Жестокая правда о начале войны в письмах солдата Великой Отечественной
В первый же день войны в военкомат призвали старшего и младшего братьев моего отца – Дмитрия и Алексея. Отец обиделся, что его не взяли вместе с ними на войну, и на другой день отправился в райвоенкомат. Там ему отказали: сказали, что забронирован за народным хозяйством как работник районного узла связи. Но уже через три с половиной месяца, когда немецко-фашистские войска начали наступление на Брянском и Можайском направлениях и страна оказалась в большой опасности, пришла повестка и ему – связисту Чикову Матвею Максимовичу, 1911 года рождения, уроженцу села Дедилово Тульской области.
Давайте прикоснёмся к пожелтевшим от времени и стёршимся на сгибах треугольникам, которые бережно хранила моя мать, а теперь храню я.
Итак, письмо первое, от 13 октября 1941 года:
«Здравствуйте, дорогие мои Маруся, Вова и Валера!
Наконец-то мне предоставилась возможность написать. От волнения даже руки дрожат.
Нахожусь на военных курсах в Муроме, учусь воевать. Вернее, учусь убивать, хотя никто из нас никогда и не думал, что придётся это делать. Но судьба обязывает нас к этому: надо защищать страну, свой народ от фашизма, а если потребуется, то и отдать жизнь за Родину. А вообще-то, как говорил нам старый служака-инструктор, вернувшийся инвалидом с войны, умереть, погибнуть несложно, а вот труднее и нужнее остаться живым, потому что только живые приносят победу.
Учёба идёт быстро: день – за месяц, месяц – за год.
Через три недели заканчиваю курсы сержантов-миномётчиков. Когда нас отправят на фронт – неизвестно.
Передай мой привет сестрицам Дарье и Марии, второму нашему семейству – твоим родителям, а также Зинаиде, Серафиму и Любе. Если что-либо известно о моих любимых братцах Алексее и Диме и их адресах, – сообщи мне. На этом заканчиваю. Письма от меня будут идти редко. Прошу не беспокоиться. Главное – я жив и здоров.
Крепко целую вас всех тысячу раз. Береги, Маруся, детей и себя во имя их. Ваш Матвей...
Мать каждый день по нескольку раз перечитывала это письмо со слезами на глазах, а вечером, после тяжкой работы в колхозе, рассказывала, какой отец наш весёлый и заботливый, как в селе все любили и ценили его. Я не знаю, что она написала ему в ответ, но второй треугольник пришлось ей ждать долго. Письмо от него пришло лишь 30 ноября, но зато какое!
«Дорогие мои, любимые мама, Валера, Вова и Маруся!
Я получил от вас весточку ещё там, в Муроме. Если бы ты знала, милая моя жёнушка, сколько радости она мне принесла. Теперь, как только выдаётся свободная минута, так читаем твоё письмо вместе с Василь Петровичем (односельчанин и друг отца. – В.Ч.). Он, кстати, передаёт тебе привет и завидует мне в том, что есть у меня семья – Валерка с Вовкой и ты.
Ответить из Мурома у меня не было времени – спешно шли сборы к отъезду на фронт. Потом был сам отъезд. После курсов в Муроме получил я звание сержанта и нахожусь между Москвой и Ленинградом. Как видишь, попал я в самое пекло войны – на передовую. И уже успел испытать себя в первом бою. Жуткое это зрелище, Маруся. Не дай бог увидеть моим детям и внукам! И будь они большими, я сказал бы им: никогда не верьте тем, кто говорит или пишет в газетах, что ничего не боится на войне. Каждому солдату всегда хочется выйти из боя живым, но когда он идёт в атаку, то не думает о смерти. Кто хоть раз ходил в атаку, тот всегда смотрел смерти в лицо.
Пока всё. Пиши мне почаще, Маруся, и сообщи, пожалуйста, о моих родных братцах. Ничего не скрывай. Обнимаю вас всех и целую. Мой адрес: ППО 1785.
Ваш Матвей.
30. XI.1941».
Это письмо примечательно тем, что оно правдиво, без прикрас и приглаживания, передаёт душевное состояние солдата.
Откровенное письмо отца может вызвать недоверие: как же, мол, могло оно дойти, если была цензура, а в письме изложены смелые суждения о войне? Удивлялся и я до поры до времени, а потом всё стало на свои места: в первые месяцы войны цензура не работала.
