Отрывок из повести
Откуда у дяди Жоры взялись большие деньги и «майбах» с шофёром, я не спрашивал. Мы видели брата отца в разных ситуациях – то он не вылезал из телевизора, когда создавал «Партию пьющего большинства России», то из больниц, когда, по его собственному выражению, не туда ставил копыто, то обитал во французском замке со слугами в ливреях, то месяцами жил в глухой деревне на Оке, разъезжая на одноимённой машинке, которую два мужика могут приподнять за бампер и развернуть на узкой лесной дороге.
И вот теперь чёрный «майбах» и странное издательство, названное в Интернете гнездом русских националистов, которые вновь подняли голову и хотят задушить свободу творчества гнусными угрозами и сладкими посулами. Что касается угроз… Выслушав как-то замысел романа о бурной любви белого шимпанзе и слепой пятиклассницы Олеси, дядя Жора напомнил молодому прозаику Снулле об адском огне, в котором горят растлители. Других угроз я не припомню, хотя неотступно сопровождаю дядьку во всех его поездках к писателям и участвую в переговорах – потягиваю коньяк и степенно киваю головой. Дядя Жора взял меня на должность консультанта, и обо мне пишут в Интернете как о сыне спившегося драматурга, который даёт хозяину наводки: кто из писателей – бездарь, а кто – талант и с кем надо иметь дело, а кому можно и руки не подавать. Ещё пишут, что я с детства играл под столом отца пустыми бутылками, и поэтому знаю всю подноготную писательского мира. Отчасти это так. Именно за это знание дядя Жора платит мне неплохие деньги, хотя его издательство не выпустило ни одной книжки, собрав в портфель уже десяток рукописей.
…Зелёный домик Марка Зорича стоял у самой калитки. На крылечке нас ждал хозяин – лысый господин с добродушно-хитроватой улыбкой и плавным животиком. Чёрные вельветовые штаны с подтяжками, чёрная футболка и сиреневый шёлковый шарфик на толстой короткой шее делали Зорича похожим на весёлого служащего похоронного агентства. С таким, как говорится, и хоронить одно удовольствие.
– О, покупанты крамольных замыслов и похабных текстов! – улыбнулся он, впуская нас на веранду. – Приветствую, коллеги, приветствую!
Мы вошли, и дядя Жора взял Зорича за рога:
– Значит, вы могли бы не писать?
– Я? – Зорич отшатнулся, словно в лицо брызнули ледяной водой. – Да вы что! Это смысл моей жизни!
– А если вам за это заплатят?
– Сколько?
– А сколько стоит, чтобы вы не писали? Только не задирайте цену: просить гонорар за ненаписанное – это нонсенс.
– Но вы же сами предлагаете не писать! Могу только догадываться, зачем это вам. Меня, знаете ли, при коммунистах уже обещали посадить за вольнодумство и политические ругательства во время драки в знаменитом «Сайгоне».
– Вы дрались в «Сайгоне»?
– Дрались за соседним столиком, я же в беспощадной матерной форме вопрошал, куда наша доблестная милиция смотрит. Человеку уже нос и очки разбили, а они где-то хреном груши околачивают! Так что моё непокорное вольнодумство оплачено зловещими тенями неволи, я себе цену знаю. Если напишу – чертям тошно станет! Но могу и не написать. За соответствующую плату…
– Марк Соломонович, я готов дать цену, но кто подтвердит, что товар хорош, вернее, плох? Полагаться на вашу собственную аттестацию было бы опрометчиво. Человек в замыслах может «Войну и мир» сваять, а возьмётся писать, и выйдет школьное сочинение. А другой сядет детектив написать, а получается «Преступление и наказание». Или вот ваш талант – за что ни возьмётесь, всё, извиняюсь, обговняете в высокохудожественной форме.
– Вот именно! А толстовская лабуда пусть катится куда подальше – эту «Войну и мир» никто дочитать не может! Я-то имею современную вещь.
– И про что?
– Э-э, Георгий Платонович, да вывали я замысел на стол, любой подхватит и напишет. Только клавиатура затрещит! Ещё и международную премию срубит.
– Ну хоть намекните… Я не могу покупать кота в мешке!
– Но вы молчите о цене! – Зорич развёл руками.
– А за что цену? – Дядя Жора повторил его жест, только пошире развёл руки и стал смотреть на соседнюю дачу, где обитал прозаик Караваев. – Купишь пустяк, а нужную вещь упустишь.
