночам, но если бы этого не произошло, сейчас уже не было бы не только русского народа, но и многих других примкнувших к нему племён. Н. Бердяев ведь неслучайно написал свою книгу о русском коммунизме к 20-летию советской власти. Да, большевики спасли страну после либерально-революционного погрома, против которого оказались бессильны призывы мудрых «веховцев». Но ценой жизни миллионов её сыновей и дочерей. Это не теория, это медицинский факт. Стоило ли спасение России такой цены? Тут каждый даёт свой ответ. Сказал же кто-то по поводу памятника гражданину Минину и князю Пожарскому на Красной площади: «Подумаешь, они спасли Россию! А может, лучше было не спасать?»
В 1991 году ориентированные на золото либерал-глобалисты (бывшие коммунисты) под демократическими лозунгами снова пришли к власти в Москве. Это была новейшая (уже вторая за ХХ век) либеральная революция, осуществлённая большевистскими методами – партноменклатура конвертировала политическую власть в экономическую. Очередные либерал-революционеры полагали, что всё решит невидимая рука рынка, – и получили в результате страну в границах ХVII века, где все конфликтовали со всеми и где только ленивый не проектировал дальнейшего распада страны на «уральскую республику», «дальневосточную республику» и пр. А. Сахаров, к примеру, предлагал таких осколков не менее тридцати…
Так или иначе, В. Путин и его команда предотвратили в начале ХХI века распад России, сохранив основы российской государственности (символизируемые царским гербом, советским гимном и демократическим флагом) и покончив с диктатом экономического тоталитаризма. «Семибанкирщине» дали понять, что она не всё может.
При всём своём внешнем антидемократизме путинские действия соответствовали народной воле, и народ поддержал их – сравните результаты думских и президентских выборов 2003–2008 годов. Я уже не говорю о полном провале либерально-западнических партий, объяснить который пресловутым «административным ресурсом» никому не удастся. Заметим, нынешний финансовый кризис, спутавший все карты, пришёл из Нью-Йорка, а не из Москвы.
Что же дальше? Заслуга авторов «Вех» в том, что они предупредили Россию и мир о грядущей катастрофе, которая произойдёт под лозунгами равенства и братства. Либерализм говорит человеку: «Делай, что хочешь, ты сам себе хозяин! Но сам и отвечай за себя». Вот этот «свободный собственник» и стал рабом рынка и телевидения, кормится «чернухой-порнухой», предоставив улицы его города многообразным «меньшинствам».
Думаю, авторы «Вех» не очень бы удивились всему этому. В общих чертах они это предвидели и предостерегали современников от сдвига в «сторону обезьяны». А ведь была точка опоры – идеал всенародного (соборного) устроения России, что живёт в глубине души нашего народа. Именно он придаёт отечественной цивилизации тот запас прочности, благодаря которому она воспроизводит свою структуру заново после любого исторического катаклизма, будь то нашествие Наполеона, Гитлера или доморощенных революционеров.
На недавнем приёме в Кремле в честь своей интронизации патриарх Кирилл напомнил о древнем идеале симфонии духовной и светской власти. Церковь – это душа государства и культуры. В социальное пространство она входит лишь в той мере, в какой является человеческим институтом. Что касается общества, то, говоря библейским языком, это паства, которую надо опекать и воспитывать. Процесс общественного воспитания идёт непрерывно, но либо в храме, либо передачами типа «Дом-2». Таков выбор, и не только у нас, во многих европейских странах, в том числе и православных – Греции, Грузии.
Итак, на уровне государства нам нужна сильная державная власть во главе с обшенациональным лидером. Российская государственность (даже в нынешнем урезанном виде) включает в себя на евразийской территории более 100 народов и этносов, и объединить их общим духом способна лишь мощная внепартийная организация, обладающая не только силой, но и духовно-культурным авторитетом. Это можно назвать «монархо-коммунизмом», где вертикаль державности будет соединена с дорогой русскому сердцу идеей социальной справедливости («от трудов праведных не наживёшь палат каменных»).
На уровне экономики необходим строгий госконтроль над ключевыми отраслями производства при активной стимуляции частного отечественного капитала. Классического капитализма западного типа в России просто быть не может, потому что капитал работает там, где ему выгодно, а в России реальное производство дорого и неэффективно. Нам противопоказан один лишь спекулятивно-сырьевой рынок. Нужна экономика знаний, изобретений, неожиданных фундаментальных идей. Напомним, это русские, а не американцы с японцами изобрели радио и телевидение.
Чтобы русский человек хорошо (и даже гениально) работал, ему нужна идеальная мотивация. Или уже «внешний двигатель» в лице царя или генсека. Напомним также, что самыми успешными хозяйственными предприятиями на Руси были монастыри. Транссибирская магистраль была построена за десять лет! Что уж говорить о великих стройках социализма.
Сегодня по швам трещит виртуальная долларовая пирамида – так нужно ли нам поддерживать её своими невосполнимыми природными ресурсами? А. Чубайс недавно заявил, что подобного кризиса человечество ещё не знало. Забыв добавить, что кризис этот не столько экономический, сколько идейный, концептуальный. Американизированный глобальный Фауст получит в ХХI веке своего Мефистофеля – в лице звероподобной биоэлектронной бестии, в которой будет смоделирован весь грех, накопленный за годы модерна и постмодерна «золотым миллиардом». Нам всем, а не только Западу, грозит геокультурная катастрофа, которую никакими «цветными» революциями и крылатыми ракетами не остановишь.
Православно-русская цивилизация реализует в своей истории образ творчески верующего человека. Русский творческий акт – религиозный, государственный, художественный – направлен к абсолютной Личности, а не к самому себе. По своей духовной природе России постоянно приходится разрешать парадоксы верующего разума, нравственного художника и народного монарха. Тогда как на Западе эти самодовлеющие социально-культурные практики разнесены по разным «углам» общественного и личного бытия. Европейская свобода уже пережила ряд смертей – смерть Бога и смерть цельного человека. После кризиса и смерти спекулятивного посткапитализма понадобятся народ и страна, способные предложить идеал и построить более одухотворённую и справедливую цивилизацию, чем ныне существующие.
Россия может предложить такой идеал – не рая на земле, а сообщества и государства, где власть и культура представляют не грешную «одинокую толпу», а Бога.
Тело России действительно больно, но дух ещё жив. Как заметил в своё время великий философ В. Соловьёв, идея нации заключается не в том, что она сама думает о себе во времени, а в том, что Бог думает о ней в вечности. Вся история России, включая катастрофический ХХ век, взывает к божьему замыслу святой Руси, а не России язычески-самодовольной.
Тому, кто этого не хочет или не может понять, придётся ещё много думать о России, чтобы осмыслить её предназначение и роль в истории. Авторы «Вех» сделали это одними из первых.
, доктор философских наук, САНКТ-ПЕТЕРБУРГ