«… Меня удивляет в нашей сумбурной жизни одна живучая закономерность. Кто бы ни пытался публично определить свою жизненную позицию, ему непременно нужно кого-то другого оскорбить и унизить. В лучшем случае обозвать врагами или предателями. Как-то читал интервью симпатичного мне писателя Владимира Крупина, так он там перечислил поимённо с десяток известных писателей, назвав их своими литературными врагами. А совсем недавно узнал: популярный в молодёжной среде музыкант Сергей Калугин, год назад затеявший «культурное движение – единство свободных, честных людей, живущих по христианской морали», в своём манифесте обозвал предателями тех, кто в журналах, на радиоканалах и в телепрограммах исповедует то, что не совпадает с его воззрениями… Неужели такого рода «фанаты одной идеи» не понимают, что мир не может быть одноцветным?.. Откуда это стремление превратить диалог с оппонентами во враждебную перепалку, переходящую в смертоубийственную драку?»
, Рязань
Лев АННИНСКИЙ
Откуда? Отвечу Вам, уважаемый Андрей Трубицын, сразу и определённо: от нашего характера. От нашей истории. От нашей тысячелетним опытом выработанной готовности к нападению и отпору. От той особенности нашего бытия, что если у мужика непогода убивает урожай, то виноват в этом барин, жирующий в Питере. А если на всю ненависть бар не хватит, то и царь. Бар на пики, царя в расход!
Кончится ли когда-нибудь эта карусель ненависти? Отвечу с той же определённостью: никогда.
А изящная словесность тут при чём? А при том, что никакая она у нас не изящная словесность, а продолжение дела. Общепролетарского, или общелиберального, или общенационального – это уж как у кого карта ляжет. Врагов будут искать и в завитках чистой лирики, и на столбовой дороге эпоса, и у подмостков драмы. Предателей – на мушку, попутчиков – под ноготь, сомневающихся – под каблук.
Как жить в этой буче, боевой, кипучей? У меня никогда не было теоретического ответа. Был только практический пример: Карамзин. Который никогда не отвечал ни на какие удары. Невозмутимость его вошла в легенды.
Но то Карамзин, почивший где-то на лаврах истории. Нам-то как жить? Позвольте мне не касаться ни Владимира Крупина (пусть он сам разбирается со своими литературными врагами), ни тем более Сергея Калугина в его музыкальных сферах (где ревности, зависти и ненависти, я подозреваю, не меньше, чем под осинами родной словесности). А вот о том, как я полвека назад впервые в жизни попал в разряд «литературных врагов», готов рассказать. Ради чистой психологии.
Это со мной случилось на излёте 50-х, когда война либералов из «Нового мира» с партийными ортодоксами, понемногу сплачивавшимися вокруг «Октября», вот-вот должна была войти в стадию открытых столкновений, без всякого уже камуфляжа. Я по неопытности, да и по складу характера не умел войти ни в одну их боевых групп и, найдя нишу в тени ветвистого древа многонациональной советской литературы, вкушал там плоды этого многообразия. Первая моя журнальная статья появилась на страницах журнала «Дружба народов». Понёс я туда и очередную статью – о молдаванах (которыми я занимался по должности, работая в «Литературной газете»).
У молдаван самым ярким из молодых был тогда Ион Друцэ, но мне очень хотелось найти «когорту», и я подпёр главного героя ещё двумя-тремя именами, изобразив тем самым жанр «проблемной статьи». Называлась статья подчёркнуто невинно: «Об одной стороне прозы», но никакой «одной стороны» там не было, а было опьянение голодного дебютанта, хватавшего без разбору со всех тарелок. В журнале мой опус прочитали. Покачали головами. И сказали, что печатать это нельзя. «Вообще нельзя, понимаете?» А вы понимаете ли, как я воспринял этот приговор? Это они мне рот затыкают!
И я отправил эту мою «Одну сторону прозы» в кишинёвский журнал «Днестр». Там мой опус напечатали. Причём молниеносно. Могу себе представить чувства работников «Дружбы народов», когда они получили этот журнал. Экзекуция мне была назначена. И тоже молниеносно. Через считаные недели доброжелатели донесли мне, что текст про меня уже написан.
Справедливости ради скажу, что «Дружба народов» вовсе не отрезала мне пути дальнейшего сотрудничества (чего следовало ожидать по логике враждующих сторон); я печатался там в дальнейшем и эпоху спустя был взят в штат, где и проработал лучшие десятилетия моей жизни. Но тогда, в 1959 году, мне была назначена порка, и она состоялась.
Исполнителя приговора я не буду здесь называть, чтобы не шевелить давние репутации. Скажу только, что это был один из самых ярких, крутых и лютых обличителей официоза, выдвинутых первой либеральной волной, человек, к таланту которого я относился с трепетом. Но и историю его хорошо знал, ибо до либерального своего взлёта он был одним из самых ярких, крутых и лютых комсомольских комитетчиков, которых я ещё застал в университете; мы, младшекурсники, его боялись и из почтения звали по имени и отчеству: Александр Александрович, короче – Сан Саныч, или ещё короче: Эсэс.
Вот он и высек меня на страницах ближайшего номера «Дружбы народов». Высек мастерски. Использовал мой простодушный поиск «собирательного типа» молодой молдавской прозы и назвал свою статью «Собирательный тип» и молодая молдавская проза», каковой заголовок вполне передаёт интонацию насмешки и гнева, продемонстрированную в этом фельетоне.
Я понял: отвечать нельзя. Ни словом, ни полусловом. Усвоил навсегда правило: вы сказали, я задумался. И только. Попал в «литературные враги» – терпи. К роли «литературного врага» я был решительно не готов. Не знал и не хотел знать, как эту роль играют. И как мне общаться с Эсэсом, если мы столкнёмся где-нибудь в редакционных коридорах или на литературных собраниях.
Столкнулись очень скоро. И не где-нибудь, а в редакции «Дружбы народов». И в присутствии той самой сотрудницы, которая возвращала мне мой опус и заказывала опус Эсэсу. Надо отдать ей должное: она не сказала: «враги», она смягчила слово и, увидев нас рядом у своего стола, пропела с изумительной доброжелательностью:
– Вот и встре-етились литературные про-ти-ивники.
Не знаю, как я унёс ноги. Надо было и дальше играть роль «противника»? Не хотелось… Года через два мы попали с Эсэсом в литературный десант, выброшенный в Ригу. И вышло так, что встречавшие нас на вокзале хозяева частично группу потеряли. И надо было самим добираться до гостиницы. И оказались мы в этом положении – вдвоём с Эсэсом! Он посмотрел на меня, словно плохо видя, и спросил, не знаю ли я, где этот самый отель. Отель, к счастью, был недалеко, и я с радостью указал его моему «врагу». Именно с радостью. Ибо понял: эпизод «литературной ненависти» исчерпан и я наконец-то могу выйти из этой невозможной роли.
Бывали у меня подобные эпизоды и в дальнейшем, причём агрессором по стечению обстоятельств оказывался уже я… Но об этом в другой раз. А то что-то занесло меня в мемуаристику, да ещё в литературно-критическую. Дело ведь не в том, умеют ли критики полемизировать, оставаясь в рамках приличия: критики нет без полемики, и рамки неизбежно меняются. Но дело в сверхзадаче. А сверхзадача – уровень культуры, стиль жизни общества, перспектива жизни.
Останемся ли на дикарском уровне, выясняя отношения по методу «зуб за зуб» и нанизывая «врагов» на прицел? Или обретём ощущение «общего блага», не совместимого с дикостью?
Вы скажете, что «дикарство» – в природе человека, что мы – часть природы и что без этого естества жизнь не была бы жизнью. Да, так. Но вся история человечества продиктована противостоянием этой дикости, в ходе которого и выработана культура. Без которой жизнь тоже не жизнь.
Вопрос в том, на какую сторону бытия ориентируется человек. То есть личность. Ибо только личность способна сделать этот выбор.
Код для вставки в блог или livejournal.com:
Истина должна быть…с кулаками?
Откуда? Отвечу Вам, уважаемый Андрей Трубицын, сразу и определённо: от нашего характера. От нашей истории. От нашей тысячелетним опытом выработанной готовности к нападению и отпору.
КОД ССЫЛКИ: