Красная песня
Распахнитесь, орлиные крылья,
Бей, набат, и гремите, грома, –
Оборвалися цепи насилья,
И разрушена жизни тюрьма!
Широки черноморские степи,
Буйна Волга, Урал златоруд, –
Сгинь, кровавая плаха и цепи,
Каземат и неправедный суд!
За Землю, за Волю, за Хлеб трудовой
Идём мы на битву с врагами –
Довольно им властвовать нами!
На бой, на бой!
Верьте ж, братья,
за чёрным ненастьем
Блещет солнце – господне окно;
Чашу с кровью,
всемирным причастьем
Нам испить до конца суждено.
За Землю, за Волю, за Хлеб трудовой
Идём мы на битву с врагами –
Довольно им властвовать нами,
На бой, на бой!
, 1917
Великая французская революция провозглашена была во имя беднейших сословий. Свергая монархию, французский народ опирался на... имперские начала. Ибо в основе борьбы и с монархией (1789), и с последующей интервенцией явил свою единосущность, которая есть не что иное, как разлитое в теле народном содержание Великой нации! Потому не унижаемый и не униженный народ, поверив в себя, и явил беспримерный героизм в сентябре 1792 года, когда буржуазия в лице жирондистов «сдала Францию». Клич «Отечество в опасности!», прозвучав в Париже, отозвался в самых глухих селениях Франции. Это было героическое время способного к героизму народа. Народа, глубоко осознавшего трагедию своего Отечества! Поэтому, восстав с криками: «Да здравствует нация!», он разбил интервентов.
Вне сомнений: этого никогда бы не произошло, если бы душу народа на протяжении поколений тыкали бы в грязь, как то было в России. В разгар Первой мировой войны презираемые «вышестоящим» обществом, одетые в шинели русские мужики, легко поверив агитаторам, подняли на штыки представителей не своего, духовно и культурно чуждого ему сословия.
И это закономерно. Униженное, оскорблённое и разуверившееся в себе сознание никогда не будет предано предмету своего унижения. Более того, при первой же возможности оставит и предаст его.
Было ли когда в России уважение к русскому крестьянину, мещанину, разночинцу, простому служащему, ремесленнику или даже купцу?
Праздный вопрос! Потому столетиями бесправный и пренебрегаемый «обществом», лишённый силы духа за отсутствием упражнений в этом, отученный принимать самостоятельные решения народ перестал видеть себя в истории своего Отечества... А ведь народ, воспитываемый неотрывно от нужд страны и повседневно осознающий себя в ней, так просто не собьёшь с толку, ибо он знает, а потому сам способен решать, где его Отечество и кто истинно его представляет. Отсюда вывод: внутреннее бытие страны должно формировать, власть – поддерживать, а государство быть заинтересовано в сильном духом и верящем в себя народе!
Чудовищность реалий большевистской России состояла в том, что люди умирали не с ужасом перед смертью, а с благодарностью к ней... Многомиллионное варварство, никогда не знавшее цивилизации и не воспринимавшее её проявления, вырвалось на свободу! Великая степь энергетически восторжествовала над равниной, обернувшись беспощадной войной против города...
Новые гунны устремились истоптать в пыль ухоженное и уничтожить не своё, а, значит, чужое. Этот жёстко обозначивший себя «изгиб» эвольвенты псевдорусской жизни и был розановским «Апокалипсисом». Отсюда боль, категоричность и отчаяние многочисленных жертв «Великой...». Отсюда же затянувшиеся до нашего времени проблемы с самоидентификацией и самоосознаванием народа, ставшего «российским».
Возникает вопрос: можно ли обвинять во всех случившихся зверствах русский народ?!
Нет, конечно! Русский народ, как и любое другое народное тело, не мог уничтожать самоё себя! За него эту «работу» выполнял тот самый «нерастворимый (в нём или близ него) элемент». Именно этот язычествующий «элемент», в массе своей представляющий собой обратившихся вспять варваризованных русских, и образовал из себя то смертоносное воинство, которое не только способно, но и жаждало уничтожить всё... не своё.
Большевистский переворот не был «удачей» одних только «запломбированных заговорщиков». Это было историческое следствие обозначившей себя социальной «кривизны» по-степному неорганизованного бытия, в котором стихия народной жизни время от времени обращалась против самоё себя. Правильнее сказать – против европеизированного слоя русского общества, не имевшего внутренних связей с народом и не особенно стремившегося к этому.
Возвращаясь к причинам жестокостей в непосредственной России, следует уяснить, что не русские уничтожали русских, а «ставшие русскими» всякого племени маргиналы «на волне истории» мстили (если говорить языком событий) тем, кто «сделал» их русскими. То есть теми, кем они не могли стать и кем становиться не хотели.
