«Я жить вернусь…»: Стихи. Рассказы. Путевые заметки / Сост., вступ. ст., подгот. текста А.Ю. Чайковской; предисл. И.С. Меламеда; послесл. А.Е. Сумеркиной. – М.: Книжица, 2010. – 460 с. – 500 экз.
О Марине Георгадзе я впервые узнал, прочитав некролог на сайте «Поэзия. Ру» в 2006 году. До этого мне не приходилось встречать это имя. Или я просто, что называется, пропускал его мимо ушей. Но когда человек умирает от тяжёлой болезни в возрасте сорока лет – это неизбежно вызывает жалость и сочувствие. Движимый любопытством, я начал рыться в Интернете, дабы ознакомиться с творчеством поэтессы. Однако был разочарован. Посмертные восхваления Георгадзе сослужили ей дурную службу. Будучи автором скромного дарования, но непомерно превозносимая после смерти, она очень много потеряла в глазах читателей, которые, возможно, и оценили бы её работы по достоинству, когда б не ориентировались на откровенно завышенную планку. А тут получилось явное несоответствие. Представьте: вы покупаете ананас, а вместо него вам за те же деньги вручают кабачок. Оно, конечно, и кабачок сгодится, но вы-то предвкушали совсем другое…
В НИКУДА ИЗ БАРАКА
Прошло уже пять лет, и часто фамилия Георгадзе всплывает то в одном издании, то в другом. Порой раздаются даже возмущённые голоса, что поэтессу не ценили при жизни, замалчивают и сейчас. Ну вот передо мной книга Георгадзе: 460 страниц, твёрдый переплёт, множество иллюстраций, предисловие, послесловие, а также вступительная статья. Ни дать ни взять – классик. Говорю об этом не с иронией, скорее, с недоумением. Просто мне слишком хорошо известны случаи, когда поэты гораздо большего дарования не удостаивались посмертно и тоненьких сборников. Юрий Беликов давно уже ведёт в «Литературной газете» рубрику «Дикороссы», в которой представляет незаслуженно забытых и не замеченных официальной литературой авторов. Многие из них умирали в буквальном смысле слова под забором, никому не нужные, всеми брошенные, не вписавшиеся не только в литературную иерархию, но и в саму жизнь.
Вот только один пример. В феврале 2009 года в возрасте 49 лет в Обнинске (Калужская область) скончался замечательный русский поэт Валерий Прокошин. Диагноз такой же, как и у Георгадзе, – рак. Он родился и вырос в фабричном бараке, окончил ПТУ по специальности «электрик», работал дворником, кочегаром, официантом, сторожем, сопроводителем почтальона (!), санитаром, но всё это время писал. Преимущественно в стол, хотя у него и выходили изредка тощие сборники. Заметной фигурой в литпроцессе ему удалось стать только в середине «нулевых», когда резко выросла интернет-аудитория и можно было заявить о себе в обход журнально-газетных чиновников. Но чудес не бывает. Это только Мартин Иден снискал всеобщее уважение и обзавёлся толпами поклонников. А Прокошин раздражал тем, что «полез не в свои сани». Сначала разразился крупный «антисемитский скандал», после того как выяснилось, что в одной из поэм Прокошина в ироническом контексте было употреблено слово «жид». Тут особо отличились писатели-эмигранты, которых гамбургерами не корми – дай побороться с антисемитизмом. Русскоязычный американский журнал «Флорида», постоянным автором которого был Прокошин, вообще демонстративно вычеркнул его из списка своих лауреатов. Затем за дело взялись калужские писатели-патриоты, обвинившие поэта в безнравственности и пропаганде порнографии. Пасквили, коллективные письма с призывами осудить, откровенные оскорбления в Сети – вот с чем ему пришлось столкнуться в последние годы жизни. Такова была плата за то, что «высунулся», «посмел». Смертельно больного человека травили несколько лет, вплоть до самой его кончины. Я, конечно, не врач, но, думается, не последнюю роль в его уходе сыграло и всё это. Но между тем, что поразительно, он не жаловался, не огрызался, не сыпал проклятиями налево и направо, на Восток и на Запад. Он понимал, что виноватых тут нет, потому что такова судьба. Между прочим, книга избранных стихов Прокошина, о которой заговорили сразу после его ухода, так до сих пор и не издана.
