Как научить этому ребёнка
В последнее время на педагогических совещаниях, а порой и в прессе всё чаще звучит предложение заменить литературу как школьный предмет словесностью – работой над языком в широком смысле слова, развитием речи и творческих способностей. Мотивировка – школьники не читают даже изучаемых произведений. Вместо обучения происходит натаскивание, да и на Западе предмета «литература» в школах нет.
Предложение это исходит из принципиального неприятия особой миссии художественной литературы как человековедения. Но «преодолеть ущербную особенность человека учиться только на собственном опыте», напомню строки из «Нобелевской лекции» Солженицына, доступно только литературе и искусству. Нравственное влияние художественной литературы хорошо известно и учителям, видящим главную цель преподавания именно в этом, а не в усвоении учениками некой суммы литературоведческих знаний.
Сошлюсь на опыт моих коллег-единомышленников и мой собственный. Подросток после прочтения «Войны и мира» подходит к учителю с признанием: «Знаете, я до этого романа не задумывался о смысле жизни, ну то есть как жить…» Девочка: «Меня потрясло отношение княжны Марьи к отцу. Я даже с мамой перестала ссориться». Или вот мальчишка. Совсем не хотел учиться, на уроках (по всем предметам) откровенно дремал. И вдруг, когда зашёл разговор о том, чего же не хватает в жизни Онегину, поднял глаза: «Я теперь понял, что нельзя жить чем-то внешним. Попал в такую компанию, где только развлекуха. Думал, теперь скучно не будет, а это всё та же скука. Надо чего-то большего искать, верно?»
Урок в 5-м классе (по авторской программе учителя). Прочитан рассказ Уильяма Сарояна «Война», повествующий о том, как во время Первой мировой подростки избили мальчика с соседней улицы только за то, что он немец. Обсуждаем, почему рассказчик и его брат, сочувствующие Герману, не заступились за него. Дети говорят о том, что Крикор и его брат (кстати, примерно ровесник пятиклассников) не хотели портить отношения с ребятами, что столкнулись с этим впервые, что произошло всё внезапно и почти мгновенно закончилось. Вдруг поднимает руку мальчик и говорит: «А в детях взрослые нарочно воспитывали ненависть к немцам». На вопрос учителя, случалось ли им быть свидетелями подобного случая, долго не отвечали, думали, потом отрицательно замотали головами. И тут встала девочка, тихоня, самая слабая ученица, и произнесла: «А вот если мы такое увидим, то для нас это не будет в первый раз, потому что мы про это уже читали»…
Такие разговоры и признания случаются нечасто, да они и не обязательны. Главное то, что внутренняя работа происходит в детях постоянно. Внимательный учитель видит это по многим мелочам. Как утверждают психологи, даже преступления (особенно подростковые) часто совершаются от неразвитости чувств. Роль художественной литературы в развитии эмоций, чувств, умения сопереживать поистине исключительна. Ни один другой школьный предмет не может дать этого.
В большинстве школ, возражают нам, изучаемое на уроках литературы вызывает у детей и подростков только скуку и, следовательно, никакого ни эстетического, ни нравственного влияния на них не оказывает. Так ведь потому и не оказывает, что вовсе не на эту цель ориентированы наши программы, методические пособия, требования, предъявляемые учителю и ученику, экзамены.
Надо, наконец, понять: провал преподавания литературы в школе – это провал его литературоведческой модели, когда главной целью становится овладение школьниками теоретико- и историко-литературными знаниями. Единственный выход – замена этого принципа принципом психолого-педагогическим. Для нас, его сторонников, главное в том, чтобы помочь ребёнку через художественные произведения научиться лучше понимать людей, самих себя и общие закономерности жизни. Развитие эмоций – одна из граней этой цели. Следствие такого подхода – несомненное нравственное влияние литературного образования, умение соотносить прочитанное с реальностью и любовь к серьёзному чтению.
Такая цель близка и понятна и учащимся, и родителям, и большинству учителей-практиков. И авторские программы, составленные не по литературоведческому, а психолого-педагогическому принципу, имеются. На этой основе созданы учебники-хрестоматии Рустэма и Екатерины Бунеевых и моя хрестоматия для 5–6-х классов «Добрый мир». Издать её удалось только как книгу для внеклассного чтения, но и в таком качестве в школы она не попадает, как, впрочем, и учебники Бунеевых, хотя и моя, и их хрестоматии рекомендованы министерством. Готов и 2-й том «Доброго мира» для 7–8-х классов, но, увы, не издан.
В своё время я предлагала нашему министерству простой эксперимент. В нескольких разных городах дать в опытных классах мою программу (учебников Бунеевых тогда ещё не было), а в контрольных – официальную. И в конце учебного года сравнить результаты. Очевидно, что, если в экспериментальных классах школьникам понравится большая часть изученного, а в контрольных будут названы лишь 2–3 произведения, дело упирается именно в программу. Кстати, известный современный французский педагог и писатель Даниэль Пеннак добился потрясающих результатов, работая с «трудными», не желающими ни читать, ни учиться подростками. Учитель, отодвинув на несколько месяцев программу, стал читать детям интересные для них, созвучные их возрасту – однако по-настоящему художественные – книги. И постепенно ученики превратились в заядлых книгочеев и даже стали замечать особенности мастерства писателей. Об этом педагог рассказал в книге «Как роман».
Моё предложение на том давнишнем заседании министерства было отклонено.
Я убеждена: переориентировав программы и требования к учителям и учащимся, мы сумеем сделать школьную литературу любимым предметом и мощнейшим инструментом нравственного влияния на детей и подростков, приобщениeм их к серьёзному чтению. Не «Песню про купца Калашникова», не «Тараса Бульбу» и не «Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил» надо предлагать детям, а, например, «Мстителя» В. Солоухина, «Войну» и «Акробатов» У. Сарояна, «Эхо» Ю. Нагибина, главу о подростковой жестокости «Ивины» из «Детства» Л. Толстого… А при разговоре о «Войне и мире» останавливать внимание подростков не только на изображении героизма русских солдат и всенародного патриотического подъёма во время Отечественной войны 1812 года, но и на том, с какой силой показывает писатель бесчеловечный характер любой войны, любого насилия, их противоестественность.
Что касается отказа на Западе от предмета «литература», то она там фактически всё же преподаётся, хотя чаще всего входит в курс языка. И классика изучается, и литература второй половины XX века. Трудности на Западе такие же, как у нас. И, похоже, по той же причине – за 
основу взята литературоведческая модель старой прусской классической гимназии. И, как и у нас, там есть учителя-энтузиасты, которые от неё отходят. Так почему бы нам не стать первыми, решительно отбросив устаревшее? И тем самым позволив школьной литературе выполнить её высокую миссию.
, учитель школы №179, МОСКВА