«Какими они были, юные солдаты той великой и страшной войны? Что чувствовали они, поднимаясь в атаку? Что значила для них каждая пядь родной земли? Как сумели они пронести через десятилетия фронтовую дружбу? Что помогло им выстоять и победить? И главное: похожи ли мы на них? Готовы ли с честью, если понадобится, выдержать такие испытания, если снова над Родиной нависнет беда?»
«Он восклицает: «Мы Родину не продаём!», намекая нам на то, что сейчас некоторые высокопоставленные чиновники продают нашу Родину по частям…»
«…за строчками его стихов – сам автор, с его вечно мятущейся, небезразличной, причастной к любому факту бытия душой, с обострённым восприятием добра и зла, красоты и несовершенства мира…»
Это лишь короткие выдержки из работ, которые написаны нынешними школьниками и гимназистами из посёлка Томилино, что под Люберцами. А посвящены они творчеству поэта-фронтовика Ивана Васильевича Рыжикова.
И встретившись с ветераном, они засыпают его вопросами.
– Иван Васильевич, так какими же были юные солдаты той страшной войны?
– Напрасно многие говорят, что начало Второй мировой было для нас полной неожиданностью. Даже мы, тогдашние школьники, знали, кто готовит нападение на нашу страну. 17 июня 1941 года я сдал последний выпускной экзамен. Конечно, в те времена выпускные вечера были гораздо скромнее, чем сегодня. Да о чём говорить, если тогда мы ходили в школу в лаптях, которые, кстати, плели своими руками…
22 июня 1941 года 18-летний Иван Рыжиков пришёл в Смоленский райвоенкомат. Пришёл не один: все его одноклассники, двадцать три человека, подали заявления об отправке на фронт. Но первые повестки в те дни вручали отцам и старшим братьям вчерашних школьников.
54-летний Василий Павлович Рыжиков от природы не был наделён богатырским телосложением, но по молодости мог креститься двухпудовой гирей. А ещё он обладал «волчьим зрением»: за километр при луне мог разглядеть человека, метко стрелял, поэтому как в Первую мировую, так и в эту войну определено ему было быть снайпером.
Прощаясь с сыном перед отправкой на фронт, Василий Павлович сказал: «Ну, Иван, давай с тобой крепко обнимемся на прощание. Чую: больше нам не свидеться… Война будет очень тяжёлой. Немца я знаю по Первой мировой: враг сильный и коварный. Мать провожать не зови: не хочу её слёз…»
На фронт Василий Павлович отправился 4 июля 1941 года, а сын его Иван получил повестку ровно через неделю.
…Как в воду глядел Рыжиков-старший, обнимая сына на прощание: в первые месяцы войны во время налёта вражеской авиации погиб он в окопе на передовой под Рудней…
Отец был снайпером, а сын стал связистом. Участвовал в боях на Северо-Западном фронте, на Курской дуге, на Днепре, в Молдавии, Румынии, Польше и Болгарии. Именно там, в Болгарии, и встретил он Великую Победу.
– Иван Васильевич, – спрашивают его молодые, – с какими словами поднимались в атаку наши бойцы?
– Отвечу стихами моего покойного друга известного поэта-фронтовика Николая Старшинова:
Приказ «Вперёд!», команда «Встать!».
И вот товарища бужу я.
А кто-то вспоминал родную мать,
а кто-то вспоминал чужую.
Когда ж, нарушив забытьё, орудия заголосили,
Никто не крикнул «За Россию!»,
а шли и гибли за неё…
Говорят, что человек в свои первые пять лет жизни познаёт мир в таком объёме, который потом постигается на протяжении десятилетий, – продолжает Иван Васильевич. – В родной деревне я научился читать, писать, сочинять стихи, получил трудовые навыки, пережил голод и нужду во время коллективизации, а в 1934-м, получив на Всесоюзной школьной олимпиаде первую литературную премию, радовался своему творческому успеху. Там, в своей деревушке, ощутил чувство Родины, и, где бы я потом ни жил, перекрыть эти детские впечатления не получается до сих пор… В 1957 году я работал главным редактором на Смоленском телевидении. Мои друзья по перу – известные писатели и поэты – как-то предложили: давай, мол, махнём в твою смоленскую Жерновку, отдохнём, порыбачим… Сказано – сделано. Где-то наняли бортовую машину, загрузили её сеном, укомплектовались всем необходимым для отдыха на природе и приехали в Жерновку… Ни одного знакомого по моему довоенному детству в деревне уже не было: посторонние люди, которых я не знаю и они меня тоже…Рано утром, когда мои друзья крепко спали на сеновале, я пошёл посмотреть, что осталось от моей малой родины, – ничего не осталось… Лучше бы я не возвращался в свою деревню… Нет того пригорка, с которого зимой я прыгал на лыжах прямо на заснеженный лёд речки Теплухи. От этой речки, из которой всё лето можно было пить кристально чистую воду, уже и ручейка не осталось: не речка, а слеза… Увиденное потрясло меня, и тогда я написал стихотворение, которое позже вошло в мою поэму «Вдовьи сёла»:
Где ж вы, нивы мои и луга?