А вскоре почтальонша принесла в наш дом первую похоронку с фронта – «Смертью храбрых в боях за Родину погиб под Ленинградом» младший брат отца – Алексей. Через несколько дней нам принесли ещё одну страшную весть: убит на войне старший брат Дмитрий. Их старая мать – моя бабушка Матрёна – достала из верхнего ящика комода фотографии погибших сыновей и, держа в руках карточки Алексея и Дмитрия, долго смотрела на них. Бедная моя бабушка, её можно было понять, ибо ничего не может сравниться с болью и горечью матерей, потерявших своих сыновей на войне. Не смогла перенести этого горя горького бабушка Матрёна. Мама очень ждала весточки. Под Рождество 1942 года мы получили третье по счёту письмо:
«Здравствуйте, мои милые детки и любимая жёнушка!
Поздравляю вас с Новым годом и Рождеством Христовым! Да поможет всем нам Бог поскорее одолеть фашистов. Иначе всем нам хана.
Дорогая Маруся! Сердце разрывалось на части, когда читал твоё письмо с сообщением о том, что мои родные братья Алексей и Дмитрий погибли, а мама, не выдержав их горя, умерла. Царствие небесное им всем. Наверно, это правда, когда говорят, что Бог берёт к себе самых лучших, молодых и красивых. Я ж, ты знаешь, всегда гордился, что у меня есть такой красивый и всеми любимый брат Алексей. Обидно, что никто не знает, где он и Дима похоронены.
Сколько всё же горя и несчастий несёт людям война! За любимых братьев, за погибших друзей и за смерть мамы я и Василь Петрович поклялись отомстить гадам-фашистам. Будем бить их, не жалея себя. За меня не беспокойся: жив, здоров, сыт, одет, обут. И заверяю тебя, Маруся, что свой долг перед односельчанами и детьми своими я выполняю как положено. Но мне всё больше становится страшно за тебя. Как ты там одна управляешься с такими маленькими детьми? Как хотелось бы передать часть своих сил тебе и взять часть твоих забот и тревог на себя. Терпи, моя любимая. Сейчас всем тяжело. Мне тут тоже нелегко, бои идут каждый день очень тяжёлые. Сегодня жив, и слава богу. Как жаль, что не пришлось нам пожить вместе подольше. Чувствую, что домой мне уже не вернуться. Руководи домом сама, не надейся на меня.
Если бы вы только знали, как мне хочется увидеть вас!
Целую вас всех. Матвей».
В апреле 1942 года отец сообщает, что письма от него будут идти редко, потому что:
«…мы прорвали оборону противника и перешли в наступление. Вот уже четыре ночи не спим, всё время гоним фрицев на запад. Поскорее бы уничтожить эту фашистскую сволочь и вернуться домой. А вот вернёмся ли? Смерть пасёт нас каждый день и час, и, кто знает, может быть, пишу в последний раз.
Война, Маруся, – это нечеловечески тяжкая работа. Трудно сосчитать, сколько мы уже вырыли окопов, траншей, землянок и могил. Сколько укреплений сделано нашими руками. А кто сосчитает, сколько тяжестей перенесли на своём горбу! И откуда только берутся силы у нашего брата?! Если бы ты увидела меня сейчас, то не узнала бы. Похудел так, что на мне всё стало велико. Мечтаю побриться и помыться, но обстановка не позволяет: покоя нет ни ночью, ни днём. Всего того, что я пережил за это время, не расскажешь. (Далее несколько строк зачёркнуты цензурой. – В.Ч.)
Пропиши мне, отрыла ли ты яму с картошкой? Сохранилась ли она после морозной зимы? Есть ли у вас хлеб? У нас в освобождённых деревнях мука по 2000 рублей за пуд. Как идут дела в колхозе? Сев уже начался?
На этом всё. Иду в бой. Целуй за меня моих сыночков и береги их. Как я был бы рад увидаться с вами хоть на часок.
Это письмо я отправлю после окончания боя. Если получишь, значит, я жив и здоров. Но всё может быть.
До свидания, дорогие мои».
