ГАСТРОЛИ
Первый фестиваль корейского искусства, прошедший в Москве с 27 августа по 1 сентября, дал понять «заинтересованным лицам», что такое Корея сегодня. И есть ли в ней место для нас.
Любое великое государство обязано рассматривать сопредельные страны исключительно с точки зрения своих интересов. И стремиться если не к военной, то хотя бы к культурной их оккупации. При этом второй тип влияния гораздо действеннее первого. Поэтому особое внимание мы должны уделять любому проявлению «русского акцента» у соседей. И в первую очередь – у наших дальневосточных соседей.
К сожалению, аутентичных произведений национального корейского гения оказалось в рамках «дней» гораздо меньше, чем я ожидал. Но и это плюс: воочию стало видно, что, во-первых, Южная Корея ищет культурный диалог с европейским миром и, во-вторых, ищет его, к сожалению, на неудобном для нас пути. А если и «более-менее», то очень уж кривом. И это третье – и самое важное – следствие фестиваля: о нас корейцы сказали не меньше, чем о себе.
Я не стану останавливаться на таких интернациональных видах искусства, как кино, которое было интересно, зрело, но лежало в русле европейского синема, или как городской «уличный танец»: настоящий «би-бой» не имеет родины. Обидно было за марионеток в представлении «Корейской сказки»: вместо ожидаемого народно-эпического повествования нам предложили аналог кукольного концерта Сергея Образцова, только без сатиры или даже иронии, зато с полным серьезного внимания погружением в мир американизированной попсы. Это было плохо.
Радовала Корея настоящая. Ансамбль народных интрументов был хорош ровно до тех пор, пока по неумному рвению сеульских «общечеловеков» не разбавлялся европейской симфонической струнной группой. Но как только разнокалиберные скрипачи покидали сцену, всё становилось на свои места.
Порадовал вокал. Никак не относя себя к специалистам по искусству Кореи, могу допустить, что Джанг Са Ик, исполнивший песню, созданную в 1927 году, имеет к корейской народной культуре такое же отношение, какое Надежда Бабкина – к русской песне. То есть никакое. Но достоинство, с которым кореец исполнил «Тоску по Канг-Нам» (так называлась песня), заставляет уважать певца. Если это – адаптация, то я за такую попсу. Но ни миллиметром ниже!
Истинно же традиционным пением потрясла Ан Сук Сон. Здесь без объяснений, на уровне инстинктов можно было почувствовать бездны народного духа, готовые вот-вот прорваться сквозь непрочную на первый взгляд ткань внешне невыразительного, но чрезвычайно напряжённого внутренне пения.
Это было понятно, как понятен был и народный танец в спектакле «Корейская фантазия». Пусть даже и выражался он эмоционально «не по-русски». Не столько даже на уровне «лексики», сколько на уровне «синтаксиса».
Всецело «в духе» и с намёком на совместную борьбу прошло выступление мастеров дзюдо и тхеквондо в рамках презентации корейского издания книги «Учимся дзюдо с Владимиром Путиным»!
Самой же «потенциально русской» частью современного корейского искусства явился, несомненно, классический балет. Почти все ведущие танцовщики национальной труппы учились у нас. Львиная доля репертуара – Григорович. Но показанная нам «Тщетная предосторожность» была «подпорчена» американским акцентом через исправленную оригинальную хореографию. Да так, что Брониславы Нижинской и Филипа Алонсо оказалось непомерно много в тех мелочах, которые, собственно, и создают комический эффект и есть основа комического балета, каковым «Предосторожность» и является.
Вообще хотелось бы на балете остановиться подробнее, ибо в нём отразились все достоинства культурных заимствований из старой Европы и недостатки чисто американских влияний. Но я затрону лишь главное. Корейцы хорошо подготовлены технически. Школа Вагановой и Большого засеяла плодородную почву национального трудолюбия. Однако столь же старательно, сколь и вагановский «экзерсис», корейцы воспроизводят и знаменитую американскую улыбку. А поскольку «эмоция» отличается от «школы», то там, где сеульские танцовщики выходят за рамки академизма, они «пережимают в характере». Дело здесь, конечно, в том, что набор движений – универсален, а эмоциональное содержание – национально. То есть выучить танец легко, но вот понять чужую культуру на психическом уровне – уже не очень. Оттого и «американская подсказка». Оттого и «попсовость», порой соскальзывающая в откровенную тупость с педалированием физиологии. В остальном же – всё хорошо, позитивно: девочки, красивые как комикс в стиле «манго», – настоящие «зажигалки», юноши – как игрушечные солдатики, а кордебалет своею слаженностью не испортит ни одной труппы мирового уровня.
Итак, корейский балет не потерян для русской культуры. Мы обязаны предложить Дальнему Востоку «русский взгляд» на Европу, победить Америку с её безмерной пошлостью «репрезентации прародины» на данном театре военных действий.
Предпосылки есть, кстати, не только в балете. Ансамбль народной музыки бисировал хорошо знакомой нам песней. Правда, вышел лёгкий конфуз. Видимо, «Мурка» показалась худруку оркестра Хван Бён Гину слишком архаичной, «Владимирский централ» – слишком новаторским, но остановился он на «Миллионе алых роз». Не бог весть что, но стремление похвально.
Фестиваль дал нам понять, что корейцы пытаются войти в глобальный мир. Что делают они это бессистемно и пока вслепую. В лучших своих проявлениях они показали нам, что у них самобытность есть. Неужели у нас не осталось?