Сегодня убить художника легко.
Для этого необходимо знать, что убийства эти с недавних пор поставлены в России на самообслуживание. А ещё нужно представлять себе, что сегодня значит быть подлинным художником сегодня, и что - всего лишь подмастерьем, воплотителем чьих-либо идей. А что же тогда — предвижу вопросы - происходит в наших многочисленных галереях, появляющихся как грибы после дождя? Зачем при таком обилии выставочных пространств себя убивать? Какой именно художник отдаёт свою жизнь на заклание, а какой размножается как саранча?
30 сентября 2006 года умерла Татьяна Щёкина - редкого дара художник и поэт. И событие это заставляет задуматься о драматических, даже трагических процессах, происходящих в социо-культурном пространстве России.
Она умерла незаметно ранним утром, спокойно и тихо, как умирает сама усталость.Возможно, не в силах выйти из путаницы силовых полей некогда написанных ею картин, она решила окончательно в них раствориться.
Так умер Икар Брейгеля, никем не замеченный в утреннем состоянии жизни, как бесполезное существо, красиво упавшее в море.
При жизни Татьяна ничем не владела, кроме своего таланта, мечтала о женском счастье, хотела иметь семью и детей. Да, участники творческой группы, куда она входила, понимали всю необходимость некоего договора о совместных действиях для выхода на определённую социокультурную орбиту. Но у идеологов этой группы были другие, скрытые цели. Как потом выяснилось, внешней стратегией свободного творчества прикрывалась скрытая стратегия секты. Основные её положения: обобществлённая недвижимость (общак), отсутствие семейных отношений и детей, все картины подписываются словом «синтез» и принадлежат организаторам группы.
Обработка членов группы возымела своё действие. Татьяна после вынужденного аборта решила нарушить запрет, стала подписывать свои картины собственным именем, чем и подвигла себя к приговору – медленному отлучению от мечты и падению в одиночество.
Этой акцией она заказала себе самую засушливую в мире смерть.
Её высадили поезда, вечно уходящего в Москву, оставив тихо умирать на берегу Чёрного моря.
Спустя пять лет Татьяна напишет:
Убить – и рассадить убитых слушать музыку.
Убить – и заставить написать пейзаж.
Убить – и долго объяснять убитым
о смысле падающих капель,
о всемирном тяготении,
о множестве оттенков красного в вытекающей
струйке крови,
просто рассказывать о жизни.
Так началась её иная ипостась, включившая хронометр забвения - жизнь внутри смерти. Художник в Татьяне стал отслаиваться как раньше времени созревшая кора. Засуха жизни в полный рост встала у её изголовья.
Она умирала стойко.
Где – то за горизонтом сверкали зарницы и тучи денег проливались золотым дождём. В пустыне Татьяны осадки выпадали редко. После похорон когда-то близкий ей человек обвинил её в коварстве, определив смерть как изощрённую МЕСТЬ Татьяны, забыв о том, что он сам однажды включил таймер мести. Убийство стало естественным течением времени и скрытым желанием тех, кто приговорил себя к жизни. Цены на картины Ван Гога – самоубийцы и великого «мстителя», росли в это время с невероятной скоростью.
Когда время устало убивать художников, художники пошли навстречу времени.
Чтобы гиены выжили, художники, из гуманных целей, стали убивать друг друга.
Так появились «художники-актуалисты», присвоившие себе статус «истинных», и смерть Татьяны можно рассматривать как их очередной успех.
Идеи либерализма хлопали самоубийцам в ладоши. Не только художники стали вымирать не родившись, но и сама русская ментальность начала тотально пересыхать, что чрезвычайно радовало Российскую академию либерального толка. Представители актуального искусства в это время пожимали друг другу руки. Кулик в это время делает дизайн академику Коржеву и презентуется как претендент в академики, Андрей Ерофеев заселяет Третьяковку целующимися милиционерами, а г. Бажанов на деньги налогоплательщиков планирует выстроить для себе и своего окружения небоскрёб, который явится очередным форпостом оранжевого актуализма.
