Имя это когда-то гремело в андеграундных кругах, где Красовицкого считали гением. Для современных адептов т.н. «второй культуры», полагаю, он и поныне – крупнейший поэт «группы Черткова» или «Мансарды», куда входили также Н. Шатров, А. Сергеев, В. Хромов и др. Однако сам Красовицкий, активно писавший во второй половине 1950-х, не захотел числиться первым парнем на андеграундной деревне – как, впрочем, и не захотел встраиваться в столь ненавистную людям его круга иерархическую пирамиду «официальной литературы». Он просто ушёл из поэзии, завещав друзьям уничтожить всё написанное им. Говоря о своих ранних стихах (предваряя публикацию поздних), Красовицкий подчеркнул: «Правильнее считать, что те и эти стихи принадлежат разным людям». Добавив: «К счастью, большая часть написанного в юности уничтожена».
То, что мы знаем из публикаций раннего Красовицкого – сильно, захватывающе и страшно, даже безобразно одновременно. Эти стихи грубого помола иногда поражают откровенностью переживаемого трагизма бытия (которую не припишешь ни к какой андеграундности):
Быть может, это хлопья летят –
умирая, тают среди громад.
А может, это рота солдат
на парашютах спускается в ад.
Ну что ж, таково назначенье их канта,
такова безграничная ночь над Москвой.
И ясна авантюра того лейтенанта,
что падает вниз у окна моего.
Их деревья преисподней встречают сверчками,
и последние черти им честь отдают.
И не видно огней. Только звёзды над нами
терпеливо построены в вечный салют.
Однако в основном стихи молодого Красовицкого, если читать их тем «массивом», который предлагают различные антологии и сайты, оставляют впечатление пугающее и даже гнетущее. Удивительно было мне узнать, что сам поэт почувствовал в своих ранних стихах разрушительный заряд, прямой вред для читателя – и, уничтожая их, испытал большое облегчение. Конечно, зная о путанице с публикациями, об уничтожении большей части стихов и т.д. рассуждать сегодня о раннем периоде творчества поэта с аналитической ли, историко-литературной точки зрения едва ли имеет смысл. Творчество это трансформировалось в легенду – быть может, и не имеющую масштабов мифа, но всё же вписанную в историю поэзии на правах апокрифа.
Гораздо значимее то, что поэт, познавший славу (пускай и подпольную) в молодости, сумел отказаться от неё, переворошить всю свою эстетику, дойдя до этического корня; повернуть, по собственному признанию, свою поэзию на 90° и начать писать «не по горизонтали, а по вертикали». Такова была малая теория поэзии Красовицкого (к тому времени уже – отца Стефана), которой он истово придерживался в позднейшие годы. Уникальность ситуации в том, что и о поздних стихах этого поэта мало кто имеет хоть сколько-нибудь твёрдое понятие. В 2006 году выходила недоставаемая ныне книга стихов Красовицкого, изредка в малозаметных изданиях появлялись небольшие подборки его стихов... Вдобавок ко всему, былые друзья по андерграунду ответно демонстративно отвернулись от нового Красовицкого, бесконечно далёкого от каких угодно лит. тусовок и попыток получить дивиденды за былую антисоветскость.
Красовицкий уже давно был не здесь. Дух этого полного сил и энергии человека тянулся всё выше. Успевали ли за ним стихи – как явление творчества, факт искусства? Вопрос не столь уж простой и однозначный. Стихи стали прямолинейны, часто дидактичны, предельно просты по звуковому и ритмическому рисунку, да и в конечном счёте – по мысли. Но кто знает, не за этой ли «последней прямотой» и простотой скрывается то вертикальное устремление духа, метафорой для которого могут служить слова С. Липкина: «Поэзия – подножие той горы, вершина которой – молитва»?..
Кто освещён хотя немного
Трилучным светом бытия,
Тому и трудная дорога
Известна вся от А до Я;
Что за Адама преступленье
Меня ужалила змея,
Но что победою Оленя
Избавлен вновь от смерти Я.
Сейчас Станислав Красовицкий, отец Стефан воссоединился со своими стихами – будучи «вновь избавлен от смерти». Он пережил смерть одного поэта в себе и рождение другого. Он прожил различные – биографические и поэтические – жизни, стянув их в единое анкетное пространство человеческой судьбы. Горизонталь и вертикаль в его творчестве так и не пересеклись, не синтезировались.
Вертикаль поэта теперь сокрылась в небе – а значит, произошло то, о чём сказано в стихах:
Постой ещё – она исчезнет,
Твоя печальная судьба,
И дух божественный воскреснет
Из сердца грешного раба.
Константин Шакарян