Где ж ты, речка Теплуха?
Только хмель, да сухая куга,
И кукушка-горюха.
Где ж ты, милое сердцу окно,
Сказка отчего дома,
Где, как сказано было давно,
И солома едома?
В старой бане проснусь на заре,
Поброжу наудачу,
И на стылом глухом пустыре
Потихоньку поплачу…
В нынешнем году у Ивана Васильевича особая дата: 88 лет со дня рождения. Восьмёрка – символ бесконечности, а тут их сразу две! За плечами гвардии сержанта Рыжикова не только война от звонка до звонка, но и более тридцати изданных книг, а он как-то застенчиво продолжает отмахиваться от поздравлений по случаю присуждения ему очередных и очень почётных литературных премий. Уже более сорока лет вместе со своей супругой Ниной Парфёновной он живёт в Томилино, где стал человеком-легендой. Особенно в молодёжной среде. Ведь юность и седую мудрость как раз и объединяет обострённое восприятие добра и зла, красоты и несовершенства мира. В томилинских школах и гимназиях, библиотеках, в районном (Люберецком) литобъединении поэт-фронтовик Иван Рыжиков и по сей день на передовой, но уже культурного фронта.
В наше относительно спокойное время он сражается за чистоту родного языка. По этому поводу (а может, и по какому-то другому) Иван Васильевич говорит сегодня так:
Нет, Бог меня зачем-то бережёт.
Зачем, не знаю, только ясно вижу.
Он то отвалит от своих щедрот,
То разведёт чего-нибудь пожиже.
Мол, охолонь, подумай, воздержись,
Ты ж можешь и весомей, и полезней,
А я пока твою земную жизнь
Поберегу от гадов и болезней.
Я попросил Ивана Васильевича поделиться мыслями о наступающей 65-й годовщине Великой Победы. «Давайте я прочту вам новые стихи», – ответил он:
Когда в стране меняют флаги
И все кругом передрались,
Не призывайте нас к присяге:
Однажды мы уже клялись.
Та клятва матери-Отчизне,
Когда вручали нам ружьё, –
Иному не хватило жизни,
Чтоб честно выполнить её!
Пускай не всё, что было свято,
Поныне связывает нас,
Но настоящие солдаты
Идут к присяге только раз!
И он торжественно повторил стародавнюю клятву русских воинов: душу – Богу, тело – земле, а честь – никому!
* * *
На фронте было всё-таки попроще:
Вот друг. Вот враг. Вот отчая земля.
Она своя – от этой стылой рощи
До жарких звёзд Московского Кремля.
Она своя. За малым остановка:
Когда сержант скомандует: «В ружьё!»,
Подняться в рост, перемахнуть за бровку
И умереть достойно за неё…
* * *
Где отец схоронен – неизвестно,
Лишь известно: он погиб в бою,
По-солдатски преданно и честно
Защищая Родину свою.
Не прославлен, но и не забытый
С тех ещё не выплаканных лет,
Он лежит, в сырой земле зарытый,
Где могилам даже счёта нет.
Жизнь мою война не подкосила.
Но, случайно выживший боец,
Я стою над каждою могилой,
Словно в ней покоится отец.
* * *
В пору гласности шутки растут как грибы.
Шутят все. Даже те, кто знавали этапы:
«Пётр Великий Россию поднял на дыбы,
Горбачёв же поставил на задние лапы!»
В наше время шутили, простите, не так.
На войне не для шуток вручают винтовку.
На Днепре в сорок третьем в одной из атак
Три часа отводилось на артподготовку.
Три часа там работали наши стволы –
Стало нечем дышать за лесною опушкой.
Ну а там, где росли огневые валы,
Даже ад показался бы детской игрушкой.
Но живого в траншее я всё же застал.
Он безлико сидел за каким-то изгибом.
Я хотел пристрелить. Но он так хохотал!
До сих пор, как припомнится, – волосы дыбом.
* * *
Я болен. Я не знаю, что со мной.
Не чувствую России за спиной.
А ведь была! Как сильных два крыла,
Она меня хранила и несла.
Теперь не то. Смешались ночь и день.
Как будто я не человек, а тень.
И труден путь. И зябко у огня.
Мой старый друг! Не покидай меня!..
Я болен. Я не знаю, что со мной.
Не чувствую России за спиной!..
* * *
Печально открывать в конце дороги,
Обидно узнавать на склоне лет,
Что над тобой чужие были боги,
Что ты всю жизнь хранил чужой завет.
Но, может быть, печальней всех печалей,
Обидней и больнее во сто крат,
Что слишком далеко ты от начала
И поздно поворачивать назад…