Когда-то Ницше, вслед Достоевскому, констатировал: «Бог умер, грядёт сверхчеловек и великий инквизитор». Поправим Ницше, тогда Бог не умер, его всего лишь опустили до уровня раба.
Эпоха Реформации и всеми нами обожаемое Возрождение нанесли первый удар по идеи Бога и заодно по предназначению художника, который всегда служил всевышнему, был его выразителем.
Человек провозгласил себя богом.
Свершилось отцеубийство.
Людям у власти надоело служить Богу-отцу, иными словами, служить принципу эволюции. Они поставили Бога–отца себе на службу, а равно и всё то, что раньше служило абсолютному началу без посредников - природу и социум в целом.
Затем возникла необходимость идеологически обосновать убийство такого масштаба, радикально поменявшее иерархию человеческих ценностей. Когда веками формировавшуюся вертикаль реформаторы развернули на 180 градусов.
Созданные теоретическая и идеологическая базы, оправдывающие отцеубийство ради Прогресса, поставила своей основной целью убедить человечество в том, что убийство сыном отца – это неизбежная и естественная необходимость дальнейшего развития человечества.
Прежний принцип пирамиды и Вавилонской башни или принцип дополнительности инноваций к уже существующему наследию, апробированному временем, заменяется революционным принципом «до основания, а затем», когда прошлое приходит в состояние противоречия и конфликта с будущим, когда традиция становится тормозом, тяжёлым грузом для стремительного продвижения вперёд.
С этих пор началась атака на ХУДОЖНИКА как прямого визуального служителя божественному началу и создателя всей иерархии эстетических ценностей. Философия и эстетика иконописи постепенно насильственным образом заменяется эстетическими принципами западно-европейских школ, главными задачами которых становится создание визуальных иллюзий – предтеч рекламных образов, способных через визуальное удовольствие становиться проводниками идей гедонизма, телесности и других наслаждений. Одним словом, формула ЧЕЛОВЕК – БОГ заложила генетический код в логику формирования в будущем иного общества– общества потребления.
По учебной программе истории искусства мы помним пример соревнования двух художников Ренессанса, выясняющих, кто из них талантливее. Каждый из них представил судьям задрапированную картину. После того, как была убрана занавеска с первой картины, к ней тут же подлетела птица и стала клевать фрукты, изображённые на ней. Но когда судьи попросили второго художника отдёрнуть занавеску, тот ко всеобщему удивлению ответил, что сделать это невозможно , поскольку занавеска изображена на холсте и является иллюзией. Позднее подобные картины стали называться обманками.
Этот пример ярко демонстрирует приоритет гедонистических задач, поставленных идеологией Реформации, как и возможности воздействия на человека новых эстетических принципов. Обман переходит в кластер эстетической категории. Главное, чтобы этот обман был искусно упакован в оболочку правды, истины, искусства. Теория перспективы научно обосновала необходимость подобного рода иллюзий. Теперь не БОГ посредством «обратной перспективы» как в иконе взирает на человека, а человек смотрит на мир как бог.
В России стилистика иконописи, веками верная своему постоянно совершенствующемуся языку, резко меняется на академический барочный стиль, как якобы более прогрессивный, вытесняет «отсталые условные» формы, уничтожив со временем иконопись как таковую. Средневековый иконописец достиг такого уровня возможностей в изображении, многие из которых были не подвластны ни живописцу Возрождения, ни живописцам других времён и народов. Художник — вспомним «Успение» Феофана Грека - мог изобразить не только видимое, но и невидимое (мистическое пространство), а так же разновременные события, в том числе и высший смысл происходящего, вплоть до изображения четвёртого измерения.
