Лирик слова
Михась Стрельцов родился 14 февраля 1937 года в деревне Сычин Славгородского района Могилёвской области. После окончания Белорусского государственного университета работал в еженедельнике «Литература и искусство», в журналах «Полымя», «Маладосць», «Неман».
Судьба отпустила ему немного времени. Весной 1987 года Михась Леонович уже тяжело болел. Но сумел подготовить «Избранное: проза, поэзия, эссе». 23 августа того же года его не стало.
После Михася Стрельцова белорусская поэзия и проза уже не могут быть такими, какими были до него. Это совсем новый лирико-философский уровень. Присутствие такого творца определяется не только тем, что он сам оставил в наследие, но и тем, что пишут и ещё напишут его преемники.
(1937–1987)
Вместе с людьми 
Я мало видел белый свет,
Но и на море, и на суше
Живых людей живые души
В моей оставили свой след.
То след целебный, то от боли.
Но человеческой беды
В минуты горестной неволи
Там чаще всё-таки следы.
Удачи или неудачи,
А душу как-то уберёг,
И всё ж тебя переиначил,
Мой болевой тогда порог.
С тобой сближал я
свет неблизкий,
Чтоб сердца голос не забыл…
Для боли чьей-то был он низким,
А для своей – всё выше был.
***
Не ославлю – оставлю
Дом, что скроет гора.
Всё, что памятью славлю, –
Пусть развеют ветра.
Разве ж так вот не можно?
Где постелется тень
От копы придорожной,
Там и будет постель.
Хоть на Щару, на Пину,
Хоть на Птичь, Вилию
Или на луговину
Тайно слёзы пролью.
Чтобы паром летучим
Вознеслись над рекой,
Чтоб сдружились там с тучей
Толокой, толокой, –
И чтоб кони кричали,
Вдруг предчувствуя гром,
Чтоб на дальнем причале
Содрогнулся паром!
***
А за селом, в уединенье,
Осенним днём услышишь ты,
Как ветер вновь на отдаленье
Завоет аж до немоты.
И что ни жалости, ни боли
Не предназначено ему,
Коль волю по своей же воле
Готов бесславить, как тюрьму.
И ни прощания, ни встречи,
А только ужас бытия…
О страсти, что ему перечит,
Поёт невнятно, как дитя.
Внезапно содрогнётся сердце,
Уже лихой страшась межи,
И так захочется погреться
У тёплой собственной души.
Отечество
Приду с двора и сяду у огня.
Дрова пылают. Срублена капуста
На грядах…
Вновь благословенье дня.
А в поле – сумрак, сиверко и пусто.
Взойдёт луна. Я выйду на порог.
Всё в лунном, всё
в немом оцепененье:
И даль, и воздух… Серебрится лог
За сажалкой – на нём
струятся тени.
Родимое моё! Как долго я к тебе
Шёл от путей всё чаще
бездорожных…
О, эта радость осени в судьбе!
Огонь.
Чугун.
И угли, и треножник.
***
Наступает пора
Для итогов и меток –
Посидим у костра,
Помолчим напоследок.
Затевайся, огонь,
На грехи и на вины!
Робко заболонь тронь
И коснись сердцевины.
Надо ли нарекать
На безлюдье, бессчастье,
Хоть недолго и ждать,
Чтобы угли погасли.
Ты дары раздари –
Чем година плохая?
Ах, как славно горит,
Как высоко шугает!
***
Вода в осеннем роднике
Полна зловещими огнями,
Из глубины, как вдалеке,
Глядит уныло небесами.
Судьбу напомнила сейчас,
Хоть память вряд ли в ней живая…
Я спохватился и обтряс
Жуть, дрожь её не принимая.
Я повернулся и быстрей,
Пошёл, но тучи нависали
И не прозрачней, не светлей
Судьбу мою собой писали.
И дальний лес, и близкий луг,
И в меркнувшем багрянце поле, –
Всё, что вдали и что вокруг,
Сбывалось той судьбы неволей.
Молчало дальнее село,
Утихло в отдалённом гуде
Всё, что быть памятью могло,
И не одной, а многих судеб.
А показалось: этот день,
Чей свет покорно догорает,
Не оставляя мне надежд,
Со мною вместе умирает.
***
В зеленоватых красках небо
По-над багровым блеском туч.
А здесь так постно, так нелепо
Меж крон осенних, как меж круч.
Есть утешение такое –
У самой пашни на краю
Своей ореховой клюкою
Бренчать по серому былью.
Когда во всём
с простором сходство,
Когда такой подмёрзший луг,
Когда такое вдруг сиротство,
Такая жалостность вокруг.
Когда, как листья, отрясаешь
Года на зябком рубеже,
Когда до боли ощущаешь,
Как много лишнего в душе.
О, ранний вечер охладелый,
Опустошенья серый час!
Что переспело, отболело,
То пусть обходится без нас –
В часы терпенья и надежды,
В часы терпимости одной,
Когда зловещее, чем прежде,
Метель дохнула за спиной.
***
Разбуди меня рано-раненько,
Прибери меня ты старательно.
Выйду из дому – повзираюся,
С тем, что близко мне,
распрощаюся.
Не туда пойду, где лишь хвощ растёт,
А туда пойду, где чебрец цветёт.
Шумом-явором, цвет-калиною
Мне дороженька соколиная.
Встречу счастьице –
не кляни меня,
Встречу горюшко – не зови меня.
Жили мы с тобой в грусти да
в клятьбе.
Мне дороженька – а покой тебе.
***
Наверно, гуси на беду
Кричали – журавли молчали,
Когда в дороге череду
И зим, и лет моих встречали.
Казалось, аисты на луг
Послами шли, хранили тайну.
И полнился мой мрачный слух
Своею тайной, жизнью данной.
Уже и сердце обняла,
И пронизала скрытно сила.
Не парусов уже крыла
И вознесла, и уносила.
Тогда на землю глянул я,
Где оставались человеки,
И понял: жить мне, лишь любя
Всё те же поймы, те же реки.
Что только миг – и вновь тебе –
Ни возвращенья, ни надежды,
Что будешь плакаться судьбе,
Но без прощения, как прежде.
Чего хотел, чего хотел
И что опять со мною сталось?
Мне снилось – сам я улетел,
Душа же здесь моя осталась.
Ноктюрн
Над краем этак мило-мило
Весною солнышко всходило –
Светился лист, светился свет.
Для сердца был не отстранённым
И был душой благословлённым
Тот птичий свист
и травный цвет.
А утром вежливо, учтиво,
Едва разбужено, сонливо
Луч трепетал, туман скользил,
И тем лучом, как обручённый,
Надеждою позолочённый,
День проходил, день проходил.
Так и не лгите, так скажите,
Что перепёлка смолкла в жите,
Что осень листья намела
И что-то в мире всё ж случилось,
И что-то в мире не свершилось –
Черёмуха в нём отцвела.
Перевод