Владимир СИЛКИН, полковник запаса
Владикавказ
в феврале 1991 года
Снег рисовал Владикавказ
И укрывал дремавший Терек,
Не доносил еще до нас
Ни пуль, ни стонов, ни истерик.
Стояла ночь, и на вокзал
Ложились мягко хлопья снега.
— До встречи! — другу я сказал,
Сел в мирный поезд и поехал.
Я уезжал и знать не знал,
Что в эту ночь с луною синей
Через угрюмый перевал
Из сёл бежали осетины.
Уже горели их дома,
И кровь снега разогревала,
И женщины, сходя с ума,
Вели детей по перевалу.
Я знать не знал, что будет так
В красивом этом добром месте,
Что дикий вырастет сорняк,
Почти забытой кровной мести.
Я уезжал, и ночь плыла
Над крышами Владикавказа,
И сквозь снега на вырост шла
Раздор-трава, раздор-зараза.
Кутаиси,
15 ноября 1990 года
Молчит водитель, стиснув зубы,
И я не трогаю его.
От Кутаиси до Цхалтубо
Он мне не скажет ничего.
Закат желтее мандарина
И флаги Грузии вокруг,
Но мы пока еще едины,
И я ему, надеюсь, друг.
Еще бригада в Капитнари,
Нет жертв в десантном городке,
Но мы с тобой, грузинский парень,
Уже в далеком далеке.
Еще всего случится много,
Но среди местной красоты,
Куда идет сейчас дорога? —
Не скажем точно я и ты.
Последний Герой
16 августа 2005 года ушел из
жизни Шота Шургая, последний
Герой Советского Союза, грузин
Вот ведь жизнь пошла какая:
Разделила, развела.
Слышал, что Шоту Шургая
Смерть нежданно забрала.
На повозку погрузила,
Повезла к себе домой,
Но не знала, что — грузина,
Но не знала, что — Герой.
А ведь шла за ним по свету,
Где бы только ни бывал.
Шла, когда стране победу
Над фашистом добывал.
Шла сейчас, не чуя груза,
Шла, его перекрестив,
От Советского Союза
Часть Кавказа отломив.
Шла неслышно, как когда-то,
В город скорби и крестов,
Мимо ярких флагов НАТО,
Мимо чьих-то блокпостов.
Вот и в Грузии не стало
Ни Героя за Берлин.
От кремлевской ниши Сталин
Честь отдал тебе, грузин.
Может, встретитесь когда-то,
Собравшись на Божий суд,
Если только танки НАТО
По могилам не пройдут.
Что вы сделали, гордые горцы,
Как могли вы стрелять в матерей?!
Нам казалось, что вы — миротворцы,
Оказалось, что хуже зверей.
Вы ослепли от дикой свободы
В униформе заморской своей.
Как могли вы стрелять по народу,
Как давить вы решились детей?!
Как, закончив кровавую бойню,
Вспоминая былые бои,
На людей поглядите спокойно,
Как в дома вы вернетесь свои?!
Безоружных сгоняя в подвалы,
Чтоб надолго запомнилось им,
Артиллерия бьет по Цхинвалу,
Артиллерия бьет по «своим».
Артиллерия бьет по больнице,
Артиллерия сносит дома,
И не верится, кажется, снится,
Что «свои» посходили с ума.
Давят мирных угрюмые танки,
Самолеты бомбят, как в кино.
Уцелевшим убитых останки
Схоронить по-людски не дано.
Все забудется очень не скоро,
И забыть это, в общем, нельзя
Мрачно смотрят Кавказские горы,
От Цхинвала отводят глаза.
БМД ползут устало,
На броне — в пыли десант.
Только города не стало
Только лампочки висят.
Сквозь разрушенные стены —
Провода и провода,
А еще — телеантенны,
Гарь и затхлая вода.
По домам прямой наводкой
Били, руша этажи
Эта электропроводка —
Словно нить в былую жизнь.