Итак, первое УБИЙСТВО ХУДОЖНИКА свершилось. На место художника пришёл академик - мастер, смотрящий на мир через проём окна. Русской душе было, естественно, тесно в заданных рамках. Этим, вероятно, можно объяснить размеры «Последнего дня Помпеи», «Явление Христа народу» и т.д., хотя они и не решали проблемы идентичности. Русская ментальность, как погребённый временем вулкан, ждал своего часа.
Бунт 14 выпускников Академии оказался первым подземным толчком, оповестившим о тоске по великому прошлому России. Художники взбунтовались, но не смогли обратиться к исторической архетипической памяти, к традициям доромановской эпохи. Они понимали: то, против чего они взбунтовались, есть чуждая русскому человеку идеология, но как должна выглядеть не чуждая - эти понятия уже были утрачены. Да, они отказались от библейских сюжетов, предпочли сюжеты из народной жизни, но не отказались от главного эстетического принципа – восприятия мира через ОКНО
Затем последовал раскол интеллигенции на «западников» и «славянофилов», бессмысленное уничтожение крестьянами дворянских усадеб и, наконец, появление бомбистов – террористов, явление которое до сих пор никто не может объяснить с точки зрения здравого смысла. Выразителями тоски по утраченному и необходимому явилась в этот исторический период целая плеяда русских художников - Нестеров, Левитан, Врубель, Саврасов... Россия так и не приняла ценностей европейской Реформации. Европа понимала, что значит возврат России к своим корням. Она, как прогрессивная страна, порождающая всё новые и новые идеи развития общества, должна была по логике развития их материализовывать. Одну из таких идей, идею коммунизма, удачно экспортировали и материализовали на территории России. Но самое главное препятствие на пути материализации этой идеи была идея бога, опущенная и униженная, она не желала служить делу прогресса.
«Божествам на земле» казалось, что прогресс, разум и рацио смогут заставить мёртвую материю эволюционировать.
Трудно понять каким образом в трещине, образовавшейся между эпохой Романовых и «эрой» коммунистической, появилась возможность прорасти корням, сохранившим древнерусское мироощущение. И как не парадоксально именно в лице русского авангарда эти корни дали буйные побеги. Не заимствование и не попытка «сбросить с корабля современности» русскую традиционную культуру. Это было прямое продолжение культурных традиций доромановской эпохи естественно с учётом изменившейся картины мира. При этом идеология нашего авангарда радикально отличалась от идеологии европейского искусства. В первом случае авангард базировался на соборное мировоззрение русского человека, во втором - на философию индивидуализма.
Именно поэтому творчество Малевича, Кандинского и Филонова можно смело поставить в один ряд с творчеством Андрея Рублёва, Феофана Грека и Дионисия. А творчество западно –европейских художников в один ряд с художниками «Возрождения».
Революция в скором времени поняла, кого она породила.
Художников, как прямых визуальных посредников между богом и человеком, возникших из небытия, надо было снова УБИТЬ.
Уничтожили всех, кто не стал служить власти.
Это были убийства особого рода, это было самое изощрённое искусство убивать.
Убить – и эстетическое восприятие
Убить – и стать злым
Убить – и источник красоты
Убить – и ничего не знать об этом
Убить – и диалектика мышления
Убить – и привыкнуть
Убить – и железная логика
Убить – и привязаться друг к другу
Убить – и формальная красота искусства
Убить – и почувствовать себя не совсем одиноким
Татьяна, конечно, писала не об этом времени, она писала о предавшем её человеке.
После Сталина убивать художника отпала необходимость – корни перестали давать побеги.
Коллективное и личное бессознательное захлопнули свои створки. Красота потеряла последние ориентиры и вышла в короткой юбке на обочину дороги. Наступило время сорняков – в виде андеграунда, подпольного искусства и официального левачества, что являло собой жалкое подражание всевозможным европейским и американским измам.
В это пустынное, безветренное время пробиться к корневой системе, тем более в одиночку, и в здравом уме было невозможно. Бессознательное, посредством которого это можно было сделать, достигло плотности «чёрных дыр», в них проваливалось всё подряд и ничего не возвращалось обратно. Слои древние погружались ещё глубже, близкие к поверхности превращались в бетон.
