В первой половине 1970-х годов в руководстве страны обсуждались две концепции её экономического развития. Первая – косыгинская – предусматривала преимущественное развитие не сырьевых, а перерабатывающих отраслей, особенно в азиатском регионе страны, то есть на базе имеющихся там природных и трудовых ресурсов. Фактически эта концепция представляла собой новый этап индустриализации СССР (первый был осуществлён в конце 1920-х – первой половине 1950-х годов).
Очевидно, что реализация такой концепции требовала крупных, причём долгосрочных, капиталовложений и не обещала быстрого эффекта. Но в тот период социально-экономическое положение СССР по многим взаимосвязанным причинам ухудшалось (гонка вооружений, «холодная война», конфронтация с Китаем, последствия хрущёвской социально-экономической политики, особенно в сельском хозяйстве, и т.д.). Поэтому требовались сравнительно быстрые, точнее – «быстроэффективные», решения по исправлению ситуации. И прежде всего на потребительском рынке, где всё больше нарастал дефицит качественных товаров и услуг.
Но как раз в тот период (точнее, с октября-ноября 1973 года) резко пошли вверх мировые цены на нефть, а с декабря 1973-го – и на газ. Это было связано в первую очередь с тем, что почти все арабо-исламские государства, экспортирующие нефть и нефтепродукты, либо ограничили, либо вообще прекратили на несколько месяцев поставки нефти и газа тем странам, которые поддерживали Израиль. В такой ситуации многие западные страны предложили СССР не участвовать в упомянутом «нефтяном эмбарго», а, наоборот, увеличивать экспорт на Запад нефти и особенно газа в обмен на необходимые для этого кредиты и технологии. Эти обстоятельства сыграли решающую роль в выборе второй концепции экономического развития СССР, сторонниками которой были Брежнев и брежневская группа в руководстве страны, более влиятельные, чем «косыгинцы». Суть этой концепции – наращивание советского нефте- и газоэкспорта (и вообще сырьевого экспорта) в Европу, а с помощью «нефтегазодолларов» – быстрое насыщение внутреннего рынка импортом как высокотехнологичной продукции, так и товаров повседневного спроса.
И, что называется, процесс пошёл. В конце осени 1978-го начал работать первый евроазиатский газопровод из СССР через Украину: Оренбург – Ужгород. Затем были построены, опять-таки через Украину, другие аналогичные газопроводы: Уренгой – Помары – Ужгород, «Союз».
Когда обсуждались вопросы размещения сети экспортных газопроводов на западе СССР, Косыгин, Мазуров, Машеров, Долгих и Катушев (косыгинская группа) предложили принцип «равных возможностей» – равномерное распределение этой сети по территории Белоруссии, Украины и Молдавии, в том числе с учётом фактора минимального расстояния перекачки газа до западной границы СССР, что достигалось прежде всего через Белоруссию. Они считали, что в этом случае руководство какой-либо из этих республик не сможет располагать большим влиянием в советском руководстве и «подминать» под себя другие республики.
Однако победила точка зрения брежневской группы, большинство участников которой были с Украины или долгое время работали там (Брежнев, Подгорный, Гречко, Кириленко, Соломенцев, Тихонов, Черненко, Шелест, Щербицкий). Поэтому свыше 70% протяжённости сети экспортных газопроводов на западе СССР было размещено на Украине, причём в ущерб критериям минимума расстояния перекачки газа и, соответственно, строительно-эксплуатационных затрат.
Тогдашнее украинское руководство приводило аргумент: да, наши расстояния более значительные в сравнении с Белоруссией, зато размещение газоэкспортной сети на Украине положительно скажется там на настроениях, а роль Украины в экономике, да и в социально-политической стабильности СССР, трудно переоценить. Доводы же белорусского руководства «брежневцы» «списывали в архив».
Словом, долгосрочные (если не бессрочные) экономикополитические выгоды экспортного транзита российского газа через Белоруссию оказались слабее влияния Украины и тогдашних украинских властей в руководстве СССР.