На сайте Московской государственной консерватории, в которой, как и во всех учебных заведениях страны, на этой неделе начался новый учебный год, есть замечательный раздел под названием «Студенты». Там перечислены 15 тысяч фамилий – людей, которые в разные годы, начиная с самого первого набора 1866 года, обучались в прославленных стенах музыкальной академии на Большой Никитской. Выбрав в строке поиска цифры 1958, можно в одной из 164 строк обнаружить такую – «Болдин Леонид (сольное пение)». Это имя прекрасно знакомо всем поклонникам оперного жанра и русской вокальной школы. Пять десятилетий выступает он на сцене Музыкального театра им. К.С. Станиславского и Вл.И. Немировича-Данченко, где исполнил многие из ведущих партий мирового басового репертуара. А много лет спустя после окончания своей alma mater пришёл сюда уже в качестве педагога.
Наш собеседник – народный артист СССР, профессор Леонид БОЛДИН.
– Леонид Иванович, стать студентом столичной консерватории было непросто во все времена. И пятьдесят лет назад, наверное, не менее, а может быть, и более сложно, чем сегодня. Хорошо помните своё поступление?
– Ещё бы! Ведь в консерваторию я попал не как все. Сначала окончил Саратовский юридический институт. Там активно участвовал в художественной самодеятельности. И однажды меня показали солисту Саратовского театра оперы и балета профессору Юрьянову. Помню, исполнил арию Сусанина и арию Мельника. Михаил Андреевич прослушал и говорит: «Беру вас в свой класс». Так, учась на четвёртом курсе юридического, я поступил на вечернее отделение Саратовской консерватории. Но доучиться мне в ней до конца так и не довелось: через полтора года пришлось уйти. К тому времени у меня родился ребёнок, а жить в Саратове нам было негде. Уехал в Воронеж, где был зачислен старшим юрисконсультом Лискинского отделения Юго-Восточной железной дороги. Проработал там четыре года…
– И что: о пении молодому юрисконсульту пришлось напрочь забыть?
– Ну почему же? И здесь принимал участие в самодеятельности: выступал в составе железнодорожного хора, солировал. Правда, пианисток, с которыми можно было бы исполнить какие-то серьёзные вещи, у нас не было. Мы работали с баянистом. Но арию-то под баян петь не будешь… Однако вскоре мне повезло. В наше отделение приехала работать семья, а их дочка училась в консерватории по классу фортепиано. С ней я вспомнил и Сусанина, и Мельника, и варяжского гостя, и, конечно, народные песни.
А летом 1958-го в Москве проходила декада литературы и искусства Воронежской области. Я попал в число счастливчиков, чьи номера были отобраны (притом комиссией, в составе которой были представитель Министерства культуры и сотрудник Идеологического отдела ЦК партии) для показа в столице. И вот на заключительном концерте в Центральном театре Советской Армии я в сопровождении симфонического оркестра областной филармонии под управлением Гургена Карапетяна исполняю арию Сусанина, завершая своим выступлением первое отделение. За кулисами во время антракта мне сообщают: «Слушай, Болдин, тебя там спрашивают!» «Кто?» – удивился я. И тут же слышу бас:
– Здравствуйте, я Максим Дормидонтович Михайлов. Может, знаете такого?
– Конечно… Я слушал вас в Саратове…
– Молодой человек, а кто вы по образованию?
– Юрист. Работаю юрисконсультом. А пою – это просто самодеятельность.
– Как? Юрист – и с таким голосом? Нет, с юриспруденцией вам необходимо заканчивать…
Вокруг нас уже начинало собираться всякое начальство, и Михайлов обращается к кому-то: «Александр Александрович, надо помочь молодому человеку». «Хорошо, Максим Дормидонтович, мы учтём вашу просьбу». А это был Холодилин, замначальника управления музыкальных учреждений Минкульта. Отсюда всё и завертелось. Холодилин позвонил ректору консерватории, знаменитому Свешникову. Когда я пришёл к Александру Васильевичу, тот направил меня к декану вокального факультета Тицу. «Я дам тебе концертмейстера, – сказал Гуго Ионатанович, – с которым ты решишь, что будешь петь на экзамене». Уже через два дня – второй тур. Прихожу на экзамен в расшитой рубахе навыпуск. «Ну, что вы нам споёте?» – спрашивает комиссия. «Русскую народную песню «Эй, ухнем». И ухнул… По окончании прослушиваний декан подходит ко мне с высоким, под два метра мужчиной: «Я знаю, ваша командировка заканчивается – возвращайтесь в Воронеж. Третий тур петь вам не надо. А это – Александр Иосифович Батурин, солист Большого театра, народный артист РСФСР. Он, если не возражаете, берёт вас в свой класс. Первого сентября мы ждём вас на занятия». Вот так я и поступил в Московскую консерваторию.
– Я слышал, что профессор Батурин был очень требователен к своим студентам…
– А как же! Со студентами только так и нужно. Ведь если их распустишь, то они и на занятия будут опаздывать, и приходить с невыученными произведениями…
– И вы сегодня к своим ученикам так же относитесь?
– Ну, не так жёстко, конечно, как относились к нам. Но требовать-то с них надо!
– Согласны ли вы с тем утверждением, что в постсоветское время престиж оперы, да и высокой музыки в целом у нас заметно упал?
– Конечно, это так. Потому что современная попса заполонила собой всё. Сейчас ведь даже на эстраде крайне мало хороших песен и романсов, которые способны жить долго. В основном – ширпотреб. Но ничего не сделаешь, такая сложная пора. Хорошо хоть телеканал «Культура» балует нас иногда по-настоящему высокими образцами, показывает подлинные шедевры.
– И каковы, по-вашему, перспективы? Есть, например, достойные преемники у того же студента консерватории Болдина, который почти сразу совмещал своё обучение с работой на сцене Музыкального театра им. К.С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко?
–Пока нет. Увы, оскудела Россия голосами. Мало сейчас хороших студентов, которых видно в перспективе. Был у меня один ученик Саша Виноградов: хороший бас, лауреат многих международных конкурсов. Сперва работал в нашем театре, потом в Большом. Но «слинял». Сейчас работает в Schtatz Opera в Германии.
– А что ж остальные-то студенты? Ленятся?
– Не столько ленятся, сколько испытывают проблему дарования. Ну не отпущено им Богом таланта в той мере, в которой хотелось бы. В нашем деле ведь очень важно, когда сочетаются и хороший голос, и наличие актёрских данных. А талант певца – он ведь виден сразу!
Беседу вёл