... Татьяна осталась одна на берегу Чёрного моря, осталась одна жить в пустой раковине, машинально продолжая писать на песке стихи для своего последнего сборника «Пособие по убийству». В 1995 году Тона соберёт эти стихи вместе, сверит их со своими отпечатками пальцев, сошьёт толстой ниткой и бросит в лицо пространству. В лицо, где смерть уже поставила свою метку, и она же позволила Татьяне
выдать свою смерть за чужую.
в последнюю минуту пролететь над нею,
не думая о камнях внизу, о крови, о двух – трёх
раздавленных ящерицах, о брызгах воды и перепуганной рыбе…
Татьяна Щёкина постигала истину не через свод небесный (ноосферу), а через тартар – метафизику всего живого, не через светлое начало, а тёмное. Там, обращаясь к своим снам, интуиции и чувствам она понимала себя и все остальные живые существа, как единую страдающую сущность.
Она не принимала человека, который решил отказаться от служения истине, высшему началу и поставил себя в центр Вселенной, провозгласив себя главной ценностью мира.
В начале 20-го века в России под прикрытием революционной неразберихи появился на свет «Чёрный квадрат» Малевича – икона будущего как называл его сам художник, идеальная форма, вобравшая в себя три до сих пор непримиримые ипостаси – мироощущение ЗАПАДА, дух РОССИИ и антииндивидуализм ВОСТОКА .
Чёрный цвет –цвет жизни на востоке, квадрат –с имвол технического и рационального начала на Западе, для России – это окно в космос и одновременно основание пирамиды, соединяющей в своей вершине западный индивидуализм, российскую соборность и восточную медитативность. Это - пирамида, которую необходимо построить всем, чтобы выжить, где главные противоречия настоящего обречены на слияние в её вершине – в начале всего сущего.
Итак, Новое время УБИЛО художника средневековья, на Руси - ИКОНОПИСЦА.
Время коммунизма уничтожило ХУДОЖНИКА авангарда
И эта война идёт до сих пор.
Рухнул коммунистический строй – эпилог очередной революционной атаки на русскую неискоренимость. В ход пошли «оранжевые» идеи – идеи уничтожения культурного фундамента России..
Первое, с чего началась атака «оранжевых» - это стремительное присвоение идей русского авангарда западноевропейскими культурными институциями.
Поскольку ХУДОЖНИК был давно уничтожен, а базовые ценности русской культуры остались, то удары были направлены на основные опоры этих ценностей: православие, древнерусское культурное наследие, великую русскую литературу (достаточно вспомнить, «биенального» Л.Н. Толстого, обгаженного курами) и главную опору - образ России, которая несмотря на все лишения по-прежнему продолжает поставлять всему миру выдающихся людей во всех областях человеческой деятельности.
Целая серия выставок «Острожно, религия!», рубка топорами православных икон на международной выставке в Москве, скотоложество и публичный онанизм в присутствии детей у основании храма Христа Спасителя, Собака Кулика, а также господин Ерофеев с его потугами выдать низкопробные карикатуры за искусство — изрядная лепта во внедрение разрушительного 
вируса глобализма.
Неслучайно в самом начале либеральных реформ актуалисты присваивают «Чёрный квадрат» и покрывают им Красную площадь. Таким образом они заявляют о своих планах на будущее – покрыть чёрным покрывалом всю страну, чтобы старые корни не пустили ни одного побега. Сегодня эти планы осуществлены: созданы необходимые институты, утвердившие отсутствие возможностей воскресения ХУДОЖНИКА и констатирующие полную победу актуального «арта», победу интеллектуального ёрничества, победу клонированных западных сэкенхендовских идей, победу импотенции и неспособности творить собственное искусство, рождать собственные мысли, возродить собственное мироощущение и, в конце концов, воссоздать собственные ценности, которые были бы необходимы всем.
, член Московского Союза художников