– Только не думайте, что там, – Зорич кивнул в сторону караваевского дома, – вам предложат шедевр. Там мармелад. И в детском саду, и в монастыре вслух читать можно. Ни одного ядрёного слова! Все шедевры здесь! – Он постучал себя пальцем по лбу. – В этом винчестере! «Пять плюс пять» – это роман всех времён и народов! Ладно, слушайте! – Зорич вплотную подсел к дяде Жоре, сжал в кулаке сиреневый бантик и торопливо зашептал: – Маленький самолёт, на котором розовая и голубая пятёрка летят на конгресс сексуальных меньшинств, падает на необитаемый остров. Пилот гибнет! Все пассажиры живы. – Он быстро взглянул на дядю Жору. – А?
– Круто, – уныло сказал дядя Жора.
– Что значит «Пять плюс пять»? – шептал Зорич. – Простая арифметика! Все разбиваются парами, бурная любовь и стоны под пальмами, лишь одна неформатная пара оказывается не у дел, чувствует себя изгоями на чужом празднике жизни.
– Ну и что? – простодушно спросил дядя Жора. – В чём фокус?
– А фокус в том, что на третий день эти изгои начинают проявлять интерес друг к другу! А на пятый – тайно совокупляться. Сначала неумело, а потом всё более сладострастно. Их изгоняют из лагеря. Они бегут в пещеру. Но! – Зорич поднял палец. – Дурной пример оказывается заразительным! В чуждую ориентацию соскальзывают и другие пары! Всё идёт крест-накрест.
– То есть мужчины начинают с женщинами? – поднялся дядя Жора.
– Именно так! – Зорич встал рядом и ухватил его за рукав. – И тут на остров приплывает двухметровый негр, который видел, куда упал самолёт. Бородатый дикарь с копьём и дубиной… Он – традиционалист! Розовая блондинка влюбляется в него. В лагере шухер! Негра замышляют убить…
– Беру! – дядя Жора махнул рукой и раскрыл барсетку. – Пишите!
– И каким тиражом издадите? – гордо сверкнул глазами Зорич.
– Два экземпляра. Один вам на полку, второй публично сожжём!
– Сожжёте? – испугался Зорич, словно сжечь собирались не книгу, а его самого.
– А куда его прикажете – в школьную библиотеку? – отсчитывая деньги, через плечо спросил дядя Жора. – Но гонорар выплатим сполна!
– Вы, кажется, и ненаписанное покупаете? – повеселел Зорич.
– В десять раз дешевле.
Зорич по-ленински подцепил пальцами подтяжки и покачался с пятки на носок.
– Тогда я могу про шахтёров не написать! Про то, как к ним в забой спустили табун весёлых девиц, чтобы сорвать забастовку, но те снюхались с шахтёрами, а зачинщик бузы оказался сыном убитого олигарха, и шахта перешла к нему.
– Нет, достаточно пока одного романа. Только не жалейте мата! – напутствовал дядя Жора, давая творцу расписаться за аванс.
Закрывая калитку, я увидел Зорича – он восторженно смотрел нам вслед, сдвинув тюлевую занавеску.
– А ведь был романист, – негромко произнёс дядя Жора. – Я им зачитывался…
У машины нас остановил угрюмый и не совсем трезвый Сергей Мартини.
– Может, похабные рассказики ненаписанные возьмёте? За полцены отдам, почти даром! И вам хорошо, и мне – писать не надо.
Дядя Жора достал бумажник и протянул прозаику голубоватую купюру:
– Считайте, что один рассказ взял. Самый похабный!
Мы застали исторического романиста Караваева за разбором грибов – он вернулся из леса. Я познакомил его с дядей Жорой и, спросив разрешения, сел в плетёное кресло у телевизора.
– Грибочки любите собирать? – Дядя Жора прохаживался по просторной веранде и разглядывал фотографии, густо висящие на стене. Вот Караваев с генералом, вот с писателями-сибиряками, вот на борту крейсера, вот неподалёку от президента, вот, сжав в кулаке бороду, задумчиво смотрит на свечку в церковном шандале…
– Мы на русских боровиках выросли, а не на интернациональных, понимаешь, шампиньонах. – Николай Николаевич раскладывал на клеёнчатой скатерти кучки грибов. – Русский писатель только через них силу имеет, всю правду с соком родной земли в себя с грибами впитывает! Кто грибы народные ест, тому академий за границей кончать не надо, он ведает, в чём земля и народ нужду имеют.
– Знаю вас как величайшего прозаика земли Русской! – грубо польстил дядя Жора. – Как хорошо вы в своё время и Ленина, и Троцкого, и Урицкого приложили! А над чем сейчас работаете, если не секрет?
– Замыслов на две революции хватит, – усмехнулся Караваев. – А что толку?