И вот пришло предпоследнее письмо, датированное 15 мая 1942 года. Оно переполнено душевной болью и тяжёлыми думами о предстоящем бое. Ему очень хотелось остаться живым:
«…У нас сейчас холодно и сыро. Кругом болота и леса, в которых местами ещё лежит снег. Каждый день, а то и час слышны разрывы бомб, снарядов и мин. Бои идут упорные и жестокие. После недавно предпринятого наступления войск Ленинградского и Волховского фронтов фашисты оказывают сильное сопротивление, и поэтому с конца апреля мы перешли к обороне. Вчера после боя нас осталось семь человек. Но оборону мы всё-таки удержали. К вечеру подошло подкрепление. На завтра, по данным разведки, фашисты усиленно готовятся к бою. Поэтому, если я останусь завтра в живых, то буду долго жить всем смертям назло. Пока же меня ещё ни разу не зацепила немецкая пуля. Кто знает, обойдёт ли она меня завтра?
Представляю, как тебе сейчас трудно с весенней обработкой огорода: копкой земли и посадкой. Не мучайся одна, побереги себя. Попроси от моего имени в колхозе лошадь, чтобы вспахать плугом огород. А не успеешь обсадить всё, не переживай. Пока потерпите. Терпеть осталось недолго. Враг, как сказал товарищ Сталин, будет разбит, победа всё равно будет за нами. Целую вас всех. Пиши мне чаще. Каждое твоё письмо, Маруся, жду всегда с нетерпением. Ваш Матвей. 15 мая 1942 г.»
Для нас это были ещё не последние слова отца. В конце июня 1942 года мама получила сразу два письма в одном толстом конверте: одно от односельчанина и друга отца В.П. Чикова, с которым судьба не разлучала его с детства, другое – от отца, как я понял, на случай его собственной гибели.
Письмо Василия Петровича обрывалось. Очевидно, он не успел дописать его, ушёл в очередной бой, ставший и для него последним. А вот посмертное послание отца:
«Дорогие мои сыночки, Валера и Вова!
Когда вы вырастете большими, то прочитайте это письмо. Я пишу его на передовой в тот момент, когда чувствую, что это, возможно, в последний раз. Если я не вернусь домой, то вам, мои любимые сыночки, не придётся краснеть за своего папанька, вы можете смело и гордо говорить своим друзьям: «Наш отец погиб на войне, верный присяге и Родине». Помните, что в смертельной схватке с фашистами я своей кровью завоевал вам право на жизнь.
А поскольку войне рано или поздно придёт конец, то уверен, что мир будет для вас долгим. Очень хочу, чтобы вы любили и всегда слушали Мать. Я это слово написал с большой буквы и хочу, чтобы и вы писали его только так. Мать научит вас любить землю, труд, людей. Любить так, как любил всё это я.
И ещё: как бы ни сложилась у вас жизнь, держитесь всегда вместе, дружно и крепко. В память обо мне учитесь в школе хорошо, будьте чистыми в душе своей, смелыми и сильными. И пусть будет у вас мирная жизнь и более счастливая судьба.
Но если, не дай бог, начнут опять сгущаться чёрные тучи войны, тогда очень хотел бы, чтобы вы были достойны своего отца, стали бы хорошими защитниками Родины.
Не плачь, Маруся, обо мне. Значит, так Богу угодно, чтобы отдал я жизнь за землю нашу русскую, за освобождение её от фашистской сволочи, чтобы вы, мои родные, остались живы и свободны и чтобы вы всегда помнили о тех, кто защищал нашу с вами Родину. Жаль вот только, что повоевал я мало – всего 220 дней. Прощайте, мои любимые сыночки, моя милая жёнушка и мои родные сестрички.
Целую вас крепко. Ваш отец, муж и брат Чиков М.М.
14 мая 1942 г.»
Потом пришла похоронка: «Ваш муж, Чиков Матвей Максимович, верный воинской присяге, проявив в бою за Социалистическую Родину геройство и мужество, был убит 16 мая 1942 г. Похоронен недалеко от с. Зенино.
Командир воинской части 6010 Мачулка.
Мл. политрук Бородёнкин».
Принимая из рук почтальона конверт с незнакомым почерком, мама сразу поняла – пришла недобрая весть, и потому не стала распечатывать письмо, решив ожидать то, которое она могла узнать по первым буквам из многих сотен других треугольников.
Шли дни, недели, месяцы, годы. Закончилась война, а мама всё надеялась и ждала отца, выходила к калитке и подолгу смотрела на дорогу. И всегда в чёрном платке и в чёрной кофте.
Теперь растут внуки и у меня. Одного назвали в честь погибшего на войне прадедушки Матвеем, другого в честь моего деда – Максимом, а внучку в честь моей – слава богу, живой – матери Марией.
, полковник в отставке, член Союза писателей России