БЕЗ ТАЛОНОВ
Что касается книги Георгадзе, то сказать мне особенно нечего. Это – в лучшем случае – средний уровень, проходные, в общем, стихи, грамотная, но без изюминки проза. Сколько сейчас таких писателей? И не сосчитать… Посудите сами:
Справа налево и слева направо
ездит передо мною земля.
Снежно-песочные вижу поля
после – над морем
блестящие лавры.
Грузии ясность.
России разброд.
Скачет рысцой череда
острых гор,
следом – холмы
наплывают покатые –
будто проводят взад и вперёд
через двухтысячемилевый
двор
разнокалиберных
арестантов...
Конечно, при желании в этом можно найти и глубочайшую философию, и тончайший лиризм, и многое другое. А вот если посмотреть объективно, то – увы...
Гораздо больше меня заинтересовала личность автора, о которой в этой же книге написано предостаточно. Начнём с того, что Георгадзе на самом деле никакая не Георгадзе, а Косорукова, коренная москвичка, которая была грузинкой лишь на четверть. Фамилию матери она взяла из любви к Грузии и… ненависти к России. О её отрицательном отношении к России в книге говорится неоднократно. Но вот внятных объяснений этому чувству не приводится. Только констатируется: «А вот собственно родину, то есть Москву, где Марина родилась и выросла, она как раз ненавидела с тем постоянством и страстью, с какими обычно любят».
И вполне логично, что в 1988 году Георгадзе уехала в Грузию. Как говорила, навсегда. И писала оттуда друзьям восторженные письма: «У меня тут впервые собственное жильё, удобное и уютное. И спиртные напитки тут, между прочим, не по талонам, как у вас, в России. Я уже купила 4 бутылки хороших грузинских вин, красивую свечку с подсвечником и складное кресло за 10 рублей. Приезжай, заживём!» Собственным жильём оказалась комнатушка в общаге за чертой Тбилиси. И очень сомнительно, что в Москве у Георгадзе были худшие жилищные условия. Ну так ведь ради красного словца… Со временем, однако, оказалось, что ни сама Георгадзе, ни её таланты в Грузии не нужны. Она выучила язык, подчёркнуто говорила только по-грузински, пыталась переводить грузинских поэтов, но вечно сидела без работы, да и из комнаты в общаге её попросили. В итоге пришлось возвращаться на Север, который она «не жаловала», как напоминают нам её биографы.
Ей бы обрадоваться тому, что есть настоящее, а не эфемерное жильё, возможность работать и реализовывать себя, но не тут-то было… Не желая жить в ненавистной России, Георгадзе вскоре выехала на ПМЖ в США. Невольно вспоминается шутка одного писателя, сказавшего по поводу Василия Гроссмана: как-то его в Армении до смерти напоили коньяком, после чего он обиделся на всё русское. Вот и здесь примерно то же самое. Не прижилась на своей мифическо-исторической родине, но виноватой в этом оказалась та же Россия. Как тут не уехать за океан? «Америка стала для неё тем, чем не смогла стать не только нелюбимая Россия, но и горячо любимая Грузия», – сообщает А. Чайковская. Казалось бы, наконец-то человек нашёл своё место под солнцем. Но Марина Георгадзе, как это часто бывает с эмигрантами, начала мыслить планетарно, заботясь о нас, неразумных. «В Америке ей, вероятно, жилось выносимее всего. Она искренне недоумевала, отчего мы все не переезжаем туда из холодной России», – пишет в той же книге И. Меламед. Это уже ноу комментс, как говорится. Что-то из фильма «Ширли-мырли».
Кстати, очень много писала она именно об отъезде. В стихах, прозе. Герои Георгадзе также ненавидят Россию и мечтают об иной жизни. Им физически неприятно находиться здесь, их буквально тошнит от нас. Вот образец прозы Георгадзе: «Неизвестно уж, кто в кого превратился с веками – татары в русских или русские в татар. Но заполнившая комнату пшеничная великанша вполне могла служить прототипом матери-России с плаката «Родина-мать зовёт!» Ну очень остроумно. Именно такими – грубыми, неотёсанными, жестокими – выглядят у неё русские. Тонкие и чувственные (это понятно) евреи и другие нацменьшинства. Отметим только, что автор плаката «Родина-мать зовёт!». – Ираклий Тоидзе. А тот, кого принято считать олицетворением русской жестокости и тоталитаризма, носил фамилию Джугашвили. Для человека, души не чаявшего во всём грузинском, странно было не знать о таких вещах.
СУДЬБА ПЛЕМЕНИ ЧЕРОКИ
Путешествуя по Америке, Георгадзе вдруг заинтересовалась судьбой индейцев племени чероки и с сочувствием писала о трагической судьбе этого народа. Удивительно только, что при этом она так и не вспомнила о народе русском, потерявшем свою государственность после революции 17-го и не уничтоженном только потому, что должен был кто-то работать в этой стране, дабы в той же Грузинской ССР отсутствовали очереди и талоны на продукты. Впрочем, до русских ли царской особе? «…я неделикатно задал ей вопрос, который впоследствии слышал от многих людей: связана ли она с Георгадзе – советским высокопоставленным чиновником, которого в песне обессмертил Высоцкий: («…И подпись: Ворошилов, Георгадзе»). В ответ я услышал негодующее: «Нет! Наш род гораздо древнее!» – приводятся в книге воспоминания А. Сумеркина. Всё правильно. «С кем говоришь, холоп?!» Печально, когда человеком овладевает мания величия. Вдвойне печальнее, когда для этого нет серьёзных оснований.
А потом она умерла. И теперь возвращается в Россию книгами. А столь обожаемые Мариной Георгадзе Грузия и США почему-то не спешат открывать её творчество своим читателям, вот ведь какое дело… И вроде бы следовало воздержаться от политики, но как, если сами издатели акцентируют на этом внимание? Что же получается: да, она вас ненавидела, но посмотрите, кого вы потеряли! Да мы никого и не теряли. Это был её выбор. Её жизнь. Её убеждения. Миллионы людей в России могут вполне обоснованно считать себя обиженными на власть, чиновников, сограждан. Но у них нет возможности пожить то в одной, то в другой стране, летать на карнавалы в Бразилию, как это делала Георгадзе. Они не шлют проклятия Родине и не выдумывают мифов о своём благородном происхождении. Вот и остаётся очень неприятный осадок. И хотелось бы говорить исключительно о литературе, о безвременно ушедшем писателе, а получается совсем о другом…
Но тут весьма показательная тенденция. Сплошь и рядом люди (из числа эмигрантов) позволяют себе подобные высказывания по отношению к России. Уехали, так и живите своей жизнью, вливайтесь в новый социум, забудьте вы наконец об этой стране, если она вам так немила. Нет, не могут, не хотят. Это ведь так приятно – чувствовать себе «первосортными» по отношению к бывшим соотечественникам. Но в реальности всё не так просто. Уезжая отсюда дипломированными специалистами, многие из них не могут утвердиться на новом месте (как это произошло с Георгадзе в Грузии) и вынуждены работать посудомойками, сторожами, уборщиками, а признаться в этом «второсортным», на которых они ещё недавно с таким превосходством смотрели, – стыдно, остаётся их ещё больше ненавидеть. Вот и ненавидят. А ведь мечтают же о том, что после смерти их будут читать в России. Кто будет о них помнить в тех же США? Кому они там нужны со своими стихами, рассказами, повестями, написанными на русском? Ну разок пройдёт какой-нибудь памятный вечер на Брайтон-Бич, в забегаловке «У Сёмы», а дальше-то что? Всё равно ведь каждый из них связывает свою «посмертную жизнь» с русской литературой. И, что бы они ни говорили, а хочется им печататься именно здесь, и издавать книжки в российских издательствах, и получать российские премии. Так стоит ли плевать в колодец?