ПОЭЗИЯ КРЫМА 
Я родился и вырос в Тавриде
Современники, долго ль терпеть
поругание нашей Тавриды?
Мне хватает, – чтоб смог я запеть, –
И любви, и души, и обиды.
Но ведь я не от тюрков терплю,
а от братьев-славян в лучшем виде.
Я безмерно Тавриду люблю,
Я родился и вырос в Тавриде.
Украинская мова певуча,
к ней душой я и сердцем привык,
но на русском в Крыму, на могучем
языке большинство говорит.
Помнит месяц татарское ханство,
лёг туман на вершине чалмой.
Шовинизм – это высшее хамство
в отношении жизни самой.
И меня переучивать поздно,
я не лыком, поверьте мне, шит:
это небо таврически звёздно,
это море по-крымски шумит.
Так сложилось. И, с этим не споря,
надо жить. И не мучить голов.
Ну, представьте-ка, если бы море
позабыло свой говор валов.
Гурзуфский ноктюрн
Бюст Пушкина в Гурзуфе,
ночь шорохов полна.
Уселась, как на пуфе,
на облаке луна.
Залив, где Адалары,
мерцает, как слюда;
негромкий звук гитары
доносится сюда.
И контур Аю-Дага
(смесь мифов и былин)
ласкает нежно влага
немыслимых глубин.
Здесь Пушкин два столетья
назад изжил печаль…
В мечтах преодолеть я
могу лишь эту даль.
Прибой рокочет мерно –
то громко, то слегка;
всё это эфемерно,
всё это на века.
Принадлежу ноктюрну
гурзуфскому и я,
взобравшись на котурны
метафор бытия.
Что ж так осень выглядит устало…
Что ж так осень выглядит устало?
Выпал снег и тает, не спеша.
В поисках вселенского начала
Истомилась чуткая душа.
Бродит ветер, тени поднимая,
Мёртвых листьев нарушая сон.
До конца себя не понимая,
Прошлое глядит со всех сторон.
В мире этом время бесконечно.
Где начало скучных серых дней?
Снег растаял.
Жизнь так быстротечна.
После смерти вспомнить бы о ней.
Парус-2
И удивляя, и врачуя,
Не парус ли мелькнёт вдали?..
Пускай на миг, но так хочу я
Застрять внезапно на мели.
Чтоб никуда не уносила
Времён бессменная волна,
И чтоб во мне дремала сила
И всё-таки была вольна
Решить, когда сорваться с места,
Нащупав ручку под рукой –
Шагнуть из темноты подъезда,
Как будто в буднях есть покой.
На вершине
Шагами отмеряя километры,
Бредём на поднебесный пьедестал.
Туда, где отдыхают ветры
И реет сокол над развалом скал.
Пускай рюкзак оттягивает плечи
И труден путь на горный перевал,
Но нытиков дорога лечит,
Даруя кратковременный привал.
И с высоты заоблачной вершины
Мы, глядя вниз, вдруг истину поймём –
Какое счастье не иметь машины,
А топать по земле пешком!
Терракотовый мыс
Полинялая высь
Над распаханной пашней,
Терракотовый мыс
Под развалиной-башней.
Рядом с ним обмелевший родник,
Шепеляв, как беззубый старик,
Что-то шепчет на ушко букашке,
Что сидит на поникшей ромашке.
Заблудшая душа
Устав от тягостного сна,
Вздохнуло томно побережье.
Мерцая фосфором, волна
Плела из гальки ожерелье.
Ночь уходила не спеша,
Цепляясь тенями за скалы,
Моя заблудшая душа
Вернуться в плоть не успевала…
Таинственный мотив
В названии татарской деревеньки
Мне чудится таинственный мотив.
Щербатые от времени ступеньки
Уводят в вечность, двери приоткрыв.
***
Выйдя из коробок,
Что зовут домами,
Мы пойдём бок о бок
Вслед за облаками.
Будет путь нетруден.
В ярком разноцветье
С милой позабудем
Обо всём на свете.
Проведём с ней день там,
Под бескрайней синью…
Пахнет степь абсентом…
Пахнет степь полынью…
Ветерок невнятно
Что-то набормочет.
Пахнет тело мятой…
Тело ласки хочет…
Засверкает россыпь
Звёзд над головою.
Тихо лягут росы
Белою фатою.
***
Не успел отворчать молочай,
Погружаясь в осенние сны, –
Зацвела в октябре алыча,
Как привет от нескорой весны.
Сразу воздух стал звонок и чист,
Собрались хризантемы в букет,
И задумался бронзовый лист:
Листопаду-то быть или нет?
И вовсю зеленела трава,
И везде распускались цветы,
И в стихи собирались слова,
И ложились стихи на листы…
Отчего зацвела алыча?
Я потом лишь случайно узнал:
Просто к Осени утром на чай
Заглянула сестрица Весна.
***
Так стало пусто вечерами,
Но не дознаться декабрю,
Что эхо шепчет над горами
Ещё взволнованно: «Люблю…»
И мысли, словно снеги, кружат,
И ветер путника сечёт,
И белый свет слегка заужен,
И время долгое течёт,
И где-то тихо и сурово
Ударит в колокол звонарь,
И в памяти всплывает снова:
«Аптека. Улица. Фонарь».
***
Укрыться пледом и молчать,
Совсем не думая о бренном,
И книги редкие листать,
Читая их попеременно,
Где мудрость, правя бытиём,
Гласила истины сквозные.
Но мы придумали иные
И не по правилам живём.
И вновь подсказывает суть:
Не потому ветрище свищет,
Что он чего-то в мире ищет,
А потому, что нужно дуть…
***
Я никогда не попаду в Париж
И не увижу Лувр и Нотр-Дам.
И трубочисты, наклонившись с крыш,
Не прокричат мне вслед:
«Бонжур, мадам!»
Бесцеремонный маленький Гаврош
Мне не всучит газету «Ле суар».
И погулять со мной ты не пойдёшь
На Капуцинов ветреный бульвар.
Монмартр – сочетанье разных муз –
Проснётся утром, не меня обняв,
А встречный легкомысленный француз
Не улыбнётся, шляпу приподняв.
Я не увижу площадь Этуаль
И Эйфелевой башни силуэт,
А Сена для меня – такая даль,
Как молодость, которой больше нет.
Ах, Франция, любви моей звезда,
Где жил Дега и сочинял Рабле.
Как грустно знать, что больше никогда…
Как многое другое на земле.
Поэтам
Живите тише.
Пишите лучше.
Пусть данный свыше
Не гаснет лучик.
Пусть светит в книжках
Он добрым светом.
Любите ближних –
Других поэтов.