В парижской Опере – Дворце Гарнье – открылась выставка, посвященная легендарному танцовщику и хореографу Рудольфу Нурееву, который многие годы выступал на ее сцене, поставил здесь дюжину спектаклей и одновременно возглавлял ее балетную труппу.
Она приурочена к 30-летию со дня смерти великого артиста, три постановки которого идут здесь и в нынешнем сезоне – новогодний «Щелкунчик», «Дон-Кихот» и «Лебединое озеро». Все спектакли Нуреева – а это главным образом русская классика - на протяжении десятилетий остаются самыми популярными в репертуаре этого театра, основанного более четырех столетий назад.
Беспрецедентный успех Нуреева — танцовщика и хореографа — во многом связывали с одержимостью и фанатизмом, с которыми он служил Терпсихоре. Восхищаясь, видели в Рудольфе «нового Нижинского», называли его «ослепительной кометой». В истории французского балета он открыл целую эпоху.
Петрушка, Аполлон и скупой деспот
В юбилейной экспозиции, наряду с костюмами, эскизами декораций, кинохроникой, немало неизвестных или полузабытых фотографий: Рудольф запечатлен на крыше парижской Оперы – выше некуда. В бурлескном спектакле «Черное и синее» Луи Фалько он боксирует со своим партнером, которого, естественно, отправляет в нокаут. Нуреев, запечатленный в балетах Стравинского «Петрушка» и «Аполлон Мусагет», которые показывал на берегах Сены еще Сергей Дягилев (его именем названа примыкающая к Дворцу Гарнье площадь).
Если верить биографам Нуреева, никто в истории балета не выступал так часто, как он. Случалось, что Рудольф вечером танцевал в Париже или в Лондоне, и в тот же день, умудрялся – благодаря временному лагу - успеть, перелетев Атлантику, выйти на сцену в Нью-Йорке.
Директор парижской Оперы Пьер Берже, который был соратником знаменитого модельера Ива Сен-Лорана, считал Нуреева величайшим танцовщиком прошлого столетия и сравнивал его по масштабам гениальности с оперной дивой Марией Каллас – в обоих было нечто божественное.
- В Рудольфа, несомненно, было демоническое и разрушительное начало, - рассказывал мне Берже. - Нуреев действительно был тираном, восточным деспотом. Он предъявлял немыслимые требования артистам, добиваясь от них совершенства, почем зря матерился по-русски. Однако большинство артистов все терпели и относились к нему с трепетным благоговением.
- Он так много танцевал, соглашаясь на изнурительные гастроли, - утверждал Берже, - прежде всего потому, что любил деньги и был скрягой, - Рудольф получал огромные гонорары и, как сумасшедший, повсюду скупал дома, квартиры, мебель, картины, приобрел даже небольшой остров неподалеку от Капри. Как никто другой, он умел извлекать максимальную материальную выгоду из своей славы.
Тем не менее, в балетном микрокосме у него было немало врагов и завистников, которые принимали в штыки его спектакли, не прощали ему диктаторских замашек, высмеивали его участие в сомнительных антрепризах, его кинороли, попытки дирижировать оркестром.
Имя Нуреева на афише неизменно гарантировало аншлаг. Он был единственны «рок-звездой» балетного мира. Его жесткий стиль правления - «Я хочу – ты должен!» - вызывал скандалы, которые время от времени сотрясали стены Дворца Гарнье. Некоторые артисты, не выдержав давления, уходили. Другие пытались протестовать. Так, забастовка сорвала премьеру «Спящей красавицы» с участием советского танцовщика Ирека Мухамедова – первым за всю историю этого театра.
Фантом Нуреева в парижской Опере
- Фантом Нуреева по-прежнему витает в наших сценах, - рассказывала мне экс-этуаль Элизабет Платель, одна из его учениц, которая сейчас возглавляет балетное училище парижской Оперы. - Дело не только в его постановках. Рудольф был очень русским человеком, впитавшим традиции своей школы, —темпераментным, взрывным, требовательным, который к сцене относился как к сакральному месту или к жертвенному алтарю. Он был одержим творческим безумием. При этом его отличала духовная связь с молодыми артистами. Мы ему все прощали, потому что Нуреев вел нас за собой на недостижимые высоты, к которым сами бесстрашно стремились.
Рудольф сохранял верность балетной классике,- объяснял мне один из его любимых «птенцов» Лоран Илер, который несколько лет возглавлял балет Московского академического музыкального театра им. Станиславского, а сейчас перебрался в Баварскую оперу в Мюнхене. – При этом он брал на вооружение все лучшее, что видел в разных школах. Если ты не подчинялся его воле и не шел за ним, то оставался на обочине.
Сам хореограф любил цитировать фразу знаменитого хореографа Марты Грэхем: «Да, я воровка, но я беру у самых лучших!»
«Ивана Грозного» - в Париж!
Впервые я встретился с Рудольфом Нуреевым в 1989 году в Париже накануне его первой поездки в Советский Союз после того, как он остался во Франции в 1961 году. Его взволновало неожиданное приглашение от Олега Виноградова, директора Кировского театра (сегодня Мариинка) выступить в родных стенах в балете «Сильфида».
Рудольф хотел громко анонсировать свое долгожданное возвращение домой и пригласил для беседы меня, в ту пору собкора «Известий», домой на ужин. Жил он до самой своей кончины на парижской набережной Вольтера в доме напротив Лувра, на котором теперь установлена мемориальная доска. Его апартаменты напоминали антикварную лавку – старинные картины с обнаженной натурой, скульптуры и гравюры, «фарфор и бронза на столе», мебель, ковры, шали. Сам хозяин, укутанный в восточные одежды, с неизменным беретом на голове, восседал по-царски в кресле, как на троне, Прислуживал рафинированный томный красавец, напоминающий раба из «Баядерки».
Артист рассказывал мне о своих бесконечных гастролях по всему свету - случалось, что он выступал до 300 раз в год на разных сценах. Если верить молве, после его премьерного «Лебединого озера» во Дворце Гарнье занавес опускался 89 раз!
Он мечтал пригласить Кировский театр в Париж, а с французской труппой собирался отправиться в Советский Союз, хотел поставить спектакли в Москве и в Ленинграде, а в Париже – шедевр Юрия Григоровича «Ивана Грозного». Сам Рудольф видел себя в «Жизели» на сцене Кировского. «Да, мне уже 51 год, - говорил он. – Но у меня у меня еще есть, что посмотреть - скажем, технику».
«Меня ела поедом «Ностальгия Ивановна»
Продолжая выступать, шесть лет Рудольф возглавлял балетную труппу парижской Оперы. Свою миссию видел в ее обновлении. Для этого он сделал ставку на русский репертуар в собственной редакции и первым делом вернул шедевры Чайковского. В парижской Опере он, по его словам, стремился воссоздать свой идеал – то, каким он хотел бы видеть Кировскую труппу.
- Танцовщики и хореографы всего мира,- объяснял мне Нуреев, - должны молиться на трех композиторов – Чайковского, Прокофьева и Стравинского, без которых балет не стал бы великим искусством, покорившим весь мир.
Нуреев рассказывал автору этих строк, что был далек от политики, но его всегда интересовал Запад: «Я хотел и не хотел оставаться – мешала совесть, что-то скребло в душе, ела поедом «Ностальгия Ивановна… Когда состарюсь, буду вспоминать Россию и плакать.
На следующий день Рудольф позвал меня на репетицию «Спящей красавицы», которая проходила в зале под куполом Оперы – Гарнье - в зале, который сегодня носит его имя (два других зала названы в честь Мариуса Петипа и Сергея Лифаря). Он был то вспыльчив, то насмешлив, порой вел себя по-хамски по отношению к артистам, ругался по-русски матом, то вдруг становился щедр на похвалы. Так или иначе, ему внимали, как пророку.
Будут ли танцевать его балеты завтра?
В последнее время звучат тревожные голоса в отношении завтрашнего дня нуреевского наследия в парижской Опере. Главная проблема в том, что его спектакли стоят очень дорого, их трудно ставить и исполнять – старая гвардия, выпестованная Рудольфом, теперь руководит труппами в разных европейских столицах, а молодежь – в том числе и в кордебалете - далеко не всегда может взять высокую планку, поставленную русской суперзвездой. Есть и другие причины, которые выглядят смехотворно. Следуя духу политкорректности, в некоторые шедевры вносят смехотворные поправки. Так, «китайский танец» в бессмертном «Щелкунчике» в духе времени перекрестили в «танец каскадеров» после того, как неведомые цензоры сочли его «расистским».
Он верил, что танец сильнее смерти
- Для меня Рудольф — герой трагический, какие встречаются разве что в пьесах Шекспира, Расина, Корнеля, - рассказывал мне его близкий друг, знаменитый хореограф Пьер Лакотт. - Он мужественно переносил болезнь и до самого конца ждал чуда, не сдавался, боролся до последнего дыхания. Верил, что танец поможет ему стать сильнее смерти.
Нуреев смертельно больным ставил в парижской Опере свой последний, тринадцатый балет - «Баядерку». После триумфальной премьеры 8 октября 1992 года, когда занавес опустился, его принесли на сцену в кресле. Эту постановку он считал своим завещанием. Артисту оставалось жить три месяца.
Согласно его последней воле, Нуреева похоронили на русском православном кладбище в городке Сент-Женевьев-де-Буа под Парижем. На церемонии прощания русская балерина Нинель Кургапкина, которая танцевала с Рудольфом в Мариинке, читала его любимые онегинские строфы: «…Вздыхать о сумрачной России, где я страдал, где я любил, где сердце я похоронил».
В русском некрополе, где похоронен Рудольф Нуреев, упокоились многие знаменитые творцы, - Иван Бунин, Андрей Тарковский, Дмитрий Мережковский, Константин Коровин, Зинаида Серебрякова. Вечный бунтарь оказался прав: его танец сильнее смерти. Нурееву не грозит забвение. А этот маленький кусочек французской земли с православной церковью давно уже стал немножко Россией.
Юрий Коваленко, собкор «ЛГ», Париж