Это была борьба несовместимостей, борьба глубоких внутренних антагонистов, за время протяжённого исторического контакта не сумевших стать единым социально-культурным целым. Бунт «народного тела» происходил как бы «внутри себя», исходя из психически и культурно противоположных внутренних полюсов. «Единством противоположностей» может жить диалектика, но не душа народа и нации.
Для Гражданской войны в России вовсе не нужны были «классические» социальные и политические катаклизмы, как не нужны были экономические предпосылки, – в России 1910-х гг. отмечался подъём экономики. Всё это «с успехом» заменяли вековые процессы, вызревавшие на местах. Даже Ленин не нужен был – он прибыл из-за границы, когда переворот стал фактом истории!
Для свершения «революции» достаточно было сильного толчка где-то «на дне» общества... Большевики своими обещаниями лишь сумели направить её в нужное для себя русло. Результат их стараний стал неожиданностью для самих неумолчных агитаторов. Потому главари переворота, ничуть не стесняясь, вслух дивились своему успеху. Троцкий, имея в виду никак не связанное с нуждами народа Белое движение, выразился куда как конкретно: «Если бы белогвардейцы догадались выбросить лозунг «Кулацкого царя», – мы не удержались бы и двух недель!»
Иное дело в Германии. Там тоже «прогремела» революция. Но, назвавшись, она так в словах и увязла. Да и с чего было ей там разгуляться? В стране с единым историко-культурным и традиционно консервативным политическим телом?! Потому, самопровозгласившись и потыкавшись кой-где в городе, «революция» в Германии так и ушла ни с чем. «Ушла», в смысле вернулась в свою любимую вотчину, в Россию. Там совсем другое дело – там было где разгуляться. И «разгулялась»...
Итак, на рубеже столетий произошёл слом старой России, «расположившейся» в Европе. Поначалу втуне пойдя по «середине» страны, раскол этот явственно обозначил себя там, где «остаточное варварство» вошло в тесный контакт со своим антиподом – европейской Россией. Особенно жёстко он обозначил себя в душе народа, издавна не доверявшего «городу».
Эти же трещины, множась в зависимости от этнорегиональных составляющих и этических характеристик, прошли по культуре России, переворачивая с ног на голову «старые» ценности. Провинция не могла уже найти позитивные примеры в центрах, потерявших свой нравственный и некогда консервативный облик. В раскрывшуюся бездну и посыпались «лиловые миры» Блока, сладкие «Менады» Вяч. Иванова и «звёзды Маиры» Кузмина вместе с футуристическими программами, экстравагантными «течениями»...
Что касается главного делателя истории и творца жизни – народа, – то события в России последних полутора столетий говорят о том, что кристаллизация «постпереселенческих» национальных черт не завершилась, а потому характер народа не сформирован, отчего и исторический облик его не ясен...
Процесс образования нового народа, начавшись в конце XIV и развернувшись в шири XVIII века, – процесс этот не закончен и по сей день.
В исторической науке принято отождествлять Великую французскую революцию (1789–1794) и «русскую» (1917). Верное по форме, это сравнение неверно по содержанию. Ибо во Франции революцию вершил народ одной и той же формации, или цивилизационной модели, в которой сословное неравенство в тот момент не играло решающей роли. Тогда как «русская революция» вершилась возобладавшим в стране «другим народом» – тем, который вряд ли выиграл бы Отечественную войну 1812 года.
Драматизм истории России в том, что наиболее тяжкие политические и экономические удары принимала на себя европейская, наиболее развитая часть страны. «Кочевые» регионы её, как и встарь, большей частью пребывали в той же «нескончаемой вечности».
Критический период жизни Российского государства и пришёлся на первую треть ХХ века. Первая мировая и последующая Гражданская война выбили из общества миллионы наиболее жизнеспособного населения, почти полностью уничтожив образованный «класс» и «благородные слои» общества.
Ценой невероятных потерь «победа социализма» была одержана, но состав населения страны в её европейской части серьёзно изменился. Критически изменился и «общий» менталитет, подытоживший сумму всех этих изменений...
Именно веками назревавшие разрывы общества предопределили Великую Октябрьскую революцию, сделав её фактом истории, который, однако, не следует преувеличивать. Причины, приведшие к смене развития России, находятся гораздо глубже. Они будут заявлять о себе до тех пор, пока внутреннее культурное противостояние не найдёт своего разрешения.
, писатель, публицист, США
Художник Владимир Серов. «Зимний взят»