– Может, закусим, чем Бог послал? – Дядя Жора взглянул на часы. – Время к обеду.
Караваев охотно оставил грибы, вытер руки вафельным полотенцем и выкатил из-за шкафа позвякивающий столик с посудой. Дядя Жора неспешно достал из пакета походный набор мецената – икру, коньяк, ресторанный контейнер с бутербродами, кисть винограда.
Я дал знак, что пить не буду, и сделал телевизор погромче.
Шли «Уроки истории для детей». Ведущий Леонид Фурье, наряженный под господина из далёкого прошлого – котелок, длинное пальто с плюшевым воротником, вертлявая тросточка в руках, – стоял на пирсе и, гневно шевеля усами, рассказывал о преступных действиях князя Александра Меншикова. Группка пятиклашек подковой обступила историка и, насупив брови, внимала рассказу. Оказывается, самодур Меншиков, переправившись с солдатами на остров Орешек, под стены шведской крепости, приказал оттолкнуть от берега лодки, чтобы лишить войско право выбора – наступать или отступить.
– В тоталитарной России человеческая жизнь всегда ценилась меньше копейки, – выпуская облачка пара, уверенно сообщил историк. – Власть никогда не жалела людей, посылая их под пули, танки и пушки ради своих имперских амбиций.
– А что можно было купить на копейку? – поднял руку школьник в синей курточке.
– На копейку даже чупа-чупса не купишь.
Дети изумлённо зашептались.
– Внимание! – Фурье вскинул тросточку. – Мой вопрос: какие права человека нарушил Меншиков?
На экране возник портрет Александра Даниловича. Светлейший князь смотрел надменно и глуповато, сразу было ясно, что демократии он даже не нюхал, а на права человека ему было начхать.
– Право на жизнь! – дружно закричали дети. – Право выбора! Право сдаться в плен! Он был врагом демократии!
Фурье удовлетворённо покивал, опёрся на тросточку обеими руками и сделался печальным.
– Правильно. Солдаты не хотели отдавать жизни за царя-захватчика Петра I, напавшего на мирных шведов. Солдаты могли отступить. Но Меншиков лишил их права на жизнь. Вода в осенней Неве была ледяная… – Камера показала чёрную стылую воду, несущую осенние листочки. – Солдат специально не учили плавать, и всем пришлось лезть на стены крепости, гибнуть под огнём шведов, которые защищали независимость своей страны. Теперь, дети, там возводится бизнес-центр и международный музей нарушения прав человека в России… – Фурье гордо вскинул голову и указал тросточкой на остров. Дескать, от приговора истории никому ещё не удавалось уйти.
Камера показала идущее строительство. По берегу ползал оранжевый бульдозер. Сверкая ножом, он сдвигал в воду куски крепостных стен свекольного цвета. На фоне башни ковырялись экскаваторы – они глубоко запускали ковши в землю и подрагивали от напряжения. Чернокожий прораб в белой каске отдавал указания мастеру-китайцу в зелёной робе с погонными клапанами на плечах.
– Итак, какой урок истории мы сегодня прошли? Какие выводы должны сделать?
– Надо уметь сдаваться! В России жизнь человека стоила меньше чупа-чупса!
– Правильно, дети! В следующий раз мы поговорим с вами о блокаде Ленинграда, кольцо которой замкнулось в этих же местах, в городе Шлиссельбурге. – Фурье тросточкой указывал на городские постройки за своей спиной. – До новых встреч!
…На веранде вкусно пахло свежими грибами и старым коньяком.
– Я дам аванс, установлю стипендию, только напишите! – говорил дядя Жора, наливая по третьей. – А роман о проституции в Древней Руси подождёт…
– Я уже начал, – не соглашался Караваев. – С европейским институтом договор заключил, они в Австрию пригласили…
Я переключил программу. Упитан-ный человек с хитрыми водянистыми глазами, часто трогая левое ухо, словно проверяя, на месте ли оно, расхаживал по берегу реки и общался с местным населением. Народный любимец – простодушный хитрец Чирик! На нём были фуражка, русские сапоги, синие галифе с красными лампасами и френч небесно-голубого цвета. На косогоре белела церквушка с золотыми куполами.
– Зачем догонять Америку или Европу? Учёные посчитали – триста лет отставание! Всё равно не догнать! Выгоднее всё везти из-за границы, чем производить в России!
Коротко стриженные парни, как ледоколы, раздвигали толпу, создавая вокруг шефа тесную промоину-полынью, в которой тот размахивал руками. Вот Чирик остановился перед церковью – стали видны и река, и поля за ней, и заговорил вновь:
– Что толку в вашей работе? Никакого толку! Кому она нужна? Никому! Даже нормальных спичек сделать не можете! У нас есть нефть, газ, алмазы, золото, леса, реки, озёра, чистая вода! Запасов хватит, чтобы триста лет никому не работать! А сейчас учёные ещё «золотой хрен» нашли – лечит от всех болезней! Стратегическое сырьё – растёт только в России! Зачем работать? Пусть африканцы и китайцы пашут на великую Россию! Вот они, эти трудолюбивые идиоты! – Он показывал пальцем на толпу улыбающихся африканцев и китайцев, стоявших на спуске к реке. Африканцев было меньше, но улыбались они веселее, бесшабашнее, словно собирались идти на танцы. Китайцы сдержанно махали сиреневыми флажками с мудрёной эмблемой.
– Только не пускайте их к русским девкам! Установите правило – сунулся к славянке под юбку без разрешения – отрубайте помидоры к чёртовой матери! Никакой пощады! И на забор их повесить, чтоб все видели. Вот она, новая русская идея! Русский человек не должен гнуть спину, имея такие несметные богатства! Вот ты, дед, – он ткнул пальцем в седого мужичка рахитичной наружности, одетого в выцветший ватник, – наверное, коммунизм в молодости строил? Будет тебе коммунизм! Еда, жильё, одежда! Шуба, сомбреро, костюм! Всё, что захочешь! Плюс именной список – пишешь, за кого голосуешь и кого хочешь расстрелять! Напиши и кинь в специальный ящик! – Чирик изобразил кидание письма в почтовый ящик. – Закон примем и всех на Красной площади по списку шлёпнем! Своими руками завалю из маузера любого гада, врага свободного народа! Хоть министра, хоть олигарха! Ты мне веришь?
По другой программе дискутировали за круглым столом. Одутловатый человек с припудренным лбом взволнованно жестикулировал: «Тут нам, понимаешь, подбрасывают! Дескать, и земли лишимся, и экономической независимости. А от кого мы хотим не зависеть? От передового человечества?»
–Вот! – дядя Жора ткнул пальцем в телевизор и быстро выпил. – Такие всю Россию вместе с «золотым хреном» отдадут!
– Уже, считай, отдали! – Караваев стряхнул с бороды крошки, бодро поднялся, расправил плечи, осенил себя крестным знамением и запел: «Из-за острова на стрежень, на простор речной волны…» Дядя Жора сорвал с шеи галстук и утробным голосом подхватил: «…выплывали расписные Стеньки Разина челны!» После второй бутылки дядя Жора обычно лихо метал часы в стенку… Обнявшись, певцы вышли на затрещавшее крыльцо.
Я прибавил звук в телевизоре.
…Женщина в чёрном облегающем платье, похожая на змею, скрипучим голосом рассказывала, как разумно поступают народы, имеющие избытки нефти и газа. В Арабских Эмиратах, например, давно пересели с верблюдов на «мерседесы» и живут припеваючи. У них даже армий настоящих нет, а их никто не завоёвывает. В Норвегии ещё недавно селёдку только по праздникам ели, зубы от цинги выпадали. А сейчас красавцы-мужчины сидят в барах, курят палисандровые трубки, потягивают виски, на них твидовые пиджаки, шёлковые кашне, живут в приличных домах, в каждой семье несколько автомобилей.
– В богатых странах никто в поте лица не работает! – подытожила Змея; камера показала её невозмутимое лицо, тонкие руки, оголённые ключицы. – И нам надо соглашаться, пока всё не отобрали!.. – Змея трогательно моргнула.
Зрители в студии зааплодировали.
Я переключился на Чирика. Тот всё ещё выплясывал на берегу реки и размахивал руками:
– То была плохая приватизация, сейчас будет хорошая! Авторитетно заявляю. Те жулики давно валят лес в Сибири! У каждого будет свой танкер нефти. Теперь сами будете отвечать за богатства страны! Новые люди пришли, с новым мышлением!..
Потом выступил иностранный хмырь в очках:
– Мы отчен лубим русский! Он – главный умный на земле! Русский душа – Достоевский! Русский не должен работать, должен отдыхать! Дринк!
Дядя Жора с Караваевым заканчивали вторую бутылку. Разговор у них шёл задушевный – о бабах. Дядька снял часы, блеснувшие браслетом, и положил на столик.
Запиликал мобильник. Шофёр Руслан бил тревогу: «Какая-то молодёжь с плакатами машину обступила! Вас ищут!» – «А что на плакатах?» – «Хрень какая-то: «Покупать, так всех!» – «Не продаётся вдохновенье…»
«Сейчас выйду!» – пообещал я.