Неужели нам больше некому поклониться в пояс?
Складывается впечатление, что у нас уже некого ставить на постаменты. На Патриарших прудах собирались увековечить кота с примусом, а в совхозе «Рощинский» в Башкирии поставили памятник свинье… Что это? Способ уйти от непростого вопроса о том, кто достоин вечности – коммунары, белогвардейцы или и те, и другие? Существует ли у нас система отбора имён, подлежащих увековечению в камне и бронзе? Или всё по-прежнему решается келейно, как это, увы, всегда было в России («Время собирать камни», «ЛГ», № 29)?
Если бы мы не были преступно беспамятны, то в каждом поволжском городе России, и прежде всего на одной из центральных площадей её столицы, должен был бы стоять памятник человеку, никак не связанному ни с красными, ни с белыми, но отдавшему все силы помощи жертвам братоубийственной Гражданской войны. Поистине великому человеку, которого Ромен Роллан назвал «единственным европейским героем нашего времени».
Далёкий от политики норвежский полярный исследователь Фритьоф Нансен, однажды побывав на российских окраинах, а потом глубже узнав страну в путешествии по Сибири, не просто глубоко полюбил русский народ, но и как великий учёный и провидец увидел, что за Россией будущее Европы, а может, и всей планеты. Свою книгу он так и назвал – «В страну будущего».
«Русский народ, – писал Нансен, – имеет большую будущность, и в жизни Европы ему предстоит выполнить великую задачу». И это о стране, в то время вымирающей от голода! Безоговорочно поверив в Россию, когда в неё пришла беда, он, отбросив свои дела, пришёл ей на помощь.
В результате Первой мировой войны в странах Европы и Азии оказались сотни тысяч военнопленных. Огромное количество их было и в обескровленной войной и революцией России. Жили они в ужасающих условиях и тысячами умирали от голода и болезней. Помимо пленных в стране накопилось около 30 тысяч интернированных. В то же время 200 тысяч русских томились в лагерях за рубежом.
Лига Наций видела единственный выход в том, чтобы поручить решение этой проблемы какому-то одному лицу, придав ему чрезвычайные полномочия верховного комиссара. Нужен был человек, которому доверяли бы все, в том числе большевики. Лига Наций решила, что это дело по плечу только человеку несокрушимой воли, упорства и всемирного непререкаемого авторитета, каким был Фритьоф Нансен. К удивлению всех, он легко согласился. Почему? Потому что он возлагал на Лигу Наций, в создание которой вложил часть своей души, великие надежды, мечтал, что со временем она станет международным инструментом, способным предотвращать социальные и политические катаклизмы.
Занимаясь военнопленными – и ради объективности надо сказать, что с большевиками оказалось легко договориться, – Нансен увидел, что на Россию надвигается ужасающий голод. Семь лет войны опустошили стратегические запасы, нарушили транспортные коммуникации. 17 миллионов человек и 2 миллиона лошадей были изъяты из сельского хозяйства. Блокада большевистской России отрезала подвоз извне, а тут ещё на европейскую часть страны, где жили 42 миллиона человек, в том числе 18 миллионов детей, обрушилась страшная засуха, захватившая территорию размером в полторы Франции.
Большевики до поры до времени гордо молчали, да к ним никто и не прислушался бы, а когда положение стало критическим, избрали своим рупором Максима Горького, который и обратился за помощью к мировому сообществу. Но мировое сообщество отмолчалось. Тогда 
Международный Красный Крест попросил Фритьофа Нансена снова взять на себя полномочия верховного комиссара. И снова, к удивлению многих, он согласился. Но так называемые великие державы под предлогом нежелания сотрудничать с большевиками ответили отказом, однако Нансену, несмотря на все нападки, интриги и противодействия, удалось организовать сбор средств и наладить доставку продовольствия в голодающие районы России. Ежедневно помощь оказывалась почти 2 миллионам человек в 14 областях России. Нансена не останавливала опасность заболеть сыпным тифом, от которого из 60 его сотрудников-добровольцев умерли 10. Он сам много ездил по России, заходил в крестьянские избы, зачастую заставая там уже только мёртвых. И колесил по Европе, везде взывая о помощи: «Никогда не забыть мне смертную тоску в глазах русских детей. Спасите Россию!»
Нансеновская миссия, действовавшая на благотворительные средства, работала в России с сентября 1921-го по август 1923 года и спасла от голодной смерти 6,4 миллиона детей и 400 тысяч взрослых. Нансен, которого обвиняли в симпатиях к большевикам, всей своей сущностью ненавидел большевизм, но ради спасения русского народа он сотрудничал с новой властью. Он верил в будущее России. Он верил в русский народ больше большевиков, строивших «новый мир», отринув тысячелетнюю историю страны.
В 1922 году Нансену была присуждена Нобелевская премия мира в размере 122 тысячи крон. От датского издателя Хр. Эриксена он получил такую же сумму. Все эти деньги Нансен тоже направил на помощь России. Часть премии он израсходовал на создание двух показательных сельскохозяйственных станций. Позже на базе этих станций было создано два крупных совхоза, один из которых – на Днепре – получил имя Нансена.
Но на борьбе с голодом помощь Нансена России не ограничилась. Огромное количество русских – 2 миллиона – после Гражданской войны оказались за рубежом и были абсолютно бесправными. Беженцами были наводнены Латвия и Эстония, Чехословакия и Болгария. Около 30 тысяч их находилось в Финляндии, 50 тысяч в Югославии, около 75 тысяч в Ближней Азии, более 400 тысяч во Франции. У большинства из них не было никаких документов, они не имели никакого социального статуса и были обречены на вымирание. Их перегоняли из одной страны в другую, как скот, без пищи и денег.
И опять для разрешения создавшейся ситуации Международный Красный Крест обратился к Нансену. И опять он не отказался.
Сейчас, наверное, уже мало кто сможет ответить на вопрос, что такое нансеновский паспорт? А ведь в 20-е годы прошлого века он спас жизнь сотням тысяч русских. Такой документ был введён Лигой Наций в 1922 году по предложению Фритьофа Нансена для определения правового статуса русских беженцев. На старый российский паспорт или какой-либо другой документ наклеивалась после уплаты 5 франков марка с портретом Нансена, дававшая законную силу данному документу. Нансеновские паспорта были признаны 52 правительствами, в дальнейшем их выдавали армянским, турецким и сирийским беженцам. Маленькая марка с портретом Нансена, на которой стояла надпись Societe des Nations, разом предоставляла несчастным людям право на существование.
Нансен был прост, мудр и велик. В Москве именем Нансена назван проезд в районе метро «Свиблово», но не оскорбление ли это его памяти, когда у нас продолжают носить имена палачей русского народа центральные площади и улицы больших и малых городов? Станции метро, как, например, «Войковская» на Московском метрополитене?
Не надо сносить памятники Ленину, Дзержинскому, как и не надо возводить их снова. Пусть стоит Мавзолей на Красной площади, лично мне, никогда не состоявшему в КПСС, он не мешает. В конце концов я не против и памятников всевозможным хрюшкам, но если мы действительно хотим вернуть России былое величие, мы должны поставить благодарные памятники людям, которые в самые чёрные для России дни, даже когда мы занимались самоуничтожением, пытались спасать русский народ.
Преклоняясь перед Нансеном как перед великим полярным исследователем, я недавно выяснил, что, может быть, живу благодаря ему, потому как мои мать и отец, родившиеся в 1919 и в 1921 годах, вряд ли бы выжили, если бы не нансеновская продовольственная помощь. Покопайтесь каждый не в столь уж отдалённой истории своей семьи, и окажется, что многие из вас сейчас живут благодаря Нансену. Потому что он или спас ваших матерей, отцов и дедов от голода, или вернул их, обречённых на вечное изгнание, в Россию, или дал выжить им там, за рубежами её, и остаться русскими.
«Фритьофу Нансену – благодарная Россия». Такая надпись должна быть на постаменте памятника на одной из площадей Москвы, как, впрочем, и в Женеве перед зданием ООН должен стоять памятник «Фритьофу Нансену – благодарная планета», потому что заложенные им принципы международных отношений пусть не в полной мере, но продолжают